Происходило это в 1987 году. В те далёкие времена жуткого слова «мерчандайзер» не знал никто во всём горпромторге, поэтому скрипки на витрину выкладывал один из грузчиков, совсем ещё молодой парень по имени Виталька. Окончив школу и не поступив с первого раза на физкультурный факультет пединститута, на оставшийся до армии год он устроился грузчиком в магазин «Электрон».
Виталька был молод, горяч, и поэтому ещё относился к поручениям директора магазина без здорового пофигизма, свойственного опытным сотрудникам. Он пытался разложить красиво эти десять побитых, словно вышедшая из боя парусная армада инструментов, уценённых по некондиции. Если положить их в два ряда, то получалась длинная и тесная колбаса, похожая на очередь в травмпункт, да ещё и пустовало место у дальнего края витрины. А если в три, то одна скрипка оставалась как бы вне строя. Немного подумав, Виталька остановился на построении в шахматном порядке — три, четыре, три. Поставив впереди строя выданный директором ценник «5 руб.», он отошёл немного назад и полюбовался результатом.
Зрелище, несмотря на его старания, получилось жалкое. Полным набором целых струн похвастаться не могла ни одна из скрипок, на некоторых недоставало колков, у других были трещины, а в корпусе одной вообще зияла пробоина. Да и вообще, эта витрина, сегодня утром принесённая со склада и втиснутая в свободный угол, а теперь заполненная музыкальными инвалидами смотрелась чужеродно в «Электроне», где продавались телевизоры, магнитофоны, холодильники и люстры.
Магазин «Мелодия», откуда прибыла комиссованная армада, перевели в новое, только что построенное здание, и чтобы не омрачать новоселье, всю накопившуюся уценёнку разбросали по горпромторгу. «Электрону» досталось одиннадцать скрипок.
Да, сначала их было одиннадцать, но одну Виталька сразу выкупил. Он выбрал самый неповреждённый корпус, снял с других инструментов недостающие колки и струны и собрал себе целенькую скрипку. Странно, что никто в «Мелодии» не сделал этого раньше. Хотя, может, скрипка только казалась целой не разбирающемуся в музыке грузчику, но он об этом не задумывался. Совсем недавно он прочитал книгу о Паганини, и подвернувшаяся теперь, считай, прямо в руки скрипка показалась ему знамением судьбы.
Виталька загорелся идеей стать великим скрипачом. Правда, отношения с музыкой у него были не взаимные — он с трудом мог отличить на слух «Калинку» от «Лезгинки». В младших классах Виталика несколько раз выгоняли из школьного хора. Он упорно записывался снова каждый следующий год — кто их мелких запоминает в лицо. Учитель музыки Виктор Расулович, он же руководитель хора, стал узнавать его только после трёх изгнаний, и уже отказывал сразу. Петь Виталику нравилось, и умел он это делать хорошо, по его собственному мнению. Остальные шестьдесят хористов не могли петь громче него одного даже все вместе. А в начале седьмого класса Виктор Расулович сделал Витальке взаимовыгодное предложение: он ставит ему на протяжении года четвёрки, и эта же оценка пойдёт в аттестат, так как дальше предмета музыки уже не будет, а Виталька больше никогда не появляется на его уроках.
Но все эти факты нисколько не смущали молодого человека, он полагал, что главное в игре на скрипке это знать когда и куда нажимать и с какой скоростью вести смычок. Кстати, о смычке: они к прибывшим в «Электрон» скрипкам не прилагались, и после работы, занеся домой купленный инструмент, Виталька поехал в «Мелодию». Как несовершеннолетний, он уходил с работы на час раньше, и до закрытия музыкального магазина вполне успевал.
Смычок стоил десять рублей, вдвое дороже уценённых скрипок, которые, к слову, продавались здесь новые по двадцать пять-тридцать рублей. Десятки Витальке было, конечно, жалко, он рассчитывал уложиться в два-три рубля, но пути к отступлению он себе уже не представлял. Почти весь коллектив «Электрона» был оповещён, что потренировавшись пару недель Виталька сыграет им что-нибудь из репертуара Паганини.
Протянув десятку, Виталий постарался придать голосу уверенность бывалого музыканта, скупившего за свою жизнь не один кубометр смычков, и попросил:
— Дайте, пожалуйста, смычок для скрипки.
— А вам какой? — спросила пожилая продавщица, похожая на строгую учительницу.
Вся уверенность мгновенно рассеялась и Виталька почувствовал себя в музыкальном магазине столь же неуместным, как карманник на нудистском пляже.
— А они что, ещё и разные бывают? — растерянно пробормотал он.
— Конечно! — обрадовала его продавщица, — Половинка, четвертушка.
У Витальки хватило ума не заявить, что смычок ему нужен целый, а не какая-нибудь четвертушка.
— Э... Мне вот к такой, — после полуминутного раздумья нашёлся наконец он, ткнув пальцем в скрипку, примерно похожую на его.
— Это половинка! — сообщила продавщица, но деньги взяла и дала, наконец, смычок.
Почти до самого призыва в армию, Виталька, заходя в «Мелодию» за грампластинками, старался держаться подальше от отдела со скрипками.
Придя домой, Виталька взял скрипку и подкрутил колки. Что их натяжение нужно точно настраивать он узнал только через несколько лет, уже после армии, из разговоров с настоящими музыкантами, когда его, как спортсмена, друзья позвали участвовать в соревнованиях по спортивному ориентированию за команду музучилища. А тогда он просто натянул струны, чтобы не болтались, но не очень сильно, боясь порвать. Идти в «Мелодию» ещё и за новыми струнами ему очень не хотелось.
Приведя скрипку, в порядок, Виталька приложил её к плечу, придавил подбородком, как делали скрипачи, которых в своей жизни он видел только по телевизору, и провёл по струнам смычком.
Ничего не произошло.
Виталька надавил смычком сильнее.
Тишина.
Виталька немного подтянул колки.
Опять ничего.
Через несколько минут, перепробовав разные способы, он вдруг вспомнил, что в книге описывалось, как Паганини натирал смычок канифолью. Виталька достал паяльный набор и стал натирать волоски смычка куском крошащейся в пальцах канифоли. После этой процедуры ему, наконец-то, удалось извлечь из скрипки первые звуки.