Слабость сильного

Сельская учительница

Мамина помада, сапоги старшей сестры…

Виктор  Цой «Восьмиклассница»

- Фамилия, имя, отчество?

- Воронцова Астеника Александровна.

- Профессия?

- Учитель арийского языка.

- Образование?

- Десять классов школы, затем педагогическое училище.

- Откуда родом?

- Село Видогущино Рождественского района Калининской области.

- Евреи в семье были?

- Нет.

- А арийцы?

- Тоже нет.

Майор Максим Дмитриевич Угрюмов цепким взглядом окинул сидящую перед ним девушку. Очень молодая, худенькая, высокая, хотя когда сидит, рост не слишком бросается в глаза. Одета в хлопковую блузочку с круглым отложным воротничком, маленькие пуговки застегнуты под горло, как у солдата-новобранца. По-детски угловатые колени прикрыты юбкой унылого коричневого цвета. В руках тонкий для ранней весны плащик, и сумка-саквояж, видать, мамина или бабушкина: старомодная, бесформенная, с массивным круглым замком и вытертыми до белизны углами. Свои жалкие пожитки учительница крепко прижимает к груди, точно боится, что кто-то на них позарится.

От сумки майор поднял взгляд на лицо соискательницы: черты утонченные, правильные - гладкий лоб, аккуратный носик, миндалевидные светлые глаза, небольшой упрямый подбородок, высокие скулы. Рот, правда, выбивался из общей картины: крупный, с полными губами, рот шлюхи на лице Мадонны, но этот контраст делал девушку лишь интереснее, хотя помаду ей следовало выбирать побледнее, а то с бордовой она выглядела точь-в-точь как собравшаяся на симпосий[1] гетера. Пшенично-золотые волосы соискательницы закручены косами-баранками по обе стороны лица, брови и ресницы белесые, и кожа белая, тонкая, как цветочный лепесток. Еще врет, будто арийцев в роду не было! Впрочем, дело майора маленькое – расспросить как следует, и если соискательница подойдет, ее броская внешность станет головной болью генерала.

Красоток Максим Дмитриевич не любил. Уж больно те были прихотливы: и цветы-то им дари, и по театрам-ресторанам води, и пальто с вешалки подавай да на плечи накидывай, будто сами немощные. Другое дело дурнушки! В редкие минуты сентиментальности майор мечтал, что после окончания войны отправиться в какую-нибудь глухую деревушку на границе и выберет там себе в жены девицу попроще, на которую никто другой не позарится. Чтобы по гроб жизни чувствовала себя обязанной и обхаживала безо всяких там капризов. Все же правы арийцы, говоря, что удел женщины Kinder, Kuche и Kirche[2] – и у врага можно поучиться. Но это будет нескоро. А пока требовалось определиться с секретаршей для Громова.

-  Кто родители? – продолжил допрос майор.

- Мать Воронцова Людмила Прокопьевна - доярка в колхозе, отец – Воронцов Александр Германович, вроде, автомехаником был.

- Вроде был? – Угрюмов скептически вскинул брось.

- Я отца не помню почти, он умер, когда мне пять лет исполнилось.

- Кого из родственников помните? Дед, бабка, тети-дяди?

Мысль об арийском происхождении девушки не оставляла майора. В анкете намеков на то не нашлось, но внешность прямо-таки кричала о вливании нордической крови. Девушка тряхнула головой, поднесла правую руку ко лбу. Пальцы у нее были перепачканы чернилами, на первой фаланге среднего горбатилась некрасивая мозоль. Видать, писать сельский учительнице приходится много. Обнаружив в соискательнице изъян, Угрюмов даже повеселел.

- Есть брат, его я в анкете указала. Он сейчас на фронте, в шестнадцатой пехотной дивизии. А больше нет никого. Мать детдомовская, бабушка по отцу, кажется, белошвейкой была, а дед из крестьян зажиточных. Обоих как раскулачили, так они сразу за границу уехали, с нами отношений не поддерживают.

- Что за имя странное - Астеника?

- Я слабой родилась, врач в больнице все головой качал, астеничной называл. Матушка так и записала. Потом разобралась, что это не имя, да поздно. Но вы можете звать меня Асей, как все домашние.

- Уменьшительно у нас не положено. Почему в штаб проситесь?

- Так в нашем селе все, кто не хромой-косой добровольцами на фронт вызывались. Мальчишки прямо со школьной скамьи бегут, возраст себе набавляют, лишь бы взяли. А я чем хуже? Руки-ноги на месте, работать могу. Вы не смотрите, что худая. Я и ведра с колодца ношу, и картошку на огороде сажаю, и на сенокосе работаю наравне с другими. И не болею вовсе, потому как зимой в прорубь окунаюсь. Ну, если после бани, конечно. Я тоже хочу послужить делу победы.

- Вот и спрашиваю, почему к нам? Отчего санитаркой на передовую не проситесь? Или полагаете умение доить коров да купаться в проруби достаточным, чтобы работать секретарем при самом генерале Громове? – в голосе майора почудилась издевка.

Девушка по наивности своей издевку не уловила, отвечала как и прежде со спокойным достоинством:

- Меня учили, что каждый человек должен делать то, что ему наилучшим образом удается. Я арийский язык хорошо понимаю. Ну, чувствую. Не могу лучше объяснить. Но если у вас не пригожусь, непременно на курсы санитарок запишусь.