Сказка одиночества

Сказка одиночества

Вот и пришла пора уходить…

Она встала утром рано, ещё до восхода, умылась родниковой водой, тронула тонкую корочку льда у самого края водоёма и зябко поёжилась. Ей было так грустно. Не оправдались её надежды. Не сбылись мечтания. И уже никогда не сбудутся. Не в следующем году, и не в том, что придёт за ним. Никогда…

Она заплакала.Сегодня ночью она согрешила, но не раскаялась в своём грехе. Думы одолевали.

Их было четверо детей у родителей. Три сестры и брат. Их любили, холили и баловали. Их учили, говорили об ответственности, о том, что ждёт впереди. Это всё казалось таким далёким.

Затем настал день, когда не стало родителей. Пришла взрослость и самостоятельность. За свои поступки пришлось отвечать самим. Разошлись пути… Изредка, раз в год, она видела брата и так же раз в году встречалась со старшей сестрой, а вот с младшей никогда уже и не встретится… Такова жизнь, такова судьба…

***

Это случилось в последний день осени.

Влада встала утром с постели, хотя, наверное, отдыхом эту ночь назвать было трудно. Она ждала его всю ночь…

А он так и не пришёл.

Она умылась холодной водой из-под крана, чтобы смыть следы слёз, но глаза оставались опухшими.

А потом позвонил он. Спросил, когда можно будет забрать вещи, потому что они совершенно разные, а те три года совместной жизни были просто ошибкой, недоразумением. Он видел в ней одно, а оказалось, что она вовсе даже не достойна его внимания. Он обвинял и обвинял, а Влада молчала.

Что можно сказать? Зачем возражать, спорить, доказывать? Он ведь всё решил и за себя, и за неё. А если не спросил, то, видимо, ему его мнения было достаточно.

Он обещал прийти к обеду, обещал на пальцах объяснить, что просто так бывает, что дороги расходятся, потому как люди разные, но жизнь то продолжается и течёт своим чередом. Только уже не в одном русле течёт, а в параллельных, или вообще в разных направлениях.

И она снова ждала. Ждала, глядя в окно, понимая, что увидит его в последний раз. Ждала и надеялась, что это злая шутка. Что он придёт, обнимет, и скажет, что всё совсем не так и что он никуда не уходит. Что они вместе, вместе навсегда.

В полдень она поняла, что ей не нужна их последняя встреча.

Собралась, надела пальто и ушла — туда, где можно остаться одной, чтобы переродиться, чтобы дать волю слезам, горю, одиночеству. И принять неизбежность.

Парк встретил голыми ветками деревьев, изморозью и не согревающим солнечным светом. Кое-где на траве лежал позавчерашний снег, который так и не стаял…

Не было красочных осенних листьев, впитавших последнее солнечное тепло, природа встречала Зиму.

Влада выдохнула, и изо рта пошёл пар.

Нет, не было красоты в парке, только тоска и одиночество. Тоска в голых серых ветках и тёмном асфальте аллей, в жухлой траве, покрытой инеем и грязным снегом, в одиноких пустых лавочках и полном безлюдье.

Хоть волком вой, никто не услышит.

Она дошла до пруда, к которому привела её аллея. Носком сапога сломала тонкую корочку льда у самой кромки воды. Стянула последний коричневый листок, одиноко болтавшийся на ветке рябины, погладила красные, как кровь, ягоды. Сорвала и положила в рот.

«До чего же горько, — подумала она — интересно, моя кровь тоже терпко-горького вкуса?»

Влада взяла себе пару крупных ярких гроздей, намереваясь поставить их дома в вазу. Пусть будут напоминанием. Пусть…

***

Сестры встретились и обнялись.

— Что-то ты рано. Но я рада. Мне так много нужно тебе рассказать. Я согрешила, я забыла об ответственности. Я совершила недозволенное.

— Я знаю, — не выпуская сестру из объятий, произнесла девушка с длинной белой косой. — Меня отец послал пораньше, чтобы у меня было время выслушать тебя.

— Он всё видит, даже оттуда? — произнесла рыжеволосая, и на её глазах заблестели слёзы.

Она не сдерживала их. Слезинки ненадолго остановились у края век и покатились по бледным щекам, оставляя за собой мокрые дорожки.

Вторая сестра тоже заплакала…

— Как ты могла? Это же строго-настрого запрещено. Как ты могла?

— Неужели тебе никогда этого не хотелось? Я не верю, что у тебя осколок льда вместо сердца! Неужели ты, сестра, никогда не хотела любить? А быть любимой?

— Я никогда не задумывалась об этом. Я выполняла свою работу, своё предназначение, мне было не до любви. Да мне присесть некогда, всё дела, дела. О какой любви ты говоришь?

— Тогда почему ты плачешь? — спросила рыжеволосая. — Ведь было же? Было? Я даже вижу его, он приходит сюда, в этот парк — каждый год, тридцатого ноября. Он гуляет всегда один и ждёт кого-то. Не тебя ли?

— Нет, не меня. Он человек. Всего лишь человек. Его жизнь как спичка, как свеча. Она зажигается, горит положенный срок и гаснет навсегда. Мы не имеем права любить людей… Погоди, ты хочешь сказать, что твой избранник — человек?

— Да! Он человек! — Рыжая раскинула руки и закружилась по аллее. — ЧЕЛОВЕК! Эту ночь мы провели вместе, и я забираю его с собой.

— Но ты не можешь!

— Могу! Мне надоело быть правильной. У меня есть девять месяцев покоя, и я могу делать в это время всё, что захочу! А я любить хочу, я хочу слушать стук его сердца, учащающийся для меня, хочу согреваться его теплом, хочу ощущать его кожу, ласки его пальцев, его губы на моих губах. Я хочу его всего. Слышишь?! Хочу!!!

— Ты погубишь его. Тебе не жаль?

— Не знаю, пусть горит, как свеча, для меня одной! Я не умею отпускать любимых.

— А для меня Его жизнь была дороже моего чувства…

***

— Так и замёрзнуть немудрено, вон пальцы уже синие.

Мужской красивый густой голос вывел Владу из оцепенения. Солнца не было, над водоёмом стелился густой туман, а небо… Небо нависло не то дождём, не то снегом.

— Простите, задумалась, — Влада смотрела на мужчину, стоявшего около скамейки.