Склеп, который мы должны взорвать

Глава 1

Липкая паутина оплетает меня невидимыми нитями. Душит не до конца, позволяя иногда глотнуть воздуха. Отпускает на миг, а потом пытка начинается заново. Да и сам я почти готов отказаться от борьбы...

Риф ван Баастен «Путешествие над адской пропастью»

В углу дивана тихо всхлипывает Огненная фея, вытирает слезы грязной рукой с обломанными ногтями.

— Больше не могу здесь оставаться…

Ее прелестные тонкие пальчики давно огрубели и покрылись какой-то коростой. Кофта, которая ей велика, висит безобразными складками на худых плечах. Когда я семь месяцев назад впервые увидел фею, она выглядела не лучше. Даже хуже, ведь в тот момент ее избивал сожитель, а она валялась на полу. Сначала пыталась укрыться от ударов, дальше перестала. Вечно пьяный бомж, дружбу с которым фея тогда водила («дружба» не закончена и поныне) видимо, получал удовольствие оттого, как легко можно разрушить и подчинить себе чужое тело. Оно покорно переносит издевательства, лишь дергается после каждого следующего пинка.

Именно тогда я каким-то невероятным образом уловил: ничтожная бомжиха не отсюда. Не из грязного, пропахшего потом и мочой подвала, куда не заглядывает дневной свет. И вообще не из суетливого иноземного города. Она из того же мира, что и я. В моем смутном тогда еще сознании внезапно всплыли сады и цветущие луга Аверхальма, его прекрасные замки, поющие фонтаны, многоцветные облака… Не знаю, каким образом удалось это постигнуть в одно мгновение. Словно молния пронзила насквозь. Но что я мог поделать с хмельным ублюдком, который измывался над почти бесчувственным телом? Ничего, как мне показалось вначале. А дальше я спустился из-под потолка и проник в остатки мозга, что еще оставались в черепной коробке бомжа. Тот прекратил свое занятие, застыл, похожий на гротескное изваяние из смешанной с навозом глины. Несколько секунд стоял неподвижно, потом отступил, добрался до своего тюфяка у стены, улегся и вскоре захрапел.

Спасенная (думаю, именно спасенная, вряд ли разбушевавшийся сожитель оставил бы ее в покое, а она слишком хрупка для подобного обращения) сначала неподвижно лежала на полу, затаившись, потом потихоньку села. Подняла лицо, на котором темнели кровоподтеки, посмотрела в тот угол, куда я переместился. Смотрела не отрываясь. Сама спросила:

— Кто ты?

Я предполагал, что разговор придется начинать мне, но ошибся. Избитая фея тоже уловила исходящий от меня призыв, почувствовала существо из родного мира, близкое ее душе.

Мы долго проговорили в тот вечер. Бомж, с которым она делила кров и стол вот уже пятый год, громко храпел на своем матрасе. Остальные обитатели подвала пришли поздно. Когда они расположились по своим местам и занялись привычными незамысловатыми «домашними» делами при свете единственной лампочки, нам с феей уже все было ясно. Или почти все.

Однако по существу с того вечера произошло мало изменений. Ничего обнадеживающего, кроме уверенности, что мы не совсем одиноки в этом неуютном мире. Сейчас фея всхлипывает в углу дивана, обивка которого давно утратила свой зеленый цвет и торчит неряшливыми клочьями. Все в том же подвале… Фея и верит мне, и не верит.

— Ты правду говоришь, что они скоро придут?

— Я тебя хоть раз обманывал?

— Еще нет.

Она улыбается, приоткрывая беззащитный провал между двумя передними зубами. Фея позабыла про эту свою приобретенную особенность. Жаль, мы познакомились уже после того, как сожитель выбил ей зуб. Я бы тогда смог за нее заступиться. Теперь не важно, впрочем. Главное, чтобы получилось задуманное.

— Как только тебе удалось? — недоумевает она, все еще окончательно не поверив.

Голос феи напоминает шуршание оберточной бумаги или шелест опавших листьев. Я не слышал ее голоса прежде, в лучшие времена. Но догадываюсь, что тогда он был совершенно иным. Напоминал мелодию хрустальных колокольчиков в тенистых аллеях Плавучего парка или журчание водопада в Изумрудном ущелье? Может быть.

Она хочет знать, как мне удалось связаться с теми, кто с минуту на минуту должны собраться здесь — в подвале расселенного аварийного дома, на задворках бетонных джунглей, в унылый осенний день.

Да, это было нелегко, но наша встреча с феей подсказала мне: кроме нас двоих есть еще кто-то, затерянный в чужом мире. Мудреная задача — проникать в сознание обитателей миллионного города, заглядывать в мысли озабоченных, несчастных, озлобленных, вечно спешащих созданий. Уловить среди хаоса чистые ноты, секундные воспоминания и сожаления, которые тут же перекрываются новым умственным хламом. И тщательно составить коллекцию. Выбрать из гремучей бесполезной смеси ничтожно малую драгоценную долю. А потом…

— Не беспокойся, они все объявятся к двум часам. Обещаю.

Она снова улыбается, на этот раз не разжимая губ. В ней еще угадываются остатки женской прелести, которая была безжалостно растоптана здесь, в просторном подвале с высоким сводчатым потолком. Если не обращать внимания на жестяную печь и лежбища у стен, можно подумать, что мы в подвале замка. Закрыть глаза на ржавые трубы под потолком, разбросанное по полу тряпье и лампочку, свисающую на корявом проводе… В качестве приятного дополнения не мешало бы еще убрать характерный запах. Однако это не принципиальная разница. Все равно подвал сыграл свою роль, и я ему бесконечно благодарен. Ведь сюда, а не куда-нибудь в кафе или торговый центр я забился той морозной ночью, когда внезапно осознал свое существование в новой реальности. Что было до этого? Черный провал, где порой вспыхивали и рассыпались по глухому полю цветные искры, оставляя меня в абсолютной неопределенности.

Напряженное ожидание уже стало привычным. Тикающий на табуретке будильник с разбитым стеклом показывает без четверти два. Подвал в нашем полном распоряжении — его постоянным обитателям я заранее внушил мысль, что раньше ночи здесь появляться опасно. Это было проще простого, ведь человеческие существа, насквозь пропитанные суррогатами алкоголя, легко поддаются внушению. Только я и фея… Ждем…