Сказка о Крысолове

1

Однажды давным давно, на город Мейнд напали крысы. Полчища чёрных зверьков наводнили каждый дом, каждый двор и каждую улицу. Они не боялись ни людей, ни кошек, ни собак. Даже днём люди боялись выйти из своих домов. Крысы стали хозяевами города.

А следом за крысами пришла их верная подруга Чума. Она затаилась в холмах вокруг города и выходила оттуда на свою охоту. На улицах зажгли чёрные дымные костры, но они не могли остановить скорбную жатву Чумы.

Горожане отчаялись, и князь Мейда объявил награду в четыре сотни золотых талантов тому, что спасёт город от крыс. Многие пришли к нему, но никто не смог справиться, и попадал в чёрные руки Чумы. Мало кто отваживался приходить в Мейнд, и прежде людные дороги стали зарастать сором. 

В один день по восточной дороге в город пришла дудочница в пёстром потрёпанном платье. Увидев на дорогах полчища крыс и услышав о награде, она пришла к князю и предложила ему избавиться от напасти. Князь ей не поверил, но, отчаявшись, согласился отдать четыреста золотых талантов, как и обещал.

Тогда Дудочница вышла на городскую площадь на берегу реки, достала из-под плаща серебряную флейту и заиграла. Крысы, услышавшие звуки музыки, как зачарованные, принялись стекаться к ней. Дудочница пошла, приплясывая и играя, а крысы следовали за ней. Она спустилась к реке и вошла в воду по колено. Зачарованные крысы стремились к ней, пытались плыть, цеплялись за спины своих сородичей и тонули. Воды реки почернели от тушек утонувших зверьков, а на их место шли новые и новые, пока  вода не унесла последнюю крысу.

Горожане выглянули было из своих окон, но тут раздался треск и стук. Сама Чума, услышав звуки серебряной флейты, вышла на берег, размахивая чёрными руками. Дудочница не испугалась Чумы. Она выскочила из воды и пустилась в пляс, не бросая игры. Она и Чума закружились вокруг друг друга в весёлом танце. Дудочница играла и ловко перебирала ногами, и не давала Чуме прикоснуться к себе чёрными руками.

Они танцевали три дня и три ночи, не останавливаясь, пока не вышли из города и не подошли к краю земли. Чума взглянула вниз, увидела сияние Океана, и у неё закружилась голова. Тут Дудочница вывела весёлую трель и закружилась на месте. Чума попыталась повторить, но оступилась и упала в пропасть. Только зазвенели вдалеке её чёрные кости. С тех пор Чумы никто не видел в Мейнде, и куда она упала, знает лишь сама Плерома, если бы обрела дар речи.

Дудочница вернулась в Мендей. Люди, обрадованные уходом крыс и Чумы, уже не ожидали возвращения своей избавительницы. Дудочница вошла в дом князя и потребовала свою награду. Князю же, освободившемуся от напастей, обещанная награда показалась слишком большой. Он посмотрел на сложенные золотые таланты и его обуяла жадность. Князь отказал Дудочнице, обвинив её в мошенничестве.

— Ты одета в лохмотья, а играешь на серебряной флейте. Наверняка ты украла её у истинного хозяина. Убирайся из моего города, пока я не спустил на тебя собак!

Дудочница ничего не ответила и вышла из дома князя. Она снова достала свою флейту и заиграла. В тот же момент дети города, все, кто был младше двенадцати лет и мог ходить, принялись стекаться к ней, как до этого крысы. Взрослые же остолбенели и не могли их остановить. Они могли лишь смотреть, как под звуки весёлой трели их дети смеялись и танцевали вокруг Дудочницы. Не переставая играть, она ступила на восточную дорогу.

Дудочница увела детей далеко на восток. Когда колдовское оцепенение спало с горожан, они кинулись в погоню. Но им не удалось найти ни следа Дудочницы или детей. Никто в соседних землях не видел их и не мог припомнить, чтобы кто-то приходил мимо них  в Мейнд и обратно.

Горожане вернулись домой ни с чем. Они постановили узнавать у всех чужестранцев, проходящих через город, не видели ли они их детей, а в доме князя в подвале сложили сорок золотых талантов ждать возвращения Дудочницы. Но ни она, ни дети, не вернулись ни через месяц, ни через год, ни через столетие. 

Я повернулась к окну, когда поезд покинул безвременье Океана и выехал на зелёные земли Мендлея. Моя собеседница — высокая женщина с длинными чёрными волосами до пояса и в красном пальто — поднялась на ноги и ушла в тамбур, пощёлкивая зажигалкой. Поезд въехал в расщелину между холмами. Склоны были расчищены от деревьев и кустов, а по гребню высажен ряд берёз. У меня из головы немедленно вылетела и моя собеседница, и о чём мы разговаривали.

Мендлей.

Впервые за семь лет я наконец-то была дома.

Локомотив медленно полз вперёд. Я не удержалась и открыла окно, впуская в вагон запах угасающего лета. Проводники пошли между рядами лавок, забирая стаканы и объявляя о грядущем пограничном досмотре.

Я, как они и велели, положила свои вещи на краю лавки у прохода, сверху сложила документы и убедилась, что у меня не осталось вещей, которые могли бы вызвать у пограничников подозрения или представлять для них угрозу.  Мендлейцы очень гордились своей сытой и благополучной землёй, и не любили, когда её топтали чужаки.

Поезд въехал на пограничную станцию. Пассажирские вагоны отцепили и отогнали на закрытую платформу. Пассажиры тоже заволновались и потянулись за документами.

Наша сцепка встала в тупике. За окном на платформе замелькали фуражки пограничников. Я ощутила лёгкую дрожь в пальцах, как всегда бывало, когда я волнуюсь. Пограничники вошли в наш вагон с двух сторон. Одни проверял документы, второй смотрел по сторонам. Лица были очень недружелюбными. И хотя у меня были все необходимые документы и сама я была рождена и воспитана в Мейнде, мне стало не по себе. Интересно, не сделали ли семь лет в Рахе меня чужачкой в глазах соотечественников? Мейндцы, как бы мы не отрицали этого факта, страшно высокомерны. Даже Норнал, плоть от нашей родной земли, считался чем-то второстепенным и незначительным по сравнению с самим Мейндом и его тысячей каналов и водопадов.