Сколько?

Сколько?

Ключ к женщине – восторг и фимиам,

Ей больше ничего от нас не надо,

И стоит нам упасть к её ногам,

Как женщина, вздохнув, ложится рядом.

Игорь Губерман

Лиля Кубрик глядела на себя в витрину бутика и негодовала.
Нет, гораздо хуже, она бранилась и возмущалась (про себя). Человек опытный её душевное состояние сумел бы определить сходу, не прибегая к сложным психотерапевтическим тестам.
Лицо и шея несчастной походили на шкуру жирафы, поскольку на красно-оранжевом фоне ярко светились белые пятна, свидетельствующие о крайней степени возмущения.
Утро этого дня начиналось изумительно: супруг не стал, как часто бывало в их семье, изображать из себя болезненного, утомлённого тяжёлым бытом и непосильным трудом бездельника – поступил как настоящий джентльмен: и в постели, и на кухне.
Что интимный забег, что завтрак, были изумительно хороши. Мало того, счёт на её кредитной карточке значительно потяжелел и этот факт несомненно радовал.
Правда, недолго.
Мерцавшее на смартфоне сообщение о поступлении в любимый бутик новой партии обуви из новейшей коллекции сначала вдохновило, а затем…
И ведь ничего, совсем ничего не предвещало такого оборота событий.
Лиля позвонила подруге, переслала ей снимок самых-самых, о каких мечтала уже больше недели фирменных туфелек: блестящая полированным серебром пара на высоченном каблуке, гармонирующая с теми самыми джинсами от кутюр, которые Люська привезла ей из Швейцарии за сумасшедшие деньги.
Подходящая по цвету и стилю сумочка тоже давно ждала своего звёздного часа.
Вот и настал момент триумфа.
Подружки с копыт попадают, увидев такой сногсшибательный ансамбль.
Вика почему-то не ответила на сообщение.
Может быть к лучшему. Сначала нужно самой испытать весь спектр эстетического и морального удовлетворения.
Умрут – так им и надо. Откачивать нет нужды. Пусть обзавидуются.
Лиля отправила на службу удовлетворённого сверх меры супруга, ещё раз проверила наличие нужной суммы с двойным бонусом и принялась неспешно собираться на шоппинг.
Когда дело касалось морального удовлетворения, Лиля не скупилась на резонансные меры воздействия, на себя в том числе.
Она любила эффектные позы, ошеломляющие сценические действия, подчёркивающие личную значимость, драматургию поступков и демонстрацию достижений.
– Я ль на свете всех милее, всех румяней и белее!
Кто не умеет профессионально отработать с художественной достоверностью роль пылкой возлюбленной, виртуозно обработать мужа, тот не имеет права даже заикаться о праве пить настоящее коллекционное шампанское, не говоря уже про употребление в пищу фритатты с лобстером и севрюжьей икрой, и прочих гурманских трюфелей.
У Лилиан (так она требовала себя называть тех, кто не дотягивал до её уровня потребления и прочих материальных и нематериальных ресурсов), подкашивались от сладостного предвкушения монументального торжества ноги.
Женщина решила не рисковать напрасно – вызвала VIP такси, туда и обратно с ненормированным простоем: оно того стоило.
Теперь стоит и рыдает.
В таком подавленном настроении не то, что Вике на глаза показаться – собственному зеркалу стыдно предъявить кислую физиономию.
Чёрт её дёрнул всем подругам растрезвонить угарную новость.
Теперь краснеть.
Осколки разлетевшегося вдребезги счастья, рассыпавшиеся по стерильно чистому фирменному полу бутика, раздавленные обстоятельствами непреодолимой силы, остались валяться за этой гадкой витриной.
Это был самый ужасный триллер в её жизни. За последний месяц.
Хуже – только внезапная смерть мужа, тьфу-тьфу… не дай бог, без него совсем ничего не будет, могла потрясти больше.
Лилиан застыла от ужаса только что произошедшего с ней события. Мозг отказывался понимать – как такое могло произойти. С ней, Лилией Брик, женой самого Арнольда Кубрика, первого лица в…
В витринном отражении было видно, как за спиной снуют всякие разные людишки, которым абсолютно фиолетово, что мир для Лилиан раскололся надвое: до и после злосчастной драмы.
Она знала, что вокруг полно тех, кто будет злорадствовать, показывать пальцем в её сторону.
Сейчас никто в целом мире не мог ей помочь.
Никто!
Её буквально вырвали из реалий жизни, из культурного ландшафта элитарных амбиций.
Вышвырнули на обочину бытия в сторону периферии от прогрессивного привилегированного меньшинства, которому всё дозволено.
Поначалу было желание позвонить мужу, но вспомнив, как он однажды он посмеялся над её искренней скорбью по подобному поводу…
Не важно, что тогда вызвало бурю эмоций, теперь-то она знает, что сокровенные страдания и утраты нужно переживать в интимной атмосфере, переносить хладнокровно, терпеливо, стоически, как делали это некогда знаменитые христианские мученики.
Лилиан, оглядываясь по сторонам, зашла в ближайшую арку, осмотрела вздувшееся неприличными отёками от беспредельного горя лицо, смазала его питающим кремом, припудрила носик, продышалась и отправилась… да-да, в единственное место на земле, где можно было, здесь и сейчас утолить её печали – в стриптиз бар.
В интимном полумраке дорогого утончённого заведения вкусно пахло молотыми кофейными зёрнами, чем-то притягательно сладким, играла релаксирующая музыка.
Лиля сходу заказала две порции текилы с корицей и апельсином, и набор фирменных пирожных.
Алкоголь не помог, по крайней мере, сразу.
Срочно требовалось или увеличить дозу, или…
Она знала не понаслышке, что понижать градус ни в коем случае нельзя – неминуемо произойдёт помутнение рассудка, последствия чего непредсказуемы.
Следовательно, шампанское, мартини и коктейли, что боле всего подходило моменту, исключаются.
Дама остановила выбор на виски William Lawson's по десять зелёных рублей за сто граммов.
– Ничего страшного, – решила Лилиан, – муженёк не обеднеет, ещё должен мне останется. По сути, если разобраться, в том, что в салоне не оказалось ни одной пары тех туфель её размера, он тоже виноват. Или не виноват? А, кто его знает! Во всяком случае, другая пара её не может устроить, потому, что с ней подобным образом поступать нельзя.
В стакане янтарная жидкость с кубиками искрящегося льда выглядела гламурненько.
Дама, не поморщившись, ловко втянула коралловыми губками порцию благородного напитка, закусила красным апельсином, смачно икнула и отгрызла приличный ломоть пирожного.
Настроение мгновенно поднялось на несколько градусов, как только горячая волна наслаждения прокатилась по всему пищеводу до донышка желудка.
В этот момент некстати зазвонил телефон.
“Викуся”, высветилось на дисплее.
– Перебьётся, кукла. Раньше нужно было отвечать. Теперь у меня траур. Девичник у меня. Посторонним, особенно тебе, коза, вход воспрещён.
Голова у Лили шла кругом, обстановка бара и пол под ногами поплыли, начали таять и разбегаться во все стороны.
Последнее, что она помнила – попросила бармена позвонить абоненту с ником “Любимый”.
Реальность испарилась, истаяла. Лилианн полетела куда-то вниз, в бездонную пропасть, но ей было почти всё равно: какая разница, если жизнь дала трещину.
Утром её разбудил таинственно улыбающийся Арнольд, протягивающий две таблетки Алка-Зельтцера и стакан минеральной воды с лопающимися пузырьками.
– Да, подруга, дала ты вчера шороху. А всё из-за чего?
– Тебе лучше не знать, любимый, – сказала Лилиан, пряча от него виноватый взгляд, – я такая дура!
– Вовсе нет, цыплёнок. Вот то, что может поднять тебе настроение.
Лиля махнула рукой и схватилась за голову. Ей было не до шуток.
Муж протянул объёмный фирменный пакет.
– Взгляни на это. Я угадал?
Лилиан нехотя раскрыла пакет, затем коробку со знакомым фирменным знаком. В упаковке лежали именно те туфли, именно того размера и цвета, которых не оказалось вчера в бутике.
– Как же я люблю тебя милый, – закричала дама, но тут же скорчилась от тошноты и головной боли, – сегодня мы с тобой никого не принимаем. Договорились?
– А меня, Лилечка, примешь… я ведь заслужил награду!
– Смерти моей хочешь, – спросила жена, как-то странно посмотрела и добавила, – ты меня правда любишь, золотко?
И тут до неё дошло… Лиля догадалась, что весь этот трагический спектакль устроил Арнольд, чёрт бы его побрал. Пусть не специально, но какая разница!
В воздухе запахло семейным скандалом, которого нельзя было допустить.
Муж Лилиан недаром занимал высокий пост: он мгновенно оценил ситуацию и хладнокровно спросил, – сколько?