Слёзы Кьяры

Слёзы Кьяры

— Кьяра Сергеевна Князева, две тысячи первого года рождения, — профессор Самсонов, низенький тщедушный мужчина с аномально пухлой шеей показал фото молодой девушки у себя на смартфоне. Самсонов объяснялся путано и тихо, будто боясь быть обвинённым в чём-то бесчеловечно ужасном. Он неспокойно ёрзал на полопавшемся кожаном диванчике, поглядывая то на своего мрачного спутника, то на двух молодых собеседников по другую сторону изрисованного маркерами стола.

Сидящий рядом с ним капитан каких-то внутренних органов, человек с тяжёлым, точно наковальня, взглядом, представившийся как Олег, подозрительно осматривал паршивое питейное заведение, в котором они находились.

— Интересно… — протянул Никита, широкоплечий брюнет, что сидел напротив Самсонова. — Малая совсем, за что её?

— Не важно, — буркнул мрачный Олег, приковав Никиту взглядом к спинке диванчика.

— Я не буду работать, — вырывался тот из цепких уз серьёзного взгляда. — Кто она?

— Подопытная, — вздохнул Самсонов, сглотнув, — но теперь всё.

— Больше вам знать не положено, — не унимался Олег, потирая костлявый кулак.

— А вам больше податься некуда, — бросил ему Никита, слегка наклонив голову. — Я костьми лягу, но никто заказ не возьмёт, охранять её дороже выйдет. Хоть из столицы бойцов везите. Я с ней не пироги печь собираюсь. Работать буду так, как считаю нужным. Всю информацию от и до, иначе даже слушать не стану.

— Рассказывай, — Олег дал Самсонову отмашку, а сам встал с места и, прислонившись спиной к стене неподалёку, следил, чтобы к столику в углу не подошёл случайный свидетель.

— Во бык-то, — с улыбкой заметил щетинистый Дима, молодой человек рядом с Никитой.

— Лет пять назад мы на неё вышли, — начал Самсонов. — По скорой привезли в ожоговое с матерью. Мать часов через шесть — всё, оно и понятно, полдома выгорело, но вот на девчонке ни царапинки, только лицо заплаканное. Это не первый случай, такое уже было годах так в семидесятых, наверное, под Липецком в деревне мальчик плакал этой… и не кислотой вроде, чёрт знает чем. Но тогда исследований не было, просто утилизировали.

Никита с Димой переглянулись.

— На пробу взять никак не получается, вне её жидкость секунды две держится и испаряется, а если на поверхность какую-нибудь попадёт, то всё, немедленная реакция. Только стекло не прожигает.

— Шипит? — улыбнулся Дима.

— Шипит и быстро всё разъедает. Если долго ничего не предпринимать, то начинаются небольшие возгорания.

— Так это она полдома спалила? — удивился Никита.

— Выходит так, — покачал головой Самсонов. — Сама цела осталась. Эх… пять лет держали взаперти, исследовали. Всю комнату ей стекловатой оббили, помогло. Я тогда предположил, что песок может эту кислоту нейтрализовать… так-то оно и было, но в глаза же ей его не кинешь, правильно? Только наоборот, ещё больше слёз будет.

— А как исследовали-то? — спросил Дима. С начала разговора он заметно помрачнел и теперь спрашивал серьёзно.

— Биопсия, — выдохнул профессор, явно воодушевлённый Диминым интересом, — срезы, соскобы. Кожа подо… пациентки содержит соединения, которые позволяют сопротивляться и огню и её глазным выделениям. Все результаты мы, конечно, наверх отправляли, вдруг в армии пригодится, продадут кому надо. Это сложная молекулярная формула, целое открытие, только на Нобелевскую премию с ним не побежишь, некоторые эксперименты чересчур… не одобряются. Но сейчас работа окончена, больше ничего невозможно узнать, да и она вся истощилась.

— Ну так вырежьте ей железы какие-нибудь, чтобы она не плакала, — заявил Никита, украдкой покосившись на Олега, что уже оторвал спину от стены и медленно расхаживал из стороны в сторону у замызганной стойки бара.

— Во-первых, ни один из известных наркозов её не берёт, а во-вторых, любое повреждение в ускоренном темпе регенерируется, поэтому даже такая операция ничего не решит. Сигналы к регенерации посылает мозг, если, скажем, отключить его… — Самсонов оттопырил большой и указательный пальцы, изобразив пистолет.

— Отключайте, зачем ко мне обращаться?

— Понимаете, Никита, — профессор неловко поморщился, — мы же не государственная организация, так, частная лаборатория со связями. Да и сверху… что там греха таить, им нужно совсем другое. Мы ей честь оказываем, она же мучается.

— Хорошая честь, — Никита поджал губы и поднял брови.

— Сейчас её отпустили, накачали токсинами, нет, вы не бойтесь, для окружающих всё безопасно, её кожа как панцирь в этом плане, а для Кьяры это сильное успокоительное. Нам же не нужно, чтобы она ни с того ни с сего разрыдалась. На крайнем консилиуме я заявил, что ей необходимо восстановиться, на процедуры походить, наплёл чушь… с такой убойной дозой дряни никакие процедуры не спасут, обычный человек бы уже давно почил, но не она, — Самсонов сглотнул и, точно скрывая внутреннюю боль, прикусил нижнюю губу. — Кьяра сама по себе ранимая, без препаратов слёз не избежать, это единственный выход, Никита, сделайте… — профессор закусил кулак и закрыл глаза.

— Где она сейчас? — тихо спросил Дима, положив руку на дрожащее предплечье Самсонова.

— В пригороде, там санаторий, — вздохнув, ответил тот. — У меня есть расписание всех её процедур… — он листал что-то у себя в телефоне. — Да, вот, завтра в пять вечера у неё всё заканчивается, она пойдёт через парк в другой корпус, по дороге можно и… — профессор замялся.

— Да-да, — отозвался Никита, — цена вопроса?

— Семьдесят тысяч, — прошептал Самсонов, — в долларах, разумеется.

— По рукам, половина сейчас, половина после, всю информацию ему, — Никита кивнул на Диму.

Вечером того же дня, когда оба молодых человека сидели на кухне съёмной квартиры в посёлке неподалёку от санатория, Диме в голову пришла пугающая мысль, которую он тут же поспешил озвучить:

— Прикинь, бахнешь ты ей в голову, а она даже не ляжет, что тогда?

— Тактично стрельну в твой паникёрский лоб, — улыбнулся Никита. Он частенько подначивал друга за излишнюю серьёзность в делах, по мнению самого Никиты, совершенно несерьёзных, но ещё чаще называл паникёром и параноиком, хотя на самом деле таковым его не считал.