Сказание о древности русской

Глава 1.

Сказание древнее, говор старинный: вы уж простите, если собьюсь.

Глава 1.

Уж не во городе ли Муроме, ни во селе ли Карачарова.

То не помнит никто, где случилось сие.

Жили-были мужик да баба, долго жили, праведно, была у них любовь крепкая и одна на весь век. Сами были ещё не старые, и всё бы хорошо, да вот только деток у них не было. Мужик с утра до ночи в поле работал, трудно было одному хлеб свой выращивать, каждый день рубаха потом солёным омывалась, лицо пылью степной покрывалось. Баба по хозяйству, за скотиной ухаживала, порядок в доме соблюдала, да обед готовила, и мужу в поле носила.

Каждый день мужик в храме заутреню стоял, просил всевышнего послать им дитя, бабе счастье материнское ему наследника, и помощника в работе. Время шло, годы летели, и услышал молитву всемогущий, и послал им дар свой. Родила вскоре баба сына, да не простого, а богатырского, крупный был мальчик, аж четыре с гаком килограммов новорожденный весил. Велика тогда в семье была радость, много благодарили они создателя, и сельчан не забыли, отпраздновали рождение всем миром.

- Бог дал нам сына, – сказал мужик бабе своей.

- Посему нарекаю его Богдан.

- Хорошее имя, - с ним она согласилась.

И всё-то у них как у всех стало, мужик работает, баба по дому старается, да с ребенком нянчится. Быстро рос мальчик, ещё в детские годы удивлял родителей силой, да ловкостью своей, всё у него быстро получалось да умело. Учение всякое, давалось ему легко и скоро. А уж в юности, он одной рукой с конем управлялся, в поле отцу помогал, и был ему подспорьем добрым в работе тяжёлой.

Случилось так, что в ту пору, появилось на земле Русиче лихо не чистое, и летало оно везде, пугая народ деревенский, да наводя страх в городах. Былые сказывали, будто криком кричит не человечьим и шум как из звуковой пушки, так что кто слышал в страхе бежали, а оные, замертво падали. Много людей приходило в те времена, и рассказывали о страхе том, говоря, что спасения нет, лишь уши заткнуть с силой такой, что б оглохнуть. С тех пор бабы на голову стали платок толстый повязывать, а мужики шапку овчинную носить. И было в местах, где жил Богдан с родителями, до поры до времени спокойно, лишь народ пришлый россказнями разными стращал.

Но настал тот не добрый день, когда пошёл мужик в поле трудиться, Богдана с собой взял, и работа у них лихо спорилась. Отец сохой правил, сын коня вел, день безоблачный был и к полудню близился. Как вдруг, подул сильный ветер, и какой-то он был ледяной, да сильный такой, что и с ног валил. Деревья качались, задевая друг друга, с них листва облетала и мелкие ветки, это кружилось и неслось как стрела, больно било в лицо и по телу. Тут сразу стемнело, тучи чёрные и багровые понеслись словно кони, аж до самого горизонта, на землю мрак опустился. Гул неистовый разнесся, сотрясая, что есть вокруг. Забурлило у мужика в животе, затряслось тело, в голове словно колокол загудел и вся внутренность просилась наружу. Обуял его страх, что раньше не знал, и руками, дрожащими натянул он скоро шапку на уши, да прижал что есть силы. Богдан поспешил за отцом, сделал всё в точности, только конь без шапки остался. Взбрыкнул он испуганный шумом неслыханным, да и угодил в спину Богдану копытом, без чувств он на землю упал.

Шум ужасный вскоре прошёл, небо ясное, солнце светит опять. Отец распрямился, снял шапку, и уши освободил, глядь, а Богдан на земле без движений, словно мёртвый лежит.

- Ах ты, Боже ты мой, что с тобою сынок? - поднимает сына, трясет, по щекам постукивает, обнимает да слезами горькими омывает.

И душой, и телом страдает мужик, рвётся сердце наружу от беды такой. Не было для мужика страдания страшней этого, вырвался у него из груди стон, и мольба о помощи. В этот самый миг и открыл глаза Богдан, только видно, что плохо ему, с лица побледнел, тело вялое. Отец подхватил его да поставить старается, но ноги как ватные, не держат его. Уж тогда запрягает телегу мужик и везёт сына домой. Ведёт мужик телегу, а сам проклинает себя последними словами, да приговаривает:

- Вот я дурак, сына не сберёг, за себя испугался.

Как увидела мать, что отец сына домой на руках несёт, всполошилась, и давай причитать да плакать. Ноги её от горя подкосились, упала она на колени и льёт слёзы горькие на сына. Богдан встать не может спина сильно болит, а сам говорит с матерью, успокаивает, да слёзы ей утирает. У матери от ласки такой сердце в клочья разрывается, никак успокоится, не может. Нет для неё сейчас ничего кроме сына родного, и готова она собой пожертвовать, лишь бы он был здоров.

Кое-как мужик уговорил её, уложили родители сына в кровать. Пошли к знахарке за помощью, была у них в селе такая, всем помогала, хворь всякую лечила и сглаз снимала. Привели её в скорости да стали ждать в надежде, что поднимет сына на ноги, избавит от беды нежданной. Долго знахарка Богдана смотрела, руки ноги трогала, с боку на бок поворачивала, кричал он сильно от боли чуть сознание не потерял.

- Ну, что старая скажешь, – с нетерпением спросил отец.

- Пока ничего.

- Положите его на печь, пусть спину погреет и полежит спокойно.

- А там видно будет, что дальше делать.

Не сильно утешила она родителей, да делать нечего поступили как сказала, и стали ухаживать за сыном. День и ночь молила мать всевышнего об исцелении сына, отец в храм каждый день ходил, свечу ставил о здравии. Много дней лежал сын без движения, родители уж отчаялись и потеряли надежду. Но всему своё время, знахарка стала поить Богдана травами и примочки целебные делать. Боль утихала, сын сам стал с боку на бок поворачиваться, вот только ноги продолжали не слушаться. На руках Богдан стал таскать тело своё, ползая по дому, умудрялся на лавку забраться, руки с каждым днем крепли, на улицу стал выползать, да отцу помогать в чём мог.

Сердце родителей радовалось, глядя как сын двигаться начал и слезами горькими омывалось, что встать не может. По ночам часто оба плакали в подушку, что бы сын не услышал. А Богдан не унывал, каждый день чем-то удивлял родителей, вскоре одной рукой мог себя за стол посадить, и откуда только ловкость да сила в нем такая бралась. Помогая родителям во дворе, скотину в хлев жердиной длинной загонял, управлялся ей так легко и ловко, словно хворостину в руках держит. Топором наловчился дрова колоть, с одного удара пень пополам разбивал. А поленья как в сказке, налету ровно в стопку укладывал.