Сказка об одном фонарном столбе

Сказка об одном фонарном столбе

Сказка об одном фонарном столбе.

Знаете ли Вы что-нибудь о фонарях? Должно быть, многие до сих пор в серьёз полагают, что это всего лишь столб с лампочкой на конце, который ставят на улице для того, чтобы люди не заблудились в темноте. Его зажигают по ночам, а днём же он – просто привычный атрибут улицы, годный лишь для того, чтобы наклеить на него объявление о пропаже собаки или продаже велосипеда. Что ж, Вы были бы правы, если б так не ошибались. Я хочу поведать Вам историю, или, скорее, рассказать сказку об одном фонарном столбе на перекрёстке трёх полутёмных дорог, дабы пусть и на малую толику развеять Ваши заблуждения. И так... Сядьте поудобнее, закутайтесь в тёплый плед, возьмите кружку горячего шоколада и приготовьтесь слушать.

Спускалась зимняя ночь. Но не такая обычная и холодная, какой она предстаёт по ту сторону окна тёплой квартиры, а совершенно иная, незаурядная, новая. И пусть каждая ночь рождается своеобразной, многие из них до неприличия похожи одна на другую. Но только не эта. Она спустилась на мир ажурным снегопадом и царственной, уже монументальной тишиной.

Этот фонарь стоял на перекрёстке трёх дорог в тихом, почти безлюдном парке. И так потрясающе сильно его прямой, чёткий контур подходил картине размытой снегопадом ночной аллеи, что не оставалось сомнений... Если бы этот фонарь мог любить, он, несомненно, любил бы это место больше всех остальных. И даже если равнодушные проектировщики вдруг соизволили бы предоставить ему выбор, где стоять, фонарь, будь он живым, разумеется, ни на какие сказочные многолюдные улицы Парижа и Нью-Йорка не променял бы этого перекрёстка. Пусть и был он освещён одним только его золотисто-желтым сиянием.

Хотя, право, за что это место можно было так сильно любить? Оно такое же обычное, как и всё в этом парке, однако, всё же отличается. Прямо от подножия фонарного столба расходились в разные стороны три дороги. Первая – её даже нельзя было назвать дорогой, а скорее тропинкой, вела меж высоких кустов по укромным уголкам к одной из главных аллей парка. Вторая – прорубленная в короткой полосе леса, соединялась с другой просекой, и тоже вряд ли считалась дорогой. Скорее перемычкой, перешейком между двумя сторонами леса. И третья – самая широкая из всех, шла по окоёму деревьев до поворота, и пролегала между лесом и широким, почти идеально вписывающимся в квадрат пустырём... Где всегда устраивал танцы ветер.

Из всех трёх дорог фонарями освещалась только одна – последняя. По ней тянулась череда таких же высоких фонарных столбов с романтичным, проникновенно-золотистым светом. И наш фонарь – неизменный герой этой сказки, был самым последним из них. Он словно бы освещал путь в никуда.

Наверное, если бы мог этот фонарь чувствовать, он иногда ощущал бы себя одиноким и бесполезным. Прохожие, настроенные на романтичную прогулку по ночному парку при свете фонарей, часто разочаровывались таким скорым окончанием аллеи, и просто не считали нужным доходить до границы света последнего фонаря. Часто они останавливались у предпоследнего, немного обиженно, словно бы кто-то виноват в этом, спрашивали сами себя или друг друга: «И это всё?», а потом разворачивались и уходили, сетуя на халтурящую администрацию парка или управу района. Но так было не всегда. И уж определённо не сегодня, ведь, как я уже сказала, это была совершенно необычная ночь.

Снег кружился с ветром в мерном танце, шумели кроны деревьев, и даже близкий гул машин и наземной станции метро не долетал до этого места. Здесь царил покой...

Вот мимо последнего фонаря пробежала девушка в лёгкой куртке с изящной собакой на поводке. Овчарка, а это была именно она, даже не соизволила повернуть морду в сторону последнего источника света, а уж бегунья тем более. У неё был свой налобный фонарь, белый, пронзительный и мёртвый. Не самая лучшая защита в темноте, но для той дороги, куда она свернула, и этого вполне хватит. Тем более, у неё есть собака, а Они не любят собак.

Зигзагами между снежинок, оставляя путаную дорожку следов на снегу, мимо фонаря прошествовала весёлая компания. Двое мужчин, любовно обнимаясь с прозрачной бутылкой, горланили песни без рифмы, ритма и смысла, но и такое здесь было не редкостью. Хмель всё же отвёл пьяниц от подножья фонарного столба, что не могло не радовать. Порой, фонарь даже забывал, что он не живой. Всё верно, он не живой, и чувствовать ничего не может, а значит, не может и радоваться. Но всё же, что-то странное, смутно похожее на радость или облегчение рождалось где-то в глубине проникновенного света.

Они не тронут этих прохожих... Они не любят хмеля и шума, Они не любят веселья. И предпочитают питаться кем-то более тихим и задумчивым. Как, например, она...

Из-за угла, одними губами подпевая тихой музыке в наушниках, вышла девушка. Сначала она тоже остановилась за два фонаря от темноты, раздумывая, идти или не идти дальше. Сняла один наушник, прислушалась к тишине, и всё же не удержалась, сняв второй. Всё верно... Они завлекают тишиной тех, кто умеет её слышать. И она была явно из этого числа.

Ещё на мгновение замерев, словно желая войти в эту размытую снегопадом картину, зависнуть в ней и остаться уместным штрихом, она неуверенно сделала шаг вперёд. Потом ещё один... Медленный, грациозный. И в то же время без пафоса и яркой агрессии, что теперь стала неотъемлемой спутницей современной красоты. Она шла, а фонари скользили по ней светом, заливая золотом синий плащ, распушенные тёмные волосы, припорошённые снегом, горячие голубые глаза.

Она застыла под последним фонарём, медленно переводя взгляд с одной дороги на другую, а снег большими хлопьями опускался на её ресницы. Ветер игриво разбрасывал снежинки в разные стороны, и этот причудливый зимний танец отбрасывал быстрые, лёгкие тени на заметённую аллею. А она всё стояла под последним фонарным столбом, и зимний пух укладывался белым мехом на её плечи.