Сквозь стену

Сквозь стену

Раз – мысли покинули плен

Во дворе шумели дети. Я щурился от солнечных бликов и волочился под пеклом. Подошвы будто прилипали и плавились. Губы засолились в поту, и каждая его капля шипела, разбиваясь об асфальт. Из-за работы придется торчать в Пристолице все лето, а я так мечтал повидать что-то кроме этого душного города. Хотя ехать мне все равно не с кем. А вот детишек, кажется, все устраивало.

Худой русый мальчуган обливался водой из бутылки, остужая раскрасневшиеся щеки. Он напомнил меня – лет пятнадцать назад. Такой же раздутый нос и зеленые глаза. Мои, правда, с годами превратились в болото, да и круглые щеки как рубанком обтесали. Парнишка посмотрел на меня и тут же перевел взгляд на девочку, играющую в классики. Я нырнул в прохладный подъезд. Стеклышко зазвенело, и девочка прокричала:

– Один!

В ее голосе не было издевки, она просто играла. Но настроение испортилось еще больше. Я открыл дверь. Снял обувь и поставил на пустую полку. Ну что же положить в пустое сердце?

Чем это пахнет? Черт! Опять?!

Я вбежал в комнату, снес табуретку и взвыл от боли. Резкий запах усилился. Решетка жалюзи бросала тень на спичечный замок, а рядом лежал открытый тюбик клея. Я дернул ручку форточки и впустил свежий воздух; вслед за ним забренчала гитара и раздался смех. Незнакомая пара веселилась под окном. Парень с синей фенечкой перебирал струны, его обнимала черноволосая девушка.

Когда-нибудь и я окажусь на его месте.

Я на мгновенье улыбнулся и лег на кровать. Прислонился к стене лбом не в силах угомонить маятник в груди.

Я обязательно встречу ту самую. Разумеется, она окажется в беде, а я спасу ее и она влюбится в меня. А люди, наконец, признают, увидят, что я герой, а не просто продавец телефонов. Но будет поздно. Мы уплывем на край света, где не нужны ни деньги, ни слава, а лишь гармония внутри и друг с другом.

Прошлое не важно, а настоящее мимолетно. Надежда и мечты живут лишь в будущем.

День заиграл в переулке. Ворсинки кисти брызгали краской на стену; мазок за мазком, и девичьи ручки умело выводили пейзаж. Я забыл, куда шел: увяз мыслями в картине. Фреска еще не была закончена, но уже будоражила воображение. Зеленые холмы стелились, тая мельчайшие детали. Вот белый кролик скачет к норе, а вот ручей подбирает листья. Природа старалась вырваться и заполонить скучную улочку красотой: так бы и произошло, если бы мой ум не увлек иной образ.

Художница сбросила капюшон, и светлые пряди залоснились поверх джемпера. Миниатюрная и хрупкая, она тонула в одежде, скрываясь от краски.

Девушка потянулась и запрокинула голову назад.

Мы встретились взглядом. Я словно погрузился в чаши горячего шоколада – хотелось вкусить эту сладость, а в момент горечи позволить обжечь кожу. Но сейчас глазурь ее глаз стала теплой – я приблизился, желая увидеть в них себя.

– Эй, надзиратель, бездельничаешь? – Девушка ехидно прищурилась.

– Любуюсь, чем не занятие.

– Точно-точно бездельник. Зафиксируй моську и стереги, а я мигом. – Художница постучала по пустой банке из-под краски.

– Обомлеть можно. Я тебе не сторож.

– Я мазню тут закрашивала целый день, а мне за это никто не платит. – Девушка умоляюще взглянула, подрагивая губой. – Так что не вредничай.

Я безропотно вздохнул.

– Вот и ладушки. – Она смерила меня взглядом. – Звать тебя как?

– Антон.

Девушка на мгновенье прикусила маленькую, висящую за ухом косичку.

– Я запомнила тебя, Антон, так что смотри у меня. – Она подмигнула и пустилась наутек, прокричав: – Рита! – Остановилась, достала яблоко и швырнула мне. – Свежее, сладкое, сочное!

Поймал, на вид фальшивое, да и на вкус: она издевается? Девушка убежала, укусив такое же яблоко.

Время шло. Я смаковал каждый клочок бетонного холста, до тех пор, пока из-за угла не скользнул мутный силуэт.

Рита?

Путь заслонил подозрительный тип: коротко стрижен, спортивки и майка. Странно, как я мог обознаться да и проглядеть еще двоих позади? Один обладал бульдожьей мордой, а второй напоминал злобного пекинеса – выгуливает, наверное.

Главарь ругнулся и выкрикнул что-то про испорченный тэг.

Так он назвал каракули, которыми метят территорию на стенах. Так вот что за мазню закрасила Рита. Я, конечно, могу ему все объяснить, но это бессмысленно.

Вандал достает маркер и подходит к картине. Я отталкиваю его. Он набычивается и кулаком вспахивает мою голову – кровь веером прыскает на траву. Что-то хрустит и вылетает изо рта, я кричу, отскакиваю к стене и ощупываю языком десны.

Почему-то не больно.

Закрываю лицо. Удары мелькают кадрами, врезаясь в мои руки. Оцепление сужается – глаза метаются в поисках выхода. Прорываюсь плечом. Разворачиваюсь и бью Бульдогу по физиономии, он покачивается и встряхивает головой.

Справа!

Я пригибаюсь – по волосам чертит кулак, но следующий удар приходит в ухо, и ничего, кроме гула, я уже не слышу. Глаза на миг закрываются.

Раздается девичий возглас. Я вижу, как Рита метает банки, покрывая отморозков краской.

– Агааась,– протягивает Рита. – Опять халтуришь?

– Моя щмена конщилась, – шепелявлю я. – Зуб даю.

Краска пенится и проявляет что-то мерзкое и безликое: кожа сползает, а кости вздуваются поверх сгнившего мяса. Твари рычат и направляются на Риту. Она проводит пальцем по ободку банки и пожимает плечами.

Крик застревает в моем горле. Я трясусь, хватаю булыжник и швыряю в упыря, но мажу. Камень гремит по бетону.

Монстры вцепляются в меня, разрывая когтями: клочья ткани и кожи разлетаются в стороны. До сих пор не чувствую боли. Похоже на шок.

– Все закончится, когда я дорисую, так что лови момент! – Рита швыряет меч, и тот, просвистев в воздухе, протыкает глотку чудовища. Тварь хрипит, брызгает из шеи слизью и валится замертво. Я вскакиваю и вытягиваю оружие из тела – чересчур легкое. На стене виднеется контур меча с таким же размером: она что, его нарисовала?