Скиталец: Живая кровь, мертвая кровь

Скиталец: Живая кровь, мертвая кровь

Лошадь зафыркала, выпустив из ноздрей белёсый пар. Морен подставил ладонь, и на неё опустились слепленные в колючий комок снежинки. Те падали с неба пушистыми хлопьями, кружили в причудливом танце, подобно лебединому пуху, и медленно опускались на землю. Снег укрывал сухую траву под ногами, оседал на плечах, путался в лошадиной гриве и словно укутывал деревья и поля в серебристые меха. Куда ни брось взгляд, повсюду было белым-бело, снегопад будто бы окрасил воздух туманом, и стало невозможно разглядеть, что там в неясной дали.

В Радею пришла зима.

Но сколь бы красиво ни было вокруг, для Морена это означало вовсе не радостные перемены. Радея была огромна, и в разных её уголках зима проходила по-разному, но неизменным оставалось одно: ночи её холодны и суровы. Метель могла взять в плен, где бы ты ни находился, и если поблизости не нашлось тепла, то вскоре настигала смерть. Не было в Радее зверя страшнее стужи. Холод убивал всё живое, что не способно от него защититься, и зверьё пряталось по норам и в глубине лесов, лишая добычи охотников. А волки и другие хищники злели от голода и нередко выходили к деревням в поисках пищи, нападая на селян и случайных путников.

Проклятые холода не боялись, и Морен полагал, что и ему он не страшен, но сказать того же о своих спутниках не мог. Не каждая лошадь способна пережить затяжные морозы, а для Куцика это и вовсе была первая в его жизни зима. Глядя на то, как заморская птица пушит перья, пряча в них голову, Морен вовсе не желал проверять, сколь лютые холода тот может вынести. А значит, предстояло перебраться в более тёплые края или вовсе осесть в каком-нибудь городе, пока не замело дороги. Стены городов защищали от ветра, и там Скитальца принимали спокойнее, отчего было легче найти ночлег.

Остановившись посреди тропы, где их и застал первый в этом году снегопад, Морен раскрыл карту и долго всматривался в неё, выбирая направление. Он мог бы пойти дальше по дороге и за пару недель добраться до Липовца, в предместьях которого как раз остановился его давний знакомый Каен. Провести зиму у него казалось не такой уж плохой идеей. Вот только избыток красных ягод рябины на ветках и Куцик, который то и дело пытался прятать клюв под крыло, говорили ему, что до первых холодов они могут попросту не успеть. На севере же, в двух днях пути, лежал Каменьград или Царьград, как его называли иначе. Морен не шибко любил города и Царский город в особенности, но сейчас тот был ближе всех.

— Давайте сделаем так, — обратился он к своим спутникам — единственным его собеседникам. — Доберёмся до Каменьграда, пополним запасы, а как только пройдут первые холода, двинемся к Липовцу. Зиму переждём уже там.

Лошадь ответила ему ржанием, словно в самом деле поняла и дала согласие. Куцик же помалкивал, прячась за крыло, но своим видом выражал недовольство текущей погодой. И Морен повернул обратно к развилке, одна из дорог которой как раз и вела в Каменьград.

Леса и поля заметало стремительно. За те два дня, что Морен добирался до предместий Царского града, снег укрыл собой весь край, а на подступах к городу подули пробирающие до костей ветра с Дикого моря. Лошадь едва перебирала ногами в сугробах, но стоило ступить на большак, и шаг её стал лёгким и быстрым.

На главных торговых дорогах, ведущих в большие города, всегда было оживленно. Купцы, что развозили товар по предместьям даже в снегопад, простые жители деревень, спешащие перебраться в город до первых холодов, ремесленники, желающие найти работу поприбыльнее, и те, кто потерял свой дом и ищет новый кров, а также Охотники, следящие за безопасностью людей. То и дело псы Церкви попадались на глаза малыми отрядами в пару-тройку человек и либо расхаживали вдоль дороги, вселяя чувство спокойствия в путников, либо сопровождали какой-нибудь торговый обоз. На Скитальца они не обращали никакого внимания, а Морен не уделял им своего.

Чем ближе подбирался он к городу, тем больше становилось людей на дороге. К зиме многие пытались перебраться за безопасные городские стены, а Морен не часто бывал в Каменьграде, стараясь избегать крупных городов, но всё равно его не покидало ощущение, что такого количества беженцев он не наблюдал уже давно. Телеги, груженные всем домашним имуществом, целые семьи с маленькими детьми и даже младенцами, завёрнутыми в платки и шали, а порой и одинокие пешие, ведущие за собой единственную корову на привязи. Люди спешили, зная, что к ночи ворота закроются, и, если не успеть, придётся проситься на ночлег в соседних поселениях. Морен нагнал одну из телег, в которой сидела пожилая, сморщенная женщина в шерстяном платке, а рядом с ней — юная девушка на выданье, кутающаяся в мужское пальто. Когда Морен поровнял шаг лошади с ходом телеги, девушка взглянула на него испуганно и тут же уткнулась в колени.

— Не подскажете, — обратился Морен к старой женщине. — Почему столько людей в город направляется?

Та прищурила подслеповатые глаза, пытаясь разглядеть его. Но прежде, чем ей это удалось, сидящий на козлах мужичок обернулся. Увидав Морена, он округлил глаза, тут же вжал голову в плечи и ударил кобылу прутом. Телега резко дёрнулась, обе женщины пошатнулись, старшая схватилась за борта и крикнула: «Эй!», но мужичок шикнул на неё строго: «Не разговаривай с ним!» и покатил дальше. Морен так и остался ни с чем.

Когда высокие стены города предстали во всём величии, перекрыв собой горизонт, лошадь словно бы пошла быстрее. Постепенно одетых в красную кожу Охотников сменили защищённые кольчугой дружинники. Кони их были лощёные, ухоженные, сёдла богато украшены. Каждый был вооружен мечом, а арбалеты, висевшие у седельных сумок каждого Охотника, им заменяли копья, прекрасно служащие для устрашения и наведения порядка.

В отличие от Охотников, служащих Единой Церкви, дружина подчинялась непосредственно царю. Они защищали царскую семью и простых граждан — всех, кто проживал за стенами городов, — наказывали и карали тех, кто преступал закон, и убивать людей им приходилось куда чаще, чем чудовищ.