Сказка чужого мира

Сказка чужого мира

- Скорость, с которой создаются и рушатся миры, никогда и никем не просчитывалась, но всегда считалось, что она умопомрачительная. Как минимум, она быстрее скорости мыслей. Длительность жизни миров не предсказуема: вот он есть, а вот его нет. Год, месяц, тысячелетие, секунду – всё это не о длительности жизни миров, все эти рамки для них более чем условны, подпорки они для человеческого сознания и не более.  Сегодня я расскажу вам об одном из миров, об одном из любых миров, - начал учитель и, как это бывает, перед долгим рассказом, замолчал, то ли вспоминая, то ли придумывая, то ли молясь неведомым нам богам.

Все знали о том, что Бог или даже Боги, которым покланяется он, не ведомы никому из нашего племени рослых и весёлых. Какие-то Боги жили в домах с крестами, куда уводили немощных стариков, какие-то в глазах блестящих статуй сидящих со сложенными руками людей, расставленных в беспорядке в лесных зарослях теплых краёв, какие-то под огромными куполами, увенчанными полумесяцами. Нам это было всё равно, мы не верили в Богов. Как сказал бы учитель, мы не находили их в себе, а реальность существующая вне нас не давала поводов, чтобы в них верить.

Мы любили слушать сказки учителя. Все любили. Хорошо было вот так сидеть на гидрокресле,  дышать на экопластик стакана со смальтой, смотреть на играющий огнём экран тепловой пушки и слушать сказки учителя Валу. Он был самым старшим из Поколения Закрытий, а потому не мог передвигаться сам даже на летающей платформе. Он ждал, когда кто-нибудь ему поможет нажать на кнопку автоуправления, чтобы добраться до кровати. Я и сам ни раз помогал ему в этом. Не жалко!

- Валу! – позвала Настэ чуть слышно, и потом прокашлявшись громче, – Валу!

Он взглянул на неё, улыбнулся и продолжил:

- Сегодня я расскажу вам о мире, в котором мог или может оказаться любой из вас. Это мир… а в прочем вы сами дадите ему название.

+++

Четыре звездочки выстроились в виде ромба, самая яркая указывала направление. Он никуда не торопился, он знал, что как только порозовеет полоска над горизонтом, ему надо будет остановиться и передохнуть, а сейчас только вперёд, изредка поднимая голову на звёзды.

Рубашка на груди и спине промокла от пота, брюки напитались росой и прилипли к икрам, в неглубоких открытых сандалиях хлюпало. Торопиться не имело смысла, но он шел так быстро, как только мог себе позволить. Высокая трава клонилась перед ним, обнимала его колени.

Ему не было дела до того, что остается позади, у  него не было в голове ни одной лишней мысли, он чётко знал, что он должен устать до изнеможения, чтобы получилось уснуть в предрассветном холоде.

Еще вчера он был простым рабочим, который трудился на благо своей большой многодетной семьи на погрузке больших океанских барж в порту Ханты, но сейчас он не знал, кто он и куда приведёт его дорога через бесконечные заросшие травой поля. Он бежал от самого себя, от того, что встретил дома, вернувшись после долго утомительного понедельника. Именно в тот вечер, он, увидев дымящиеся обломки, которые некогда были скромным домиком для всех его четырёх младших братьев и пяти старших сестёр, для инвалида отца и маленькой пухленькой всегда как будто смущённой матери, ушел по направлению главной звезды в созвездии Быка.

Наверное, было глупо вот так уйти, не узнав ничего о том, что произошло, не выслушав фактов, которые сквозь бесконечные всхлипывания пыталась ему передать соседка. Он понял главное, то, что было ясно и без слов. Они все были там, от старшей сестры Лизы, что возвращалась незадолго до него с завода, до младшего Севы, который каждый вечер подскакивал к нему кузнечиком, вопрошая, пришла ли бригантина Ласка, хотя и знал, что до поздней осени та не вернётся. По какой-то иронии судьбы он один пришёл домой слишком поздно и не смог уйти вместе со всеми туда, где ничего уже не важно. Только он один задержался на двадцать минут по дороге, чтобы починить у еврея-сапожника ремешок своих сандалий.

Глупая случайность – портовый приятель во время обеда подбрасывал свой нож и уронил его прямо на стоящие рядом сандалии, пока те ждали своего хозяина из душа. Небольшая перепалка и вот он отдаёт треть заработка за день в возмещение утраты. На эти деньги можно было не только починить пораненный ремешок, но и выпить в баре стаканчик пива. Последнее пришлось отложить, так как сапожник слишком долго возился с починкой.

Петр еще долго мог корить себя. Он снова и снова прокручивал в голове последовательность событий того вечера, и никак не мог понять, почему же его лишили сразу всех.

Когда рассвет начал поднимать свою голову, поле закончилось, и перед ним вырос лес. За развесистыми лапами елей в темноте сырого, пахнущего грибами и плесенью леса, виднелось покосившееся строение. Не замедлив своего движения, Петр попытался пройти в густые заросли, но могучие ветки спружинили и мягко вытолкнули его обратно.

Он сделал еще шаг, но опять не смог продвинуться дальше, чем могли прогнуться ветви. Нужно было искать другой вход в лес, но вместо того, чтобы свернуть и пойти кромкой, он упал на колени и закрыл лицо руками.

Спустя минуту или две из-под мозолистых ладоней послышались всхлипывания, а следом за ними с локтей и росяную траву покатились и крупные солёные капли. Он рыдал, громко, взахлёб, как ребёнок, упавший с самоката и разбивший коленку.

Полностью отдавшись своему горю, он не смог увидеть или услышать, как стукнули ставни избёнки, как из не плотно закрывающейся двери сначала выполз ствол охотничьего ружья, а за ним две высохших руки, затем осторожная маленькая головка, обвязанная расшитым красными петухами платком, а за нею и вся жалкая, напряженная старушка.

Она торопливо и почти бесшумно просеменила до просвета в ельнике, и опустила ружьё стволом в землю. Постояв так еще пару минут начала что-то быстро шептать и вскидывая правую руку касаться своего лба, плеч и живота.



Отредактировано: 29.10.2015