Сладкая гниль

Бонбоньерка

20:56. 31 октября. Белое мягкое кресло с клетчатыми, кофейными, песочными и узорчатыми подушками прогнулось под весом Шарлотты. Худые ноги укрывает тёмно-коричневый плед. Из-под него совсем немного выглядывают красноватые голые пальцы ног. Тишина? Нет, на улице шумит дождь.

Шарлотта делает маленький глоток горячего какао и ставит чашку на блюдце. Кошка дёргается во сне и больно вцепляется в колено хозяйки. Часть содержимого проливается на белый фарфор и стекается в сплошное жидкое пятно, напоминающее густую кровь.

По вечерам Шарлотта любит занимать себя чтением газеты. В этот раз заголовок гласит: «Ваш коктейль «Джаз с кровью», мисс. Чёрно-белая страница получилась сочной и ужасающей только благодаря страшным рисункам: один мужчина с широко раскрытыми глазами играет на кларнете, другой держит в руках топорик и злобно ухмыляется, а дальше вереница. Череп, череп, череп и… череп. Нож, нож и… нож. Кровь, кровь и… кровь. Вполне симпатично.

«Если вы пьёте наш авторский коктейль, значит, точно знаете историю Дровосека из Нового Орлеана. Он мастерски орудовал топором, жестоко избавляясь от своих жертв. Не все выживали, но Дровосека так и не смогли поймать. Кто знает, вдруг именно к вам…».

Бах!

Шарлотта подпрыгивает вместе с кошкой. Открылось окно, запуская в гостиную прохладный осенний ветер. Он поднимает в воздух влажные листья, закручивает их в медленном танце и резким порывом швыряет в дом.

Девушку это не волнует, они лишь прикрывает глаза и улыбается, позволяя пёстрым листьями зацепиться за ломкие чёрные волосы.

Позади раздаётся шорох. Кошка опять пытается сбросить с полки таблетки… Пусть. Они Шарлотте никогда не нравились: напоминали розовые пряники или сырые котлеты для бургеров.

На улице внезапно начинает играть музыка. Громко, звонко, надоедливо и проникновенно.

– Мне не нравится джаз, – севшим голосом и с лёгкой обидой проговаривает Шарлотта, сама от себя этого не ожидая. Разве её кто-то услышит, выключит музыку, даст уснуть?

Они придут. Дети. Разъярённо постучат в дверь и, засовывая маленькие головы за порог, спросят: «Сладость или гадость?». Протянут наполовину пустые мешки в ожидании сыплющихся конфет и леденцов и зловеще захихикают.

У дома напротив, рассевшись на ступеньках, приветливо улыбаются светящиеся выпотрошенные тыквы. Они вполне симпатичные, поэтому Шарлотта посылает им ответную улыбку.

Громкость музыки плавно растёт. В тело Шарлотты всасываются звуки фортепиано, тромбона и саксофона-альто. Теперь они звучат изнутри – расходятся по конечностям, достигая кончиков пальцев и пуская по ним разряды; закрадываются в сердце, печень, лёгкие, проходят по кишечнику и вонзаются в мозг.

Девушка вырывает волоски на руке и немедленно приходит в себя. Затем закрывает окно и, облегчённо выдохнув, разворачивается…

Блеск маленького топора, шляпа, квадратное лицо, длинный приталенный плащ. Дровосек взмахивает рукой и лезвие разрезает хрупкую щеку Шарлотты. Она с криком падает на пол, сбрасывает с себя потрёпанный плед и быстро отползает от убийцы. Рукой притрагивается к ревущей ране и плотно зажимает разорванную мягкую кожу с вывернувшимся наружу мясом. Из щели высыпаются выбитые коренные зубы – это последнее, что видит Шарлотта, потому что…

Потому что перед глазами плывёт и темнеет. Джаза больше нет, остался только животный страх и гул в ушах. Кровь течёт по предплечью, капает с шершавого локтя и впитывается в деревянный пол.

Новоорлеанский Дровосек всё ближе, а места для побега больше нет.

Удар второй – от виска до глаза.

Третий – лезвие рассекает скулу.

Четвёртый – топор пробивает крепкий череп.

Шарлотта резко открывает глаза и бегло осматривается. Кошка на ногах больше не спит, таблетки по-прежнему лежат на полу. Окно трепыхается от ветра, а снаружи доносится едва слышимая музыка.

19.26.

– Джаз? Вермонт превратился во второй Новый Орлеан?!

Девушка недовольно встаёт с диванчика и второй раз захлопывает злополучное окно.

Свет внутри неожиданно гаснет. Тьма поглощает весь дом и окутывает его хозяйку в холодные объятия.

– Опять…

Сердце Шарлотты пропускает удар, когда она замечает в своём кресле, подсвечиваемый лунным светом и уличными фонарями, мужской силуэт. Шляпа, клубы сигаретного дыма и топор, закинутый на массивное плечо. С кончика лезвия медленно капает кровь. Наверное, ещё тёплая.

Фигура подрывается с кресла и в считанные секунды оказывается подле Шарлотты. Теперь топор сразу врезается в череп, раздваивая его на несколько сантиметров. Ни криков, ни слёз и воя, ни жалобного «пожалуйста, не надо», ни предсмертных хрипов – только тишина и пылкая музыка.

– Жаль, что вы не включили джаз, мисс. Эта ночь могла быть гораздо ярче, – говорит Дровосек. – Весёлого Хэллоуина.

Всё равно. Ей всё равно. Шарлотта уже давно была мертва.