Сквозь холод и снег

Сквозь холод и снег

  Кто вы­жива­ет в бес­по­щад­ном гор­ни­ле ис­то­рии?! Бо­гатые, силь­ные, ве­зучие?! Нет. Сме­лые!

      Ты­сяча де­вять­сот сем­надца­тый год. Рос­сия. Де­ревуш­ка у Но­во-Ни­кола­ев­ска. Де­кабрь.

Бы­ла су­ровая рус­ская зи­ма. Хо­лод, что зас­тавлял всё те­ло тряс­тись, и ве­тер, что кос­ти по­шаты­вал, хлес­та­ли сво­им хо­лод­ным кну­том по ли­цу пут­ни­ков, ко­торые шли в цер­ковь. Свис­те­ла вь­юга, кру­жила, ме­тала и иг­ра­лась лёг­ки­ми жем­чу­жина­ми сне­га на вет­ру. Лес, что при­мыкал к де­рев­не, был весь ху­дой, де­ревья смор­щи­лись от тя­жёлой но­ши. Снег, ко­торый гор­бился на сво­дах то­нень­ких де­ревь­ев, соз­да­вал не­посиль­ную но­шу, ко­торой бы не по­зави­довал да­же сам Ат­лант.
И на этой жес­то­кой кар­ти­не уми­ра­ющей жиз­ни лю­ди в сво­ей ма­нере твор­цов бо­ролись и про­бира­лись к мес­ту встре­чи. Вой­дя в цер­ковь, лю­ди быс­тро зак­ры­ли две­ри хра­ма Божь­его, а за­тем се­ли у ка­минов, су­дорож­но пы­та­ясь сог­реть­ся.

Ког­да боль­шинс­тво силь­ных и мо­лод­це­ватых муж­чин соб­ра­лись, поп ска­зал:
"Бе­жал сей трус… Бе­жал так, что пят­ки свер­ка­ли. Не­ту боль­ше у нас хо­зя­ина на бли­жай­шее вре­мя. Гля­дишь, но­вого приш­лют ско­ро. Что бу­дем де­лать, му­жики? На­до с со­седя­ми повс­тре­чать­ся."

— Не знаю, не знаю, друг мой поп. — го­ворил ста­рый Ни­колай. — Вре­мена тя­жёлые, его ско­ро не приш­лют. А так же я слы­шал, что в Пет­рогра­де не­лад­ное тво­рить­ся. Сей­час ещё од­них ду­раков по­гонят из сто­лицы и тог­да, мо­жет, приш­лют. Так что на­до ду­мать на боль­ший от­ре­зок вре­мени. Мо­жет, мы год бу­дем са­ми по се­бе. Не нра­вить­ся мне это…

— Коль­ка, что ты. У ме­ня этот мо­лодой чёрт уже всю кровь вы­пил. Тяж­ко с ним бы­ло. Те­перь бу­дет луч­ше. Его пог­на­ли и этих по­гонят. А де­ла пой­дут в го­ру, толь­ко по­годи. Возь­мём­ся за де­ло, и, гля­дишь, ве­тер по­пут­ный в спи­ну по­ду­ет. А ро­беть рань­ше вре­мени не сто­ит. Ту­да-сю­да, и по­тащим­ся. — ска­зал Олег, об­ло­котив­шись на ко­лон­ну.

— Так я мо­гу на са­нях съ­ез­дить. Это быс­тро. Я сра­зу вес­ти при­несу. — ска­зал мо­лодень­кий Фё­дор, ста­ра­ясь по­мочь об­щи­не, по­казать ей что мо­жет.

— Это­го ма­ло. На­до при­думать, с чем ты ту­да по­едешь. Че­го у нас в из­бытке, Олег? — по­ин­те­ресо­вал­ся свя­щен­ник.

— Че­го-че­го мно­го, так это де­рева. Ле­сов здесь столь­ко, что мы толь­ко де­ревом и жи­вём. Та­кими тем­па­ми ко­ру жрать нач­нём. Об­гло­да­ем все до­ма. Что толь­ко уже из это­го де­рева не де­ла­ем. Ме­бель де­ревян­ная, сваи де­ревян­ные, иг­рушки де­ревян­ные, да­же ко­лодец и тот де­ревян­ный. Все­му де­рево го­лова. Еды у нас нет. Ско­та нет. Од­ной охо­той и об­ме­ном жи­вы. — на­чал рас­суждать му­жик.

— Так го­воришь, этот плут бе­жал?! У не­го же усадь­ба где-то есть. Мы да­лёко от неё, но всё же раз мы зна­ем, что тот бе­жал, мо­жем на свой ку­сок ру­ку по­ложить. Пош­лём Фе­дю с на­казом, да­бы нас не оби­дели друзья по нес­частью. Ви­жу я, как гра­бят дом его, ло­шадей, скот во­локут, саб­ли раз­би­ра­ют да ружья не­сут. Так что чем бли­же де­рев­ня, тем бо­гаче бу­дет. Пусть едет и на­ше сло­во не­сёт. Пусть пом­нят, что все мы по од­ной зем­ле хо­дим, под од­ним не­бом жи­вём. И один Бог у нас. Часть - нам, часть - им. Как по за­кону Божь­ему. — за­вёл­ся ста­рый дед.

— Это свя­тое де­ло! Ты прав. Но всё рав­но что-то да на­менять сто­ит. Хо­тя бы ди­кови­ны ка­кие-то. Хоть ко­локол пе­релить, да толь­ко бы мы не по­дох­ли. На что ко­локол, ес­ли лю­ди ум­рут, ко­торые на его зов идут! Бес­толко­вая ду­ра, вот ей це­на. Жизнь слож­на, тя­гос­тна всем нам. Су­ровую вы­дал до­лю Бог. Про­верить нас, его ра­бов. По­казать, что есть свет в нас. — ска­зал глас Бо­жий.

— Ну раз ты свой ко­локол не жа­ле­ешь, то есть у ме­ня, что на об­мен. На­рав­не и толь­ко на­рав­не с тво­им зо­лотом в ви­де ча­ши. По­едят ружья с по­рохом. Ког­да эти мес­та впер­вые ос­во­бож­да­ли, а за­тем сте­рег­ли, то сю­да шло ружьё. А с ним и по­рох. Со вре­менем и то при­ходи­ло в не­год­ность. Но­вые вез­ли. А за­тем и но­вого бы­ло ма­ло, так что есть чем тор­го­вать. Но зная тво­их пред­ков, поп, не то­роп­люсь я кор­мить всех, ес­ли ты не го­тов пас­тву дер­жать в го­лоде и хо­лоде, как мы все жи­вём. Ты - есть связь на­ша с Все­выш­нем, но от­да­ля­ешь­ся от нас. Ну а ес­ли, я слы­шу, что ты ру­ку тя­нешь, то и я по­тяну свою. — вы­дал Олег.

— Тог­да ре­шено. Бу­дем ружь­ями, ме­тал­лом тор­го­вать. Сколь­ко смо­жем, столь­ко и бу­дем. Хо­лод со­бачий да та­кой звер­ско-хо­лод­ный, что страш­но ста­новить­ся. Не дай Бог, вся зи­ма бу­дет та­кая. — го­ворил свя­щен­ник.

Пос­ле это­го му­жики на­чали по­тихонь­ку рас­хо­дить­ся. Шёл ве­чер, дол­го он тя­нул­ся. А вь­юга всё иг­ра­лась, кра­сова­лась, би­лась в ис­те­рике. Ве­селил­ся ве­тер вмес­те с ней. И лишь прис­лу­шав­шись, мож­но бы­ло ус­лы­шать, как де­ревья во­ют от та­кого тан­ца смер­ти. На­чалась ночь. От­крыл­ся звёз­дный не­бос­вод. Ти­шина нас­та­ла. Опус­тился гроз­ный враг. Ти­хая ночь. Страш­ная и тай­ная. Что бу­дет зав­тра, ник­то не зна­ет. Все спят, ко­му сон был да­рован, но се­год­ня, не все смог­ли ус­нуть в сво­ей пос­те­ли…

На­ут­ро бы­ло свет­ло, да свет от Сол­нца был тус­клый и блёк­лый. Ра­но-ра­но ут­ром са­ни бы­ли го­товы, да ник­то не ехал. Час шёл, дру­гой шёл. Ник­то не едет. Му­жики на­чали сно­ва со­бирать­ся. Сла­ва Бо­гу, вет­ра нет. По­ковы­ляли в шу­бах да кур­тках плот­ных по тро­пин­кам. Зак­ры­ли две­ри хра­ма Божь­его и на­чали сно­ва раз­го­вор.

— Федь­ку ник­то не ви­дел? Я к не­му в дом за­шёл, Анют­ка его, го­ворит, не ви­дела. Не но­чевал. Гля­дишь, где-то упал или про­валил­ся. Пло­хо де­ло. На­до ко­го-то ещё выб­рать. Да по­быс­трей. — го­ворил Олег.

— Всё ут­ром не лад­но… Мо­жет, кто что слы­шал, а то нас и так ма­ло. Пе­рено­чевать у ко­го ос­та­новил­ся? — с на­деж­дой го­ворил поп.

— Я знаю, что слу­чилось. — ра­зор­вал ко­рот­кую ти­шину го­лос из не­боль­шой груп­пы муж­чин. — Это Во­лодя его при­шиб, -по­казал ру­кой на прес­тупни­ка,- ви­дел вче­ра, как тот с то­пором шёл. Те­ло маль­чиш­ки в па­ре мет­рах от де­рев­ни за­рыто в сне­гу. Бе­жать соб­рался, скот?!

— Не уби­вал я его, мне за­чем это?! Не ви­новат я! — крик­нул в от­вет ему по­доз­ре­ва­емый.

— Тог­да, раз ты хо­чешь пе­нять в зад, мы с му­жика­ми пой­дём и вы­копа­ем Федь­ку. Най­дём на те­ле его из­рублен­ные ра­ны, а у те­бя до­ма - то­пор, ко­торо­го нет. — го­ворил всё тот же го­лос из тол­пы.

— Врёшь, всё врёшь, кро­ме то­го, что то­пора и вправ­ду нет. Был я тем днём в ле­су. За­метил стаю вол­ков. И бе­жал, что есть мо­чи. Не о то­порах, не о связ­ке ни ду­мал. Бе­жал так, аки ош­па­рен­ный. — от­ве­чал ему.

Но тол­па ве­рит са­ма се­бе. Пош­ла и наш­ла те­ло. При­тащи­ла, по­каза­ла, до­каза­ла са­ма се­бе. На­чали ру­гать­ся, ре­шили Во­лодю так же пок­ромсать за де­ло. Сго­ряча пош­ли на не­го, да толь­ко дед встал и крик­нул:
"А ну, скот ту­пой, пош­ли от маль­чон­ки! Пше-Пше. Да­вай­те, отой­ди­те от не­го. У вас нет ни­чего про­тив не­го. У нас все шу­бы - од­на к од­ной. Это мо­жет быть лю­бой из вас."

— Не по Божь­ему за­кону жи­вёте, не смей­те тро­гать маль­чиш­ку! — до­бавил свя­щен­ник.

Тол­па пе­рес­та­ла так яро рас­суждать. Ре­шила ре­шать всё по-ум­но­му. Го­лосо­вать все ре­шились. Да ста­рик слу­шать не стал:
"Так, пос­лу­шай­те, это бу­дет важ­но для вас. Де­ло та­кое. Во­лодя бу­дет жить у ме­ня, по­ка вы все, зве­ри, не ус­по­ко­итесь. Ре­шай­те, что хо­тите, про­сите, что хо­тите, но мне боль­ше не важ­но, о чем вы тут ду­ма­ете. Сброд, сброд од­ним сло­вом. Что-то кто-то ви­дел. И всё. Вы всех убь­ёте, всех по­веси­те. А по­том бу­дете ца­ря ви­нить, что пло­хо пра­вит. Вот и жи­вете од­ни в сво­ём бар­да­ке!

Му­жики от удив­ле­ния на­чали го­лосо­вать сра­зу за два, а по­том - за три де­ла. Наг­ре­лась цер­ковь спо­рами, пе­репол­ни­лась вол­не­ни­ями. Бы­ли все вдо­воль ос­кор­бле­ны. Да толь­ко на­шим ге­ро­ям бы­ло всё рав­но. Дош­ли они до до­ма ста­рика, что был с краю, и зак­ры­ли дверь пок­репче.

На­чали есть, но тут Во­лодя отод­ви­га­ет та­рел­ку и го­ворит:
"Бла­года­рю те­бя, Ни­колай, бла­года­рю. Да не смею я с то­бой стол де­лить. Я прав­да убий­ца. И мне стыд­но, что я врал всем вам и им. Не по­дели­ли мы с ним Ань­ку. Не мо­гу я без неё. А она го­ворит, что я ей не ну­жен. По­руга­лись мы с ней силь­но, что аж мне Федь­ка вре­зал. Пе­чаль я за­та­ил на не­го лю­тую, чёр­ную, тя­жёлую пе­чаль. Но­сил я её в се­бе, но­сил. Как злой чёрт, мес­та се­бе не на­ходил. На­шёл ве­чер и ре­шил - приш­ло вре­мя. Ли­шил жиз­ни и сам те­перь жить не хо­чу. Воз­дух стал тя­жёлым, как вес в сто ты­сяч пуд. Всё ме­ня тя­готе­ет. Ест, съ­еда­ет. В пос­те­ли мес­та не на­хожу, где мне мяг­ко бу­дет. Печь не гре­ет, и хо­лод не так уж су­ров. Ду­ша бо­лит. На по­кой хо­чу."

— Во­лодь­ка. Я мно­го кро­ви за свои го­ды про­лил, мно­го ко­го по­терял. На вой­не был, что лю­ди не зна­ют. За кров драл­ся, за жизнь драл­ся. За всё, что бы­ло хо­рошее в ми­ре, драл­ся. Смот­рю я на те­бя гла­зами ста­рика, ко­торый ви­дел жизнь. Не ви­жу я в те­бе гре­ха сей тя­жёло­го, что от­мыть нель­зя. И, ес­ли го­ворить на­чис­то­ту, не был я тог­да при этом гре­хе. Не дер­жал то­пор в кро­ви. Ань­ку я не це­ловал. Не гре­ло сер­дце моё так, что об­жи­гало бы так смер­тель­но дру­гих вок­руг. Не был я в тво­ей шку­ре. Знать не знаю, что у те­бя за ду­шой, но знаю я од­но: бе­жать на­до нам. Те­бе - от это­го ско­та, а то убь­ёт те­бя, а мне на­до бе­жать от ста­рос­ти. От ста­рос­ти в през­ре­ние. — ска­зал ста­рик.

Пос­ту­чали тя­жёлой ру­кой в дверь из­бы.

— От­во­ряй, бить не бу­дем, по­гово­рить приш­ли. — ска­зал тя­жёлый го­лос из-за две­ри.
Ста­рик до­пил квас и по­шёл к пе­чи, что сто­яла у вхо­да.

От­во­рил дверь, и там сто­яли три му­жика, во гла­ве ко­торых Олег. Мол­вил он:
"От­дай нам его. Мы зна­ем, кто убий­ца."

— Не Божью во­лю вы тво­рите. Не име­ете пра­ва от­ни­мать жизнь у не­го. Са­ми ещё слиш­ком не ста­ры, ник­то из вас ещё не се­дой. Нет в вас ни муд­рости, ни сме­лос­ти. А по­делом я стар­шой в этой де­рев­не, и ес­ли го­лоса не имею, то маль­чиш­ку спа­су всё рав­но. — го­ворил муж­чи­на в воз­расте.

— Сам Бог го­ворил: глаз за глаз. И жизнь мы возь­мём его лишь за жизнь от­ня­тую. — вес­ко от­ве­тил тот.

— Пос­мотри на на­шу де­рев­ню, там нес­коль­ко до­мов. Ты хо­чешь ли­шить это мес­то ещё па­ры силь­ных рук?! Чем луч­ше ты на­шего по­мещи­ка, что на­род го­нял по ле­сам, а тот уми­рал, как му­хи? — сто­ял на сво­ём за­щит­ник.

— Нет те­бе оп­равда­ния, ста­рик. Не­ту тя­желее то­го гре­ха, что ты пы­та­ешь­ся скрыть. Не ви­дишь ты в том, ко­го так яро за­щища­ешь, на­туру зве­ря. Смер­ти он зас­лу­жива­ет, а ты - по­рица­ния. С ума со­шёл со сво­ей ста­ростью, до­нёс ты свой крест дос­та­точ­но, те­перь мы его на свои пле­чи возь­мём. Возь­мём во всю прыть, возь­мём с пес­ней, по­тащим его даль­ше. Да­леко бу­дем та­щить. Ку­да даль­ше, чем те­бя бы хва­тило. — на­чал Олег.

— Да ку­да ты по­тащишь? Ты уже од­но­го ли­шил­ся и вто­рого уби­ва­ешь. Те­бе ста­рый да Бог го­ворят ус­та­ми про­повед­ни­ка - оду­май­ся. Ку­да ты смо­жешь вес­ти на­род по Тай­ге?! Мы од­ни, на­ше вре­мя уш­ло, нуж­но но­вое со­ору­дить де­ло. Всё, что бы­ло ста­рое, те­перь не то­пит из­бу рус­скую. Но­вое вре­мя приш­ло, а ты не ви­дишь. Тря­сёт, ме­чет жизнь всё, что ви­дел ты и что не ви­дел. Тре­щит по швам зем­ля рус­ская, а ты её толь­ко ло­пата­ми да бес­по­ко­ишь! И ес­ли ты хо­чешь вер­шить судь­бу, как Царь-Гос­подь, то жги ме­ня вмес­те с не­вин­ным, ибо не знаю я дру­гого име­ни, кро­ме И­ису­са Хрис­та. — от­ве­тил на­роду наш ге­рой и дверь зак­рыл.

— Ну, зна­чит, в цер­ковь - но­вую ду­му бу­дем ду­мать. — ска­зал Олег.

Но де­ло ждет, и му­жики при­нялись за ра­боту, пе­ред­ви­нув суд на ве­чер. Пос­ла­ли но­вого че­лове­ка в де­рев­ню, а са­ми ра­ботать на­чали. Кто в лес, кто на охо­ту. Кто в де­рев­не, кто за пре­дела­ми её. И вот два му­жика в дом заш­ли к Федь­ке, что­бы спро­сить у Ань­ки, есть ли что для об­щи­ны - всё рав­но му­жик в до­ме по­мер.

— Что это у те­бя, Алёш­ка? Дрянь ме­тал­ли­чес­кая… Что ты её тас­ка­ешь? — спро­сил у дру­гого пер­вый.

— Да вот, в го­роде ле­том на­менял. Ска­зал ку­пец, вре­мя ка­жет. Сей­час вто­рой час. — от­ве­чал Алек­сей.

— Да?! Ин­те­рес­но. А что тол­ку от вре­мени? Я вый­ду на ули­цу: сол­нце све­тит и лад­но. Как бу­дет са­дить­ся - до­мой пой­ду. За­чем эта шту­кови­на? — ре­шил расс­про­сить у пар­ня.

— Сам не знаю, за­чем но­шу. Вре­мя от­ме­рять мо­гу, да и са­ма без­де­луш­ка нра­вит­ся. Кра­сивая, на це­поч­ке. — от­ве­чал муж­чи­на.

— Стран­ная она. Па­лоч­ка внут­ри, слов­но за­кол­до­ван­ная, дры­га­ет­ся, та­нец чёр­та тан­цу­ет. Ты её по­пу по­казы­вал? — спро­сил с опас­кой му­жик.

— За­чем?! Уже пол­го­да жи­ву здо­ровый, как бык. В до­ме хлеб есть, уро­жай хо­роший. Ни­чего пло­хого, дя­дя Петь.

— Ви­димо, уже ок­рести­ли. Лад­но, пош­ли даль­ше. Не­ту тут ни­чего по­лез­но­го. — по­судил тот, и они уш­ли.

Ве­тер под­нялся вновь, зас­та­вив всех воз­вра­щать­ся. Сол­нце на­чало ка­тить­ся к зем­ле. Ве­чер на­чал­ся. Сно­ва лю­ди к цер­кви по­тяну­лись. Ре­шать нуж­но воп­ро­сы. Ре­шить всё. За­кон дол­жен быть. Без за­кона, как во­дить­ся, на­чина­ет­ся без­за­коние. И с та­кими мыс­ля­ми го­ловы го­рячие дви­гались в об­щем по­токе. Прав­ды тре­бова­ли.
Сно­ва в цер­кви, сно­ва спо­ры.

— Да на­до прос­то отоб­рать маль­чи­ка, а ста­рика ос­та­вить в по­кое. — на­чал Олег сно­ва.

— А ты ду­ма­ешь, он прос­то так жить про­дол­жит? Он мно­го что по­видал, мно­го где сво­им упорс­твом под­со­бил. Так что это не ре­шение. — от­ве­тил поп.

— Да ты за­од­но с ним, по­ди?! Мо­жет, храм ос­во­бодишь и к ним пой­дёшь? Мне всё это не нра­вит­ся. За убий­ство мы всег­да би­ли до смер­ти. За во­ровс­тво - от­ни­мали. За ложь - на­казы­вали мол­чань­ем. — ра­зоз­лился му­жик.

— Ес­ли мы нач­нём по та­ким за­конам жить - все без глаз ос­та­нем­ся. Точ­нее, один без гла­за вы­живет, бу­дет ви­деть это всё и пла­кать, что та­ким пло­хим пу­тём пош­ли. Не бо­го­угод­ным. — отоз­вался го­лос в от­вет.

— Я знаю, как на­до. Я не до­пущу та­кого. Всех бу­дем су­дить од­ни­ми ру­ками, всё те­ми же ру­ками, что ра­бота­ем вмес­те. Те­ми же ру­ками, что ло­вим зве­рей. Те­ми же ру­ками бу­дем и на­казы­вать. Все вмес­те. И ник­то без глаз не ос­та­нет­ся. — нёс свой го­лос в на­род.

— Лю­ди доб­рые, не дай­те гре­ху верх одер­жать. Пой­ди­те ещё раз к ста­рику и ска­жите: Бог тре­бу­ет, да­бы вы­дали сы­на его, ра­ба Божь­его Вла­дими­ра. Бу­дем су­дить стро­го и чес­тно. Ес­ли не бу­дет убий­цей наз­ван, бу­дет гу­лять без ог­ласки. Бу­дет объ­яв­лен ви­нов­ни­ком, не на­кажем так силь­но, что дух то­го по­кинет. Най­дём на­каза­ние не смер­тель­ное... — не до­гово­рил поп.

— А на­кажем, как по­сулим! — крик­нул Олег, и все его под­держа­ли.

Шла ещё од­на ночь. Один дом де­лили двое. И бы­ло ре­бён­ку, что взял на ду­шу тя­гость, впер­вые теп­ло за эти дни. Его не прос­ти­ли, но и не на­каза­ли. Да­ли шанс, да­ли жить, да­ли сно­ва по зем­ле хо­дить. Пе­ре­ос­мыслил он свою жизнь.

Вре­мя бли­зилось к ут­ру. Сол­нце уже бы­ло яр­че, теп­лее. Вь­юга сти­хала. А пар­нишка по до­му стал по­могать спа­сите­лю.

— Что-то ты мель­те­шишь, всё рав­но та­кой грех не от­ра­бота­ешь… — пос­ме­ял­ся муж­чи­на, что ви­дел труд Во­лоди.

— Да я не хо­чу вас под­ку­пить, по­мощь моя бес­ко­рыс­тная. — не ус­пел от­ве­тить, как вновь стук в дверь. Гроз­нее пу­щего би­ли в де­рево. И про­дол­жа­ли бить, по­ка муж­чи­на не при­кос­нулся к де­реву, ко­торое сот­ря­салось от уда­ров. На ули­це сто­ял Олег с Ань­кой.

— Впус­тишь в дом. — не спро­сил, а, ско­рее, ут­верди­тель­но ска­зал му­жик. Де­лать не­чего: прош­ли они, се­ли за стол вчет­ве­ром. Аня свой взгляд от Во­лоди отор­вать не мог­ла. По­вис­ла ти­шина.

— Ну что?! Го­ворить бу­дем? — по­казал ла­донью на прес­тупни­ка об­ви­нитель, смот­ря на де­вуш­ку.

— Убий­ца он, я знаю. Ру­ки у не­го заг­ре­бущие на дра­ку. Ме­ня бил, сам драл­ся не­од­нократ­но с Федь­кой. Пос­ледний раз силь­но по­руга­лись, оби­дела я его. Вла­димир, нель­зя врать лю­дям, пой­ди и по­кай­ся. Свя­щен­ник ска­зал, уби­вать не бу­дут. — мо­лила де­вуш­ка. Ей ска­зали, что бу­дет, ес­ли се­год­ня всё пой­дёт не так, как Олег хо­чет.

Па­рень хо­тел уже ска­зать, приз­нать­ся и рас­пла­кать­ся, как ста­рик по­ложил ру­ку ему на ла­донь, что сжа­лась в ку­лак от вол­не­ния.

— Ты для че­го сю­да её при­вёл?! Слё­зы по­казать нам? Я знаю, как пла­чет вдо­ва, но это де­ло не ре­шит. Ни­кого не уби­вал, нич­то его ду­шу не тя­нет. И ру­ка ва­ша не дол­жна его ку­да-ли­бо та­щить. — дал вес­кое сло­во сно­ва.

— Зна­чит, ты ре­шил мне вновь по­мешать… Пусть го­ворят они вдво­ём. Я бу­ду мол­чать, и ты по­мол­чи. Вот уви­дишь, он убий­ца, мы всё зна­ем. На­род всё ви­дит, на­род всё слы­шит, на­род зна­ет, что дол­жно нас­тигнуть убий­цу. А те­перь по­мол­чим. Дай пар­ню сло­во.

Тем вре­менем в де­рев­не се­вер­ной, бли­же к сто­лице, око­ло усадь­бы по­мещи­ка на­род соб­рался на ули­це, ку­да при­ехал пос­ланник от де­рев­ни.

— Бы­ла свер­гну­та власть са­модер­жца, те­перь вы сво­бод­ные граж­да­не! Все рав­ны, и все оди­нако­во цен­ные. С сих пор вы боль­ше не кресть­яне Ца­ря, ко­торо­му да­ли власть от Бо­га, те­перь вы лю­ди воль­ные, са­ми се­бе хо­зя­ева! Сво­бод­ные силь­ные лю­ди. — за­кан­чи­вал свою речь ора­тор.

— А за­чем нам на­ша сво­бода?! Мы и так жи­ли хо­рошо. Здесь нам сво­бода ни к че­му. Вы сло­во Божье ос­кор­бля­ете! — кри­чала ему го­рячая го­лова.

Лю­ди на­чали ссо­рить­ся, драть­ся. Бо­гатые не хо­тели те­рять то, что у них бы­ло. Вся власть те­перь - не власть, всё про­пало для тех, кто хо­рошо ус­тро­ил­ся. Цер­ковь те­перь не так ве­лика, все обе­щания - не обе­щания те­перь. И всё, что под­пи­сывал Царь, те­перь прос­то сло­ва. Смут­ное вре­мя нас­та­ло, тя­жело жить ста­ло.
Приш­ли те, кто ста­ли на­зывать се­бя боль­ше­вика­ми. Стран­ные, ум­ные, хит­рые. Лю­ди бо­ялись их сна­чала. Бы­ли они гром­кие и чис­тые. Рань­ше та­кого не бы­ло. Бы­ли хо­зя­ева, а те­перь приш­ли то­вари­щи.

Там же был и по­мещик, что бе­жал. Там же и суд был над ним, и кресть­яне ви­дели, сколь­ко на­воро­вал, сколь­ко нав­рал, сколь­ко хо­тел ута­ить. Но не да­ли лю­ди, жив­шие по Мар­ксу, су­ду Лин­ча вер­шить­ся. Ска­зали они, что тот бу­дет си­деть в тюрь­ме. И не мо­жем мы ре­шать его судь­бу. На­род уди­вил­ся, но при­нял, так как но­вое го­сударс­тво обе­щало по­мощь и при­вез­ло еды, что ни­ког­да не во­зил Царь. При­вез­ли ра­бочих и ме­талл. И ска­зали, что бу­дут по­могать каж­до­му, ибо край тя­жёлый, а Ро­дине нуж­но дер­жать бе­рега сво­ей стра­ны и ува­жать тех, кто жи­вёт там. И, мож­но ска­зать, над­ло­милась ми­ровая нес­пра­вед­ли­вость, но пар­ни­ша вер­нётся лишь зав­тра. А ста­рая Рос­сия по­гиба­ет даль­ше…

— Я не уби­вал Фё­дора. — на­чал пла­кать тот. — Я по­шёл в лес. И там по­терял то­пор. Я не убий­ца.

На­шему ге­рою ком под­ка­тил к гор­лу, де­вуш­ка, что лю­била его, смот­рит ему в гла­за и ви­дит его нас­квозь. Все зна­ют прав­ду, ему лишь сто­ит приз­нать­ся. Все зна­ют прав­ду, по ко­торой всем жить. Все зна­ют, ко­му уми­рать, а ко­му жить.

Но вдруг шторм ду­ши пре­рыва­ет речь ста­рика:
"На­до­ело. А ну про­вали­вай­те оба! Приш­ли тут мне над маль­чон­кой бес­но­вать­ся. Ты ис­ку­ситель­ни­ца, а он есть сам чёрт! Не стыд­но ни од­но­му, ни дру­гому. Од­на на ду­шу да­вит и то тя­жёлую, дру­гой всех под се­бя под­мял ра­ди сво­их же­ланий. Ви­деть ни­кого в сво­ём до­ме не хо­чу!" — кри­чал ста­рик, встав со сту­ла. Де­вуш­ка вы­бежа­ла, про­ливая, ро­няя слё­зы тя­жёлые по су­ровой рус­ской зем­ле.

— Ти­ше-ти­ше. Я ни­куда без не­го не уй­ду. Об­щи­на тре­бу­ет прав­ды. И не важ­но, че­рез ме­ня она тре­бу­ет или са­ма. Я здесь, да­бы вер­шить прав­ду рус­скую. Мы тре­бу­ем на­шего во­ра, да­бы на­казать его. И на­казы­вать его бу­дет, сам зна­ешь, Бог. Не я, не му­жики рус­ские, а Бог. Бог один, и он един с на­ми. Ни­куда я не пой­ду. А те­бе, Во­лодь­ка, луч­ше приз­нать­ся. Сам зна­ешь, ду­ша лгу­на са­мая тя­жёлая.

— Ах, ты ре­шил ме­ня на му­жика взять… — по­шёл ста­рик к пе­чи, про­сунул ру­ку за неё и дос­тал ружьё. — Ну а те­перь что про Бо­га ска­жешь?! Вин­товку то­же он от­ве­дёт от те­бя пра­вед­ни­ка?!
— Так… Спо­кой­нее-спо­кой­нее… Я ухо­жу. Не на­до де­лать пос­пешных вы­водов. Не на­до, му­жик. Я ни­чего пло­хого не хо­тел. — ска­зал Олег, встал и по­шёл из из­бы, пред­ва­ритель­но пнув по по­рож­ку. Ста­рик ос­та­вил ружьё и по­шёл зак­рыть дверь.

— Всё го­тово?! — спро­сил он.

— Да, го­тово. — от­ве­тил он ему.

В то вре­мя му­жик шёл по до­роге, и к не­му под­бе­жал дя­дя Пе­тя:
"Поп по­мер. Что му­жикам ска­зать?"

Олег улыб­нулся:
"Пусть ра­бота­ют се­год­ня. Ве­чером от­пе­вать бу­дем и ре­шим, что с пре­дате­лями де­лать бу­дем."

Как и ска­зал, на­чали лю­ди ра­ботать в два ра­за усер­днее, власть ра­бота­ет. Нра­вить­ся лю­дям по­рядок, су­ровый та­кой, на­вяз­чи­вый. Как жи­ли при Ца­ре - всё жес­то­ко, так и сей­час, как при Ца­ре Со­ломо­не. Лет шесть ты­сяч, а всё по-ста­рому. Хо­рошо жи­вёт рус­ский на­род, всё так же. На­род уже но­вый, ли­хой, а пра­вила вы­бира­ет ста­рые, ско­выва­ющие.

Ве­чер на­чина­ет­ся. На­род снов цер­кви со­бира­ет­ся. До­вес­ти нуж­но на­чатое. Прав­ды на­род тре­бу­ет.

— Ну что, поп по­чил. Бог дал нам по­нять, что мы те­перь мо­жем го­ворить от его име­ни. Пог­ля­дите на се­бя, Бог соз­дал нас по сво­ему об­ра­зу и по­добию. Все мы Бо­ги средь друг дру­га! Пос­мотри­те на свои ру­ки. Они из лю­бого ма­тери­ала кра­сивую вещь сде­ла­ют. Пог­ля­дите на сво­их близ­ких, лю­бят они вас на­рав­не с Бо­гом. Но у нас есть Гос­по­дин. И я не хо­чу вас пу­гать, что мы дру­гие хрис­ти­ане. Я лишь ве­ду к то­му, что тот, кто за­щища­ет убий­цу, ещё ху­же убий­цы! Нуж­но на­казать ста­рика, что мне уг­ро­жал смертью. Он опа­сен для нас. Опа­сен для ва­ших жён, опа­сен для ва­ших де­тей. Опа­сен для об­щи­ны. На­до не суд вер­шить, а на­каза­ние, что есть спра­вед­ли­вость. По­нима­ете, лю­ди. Зав­тра мы пус­тим к пре­дате­лям крас­но­го пе­туха, сож­жём и не по­дума­ем. Хва­тит с нас этих оп­равда­ний, бол­товни. Да­ли дос­та­точ­но раз ис­ку­пить свою ви­ну. Нуж­но дей­ство­вать. Так да­вай­те же лю­ди рус­ские, на­кажем тех, кто не ве­рит, не ува­жа­ет, нас и на­шу прав­ду. — В ку­раже, кри­чал он, сот­ря­сал воз­дух, а му­жики ве­рили. А ко­го кро­ме не­го слу­шать?! Лю­ди ве­домые при­вык­ли к по­воды­рю. За­чем что-то ме­нять?

Нас­та­ло ут­ро. Яр­кое, свет­лое, впер­вые за дол­гие су­ровые дни в пур­ге и вь­юге. Му­жики идут сжи­гать ста­рика и убий­цу. На­чали дом сжи­гать. Ни кри­ков, ни шо­роха. Час го­рит, уже внут­ри всё го­рит. Му­жики сто­ят, че­шут­ся. Ник­то не вы­бега­ет…

— Они что, ус­ну­ли там?! — Спро­сил один.

— Да не ус­нёшь при та­ком… — Отоз­вался дру­гой.

— Да тём­ные си­лы здесь за­меша­ны. — Ска­зал тре­тий.

— Да на­каза­ли и лад­но! Внут­ри сго­рели как ско­ты. — По­дыто­жил Олег, — А это что, за крас­ный флаг ма­ячит?

— Лю­ди идут… — Пред­по­ложил му­жик.

Тем вре­менем, ста­рик и пар­нишка бы­ли уже на уро­ке лик­бе­за в Но­во-Ни­кола­ев­ске, где их учи­ли гра­моте, и кров пре­дос­та­вили. Бе­жали они от су­рово­го рус­ско­го прош­ло­го. Уш­ли от тя­жёло­го бу­дуще­го, что тя­готе­ло их. Что выг­на­ло их. Жи­ли они пос­ле это­го сов­сем по-дру­гому. Не по-рус­ски жи­ли, а уже по-со­вет­ски. Сре­ди дру­гих на­родов сли­лись они во­еди­но. Мно­гие ста­ли це­лом, и вряд ли их что-ли­бо сло­ма­ет. Хо­тел бы я, за­кон­чить эти­ми сло­вами…