Слишком много лжи

Слишком много лжи

В детстве Ася мечтала стать летчиком. И вовсе не для того, чтобы совершать "геройства" или быть в центре внимания – просто ей и в то далекое время хотелось смотреть на мир с высоты. Она почему-то была уверена, что сможет разглядеть в нем то, что не видно другим. Но детские мечты так и остались мечтами – летчиком стал Асин друг детства, а ее судьба после окончания школы определила в университет коммерции и права. Здесь, без удовольствия постигая неромантичные тонкости бухучета, Ася провела четыре года своей жизни. Но изредка, во время особенно нуд-ных лекций, она думала о том, что очень многие из окружающих ее людей почему-то так и не стали кем-то нужным, важным и значимым – хотя бы для себя самого.

На третьем курсе универа Ася познакомилась со своим будущим мужем. Если бы в тот момент она знала, что именно это – ее будущий, ни за что бы не стала засиживаться допоздна у подруги, жившей за тридевять земель от Асиного дома. И постаралась бы успеть на любой другой, но не этот, последний, трамвай. И сделала бы все от нее зависящее, чтобы вообще избежать этой встречи – даже если после этого риск остаться старой девой возрос бы в десять тысяч раз. 

Но в тот вечер Ася все-таки вошла в тот злополучный трамвай, плюхнулась на первое попавшееся сиденье и замерла, глядя в разрисованное морозом окно. На следующей же остановке в вагон ввалилось чудо полутораметрового роста, без шапки, взъерошенное и совершенно пьяное. Чудо огляделось по сторонам, сфокусировало взгляд на Асе, и, с трудом преодолев несколько метров по качающемуся полу трамвая, шлепнулось на сиденье рядом с ней. Она же в ответ собрала все имевшееся в ее арсенале презрение и подарила ему столь красноречивый взгляд, что оно, как ей показалось, даже чуть-чуть протрезвело.

Оставалось сделать последний шаг – медленно оглядеть противника с головы до ног и обратно, затем гордо встать и не спеша удалиться. Но, выполняя первую часть своего плана – то есть, оглядывая чудо с головы и ниже – она задержала взгляд на его ногах и громко, от души, расхохоталась. Одна его конечность была обута в обыкновенный зимний ботинок, другая – в летнюю сандалию бежевого цвета, в дырочки которой набился уже начавший таять снег.

- Тебе не холодно? – спросила она, едва отдышавшись после приступа хохота.

- Не-а… - простодушно протянул он, и тут же уснул, доверчиво положив голову на ее плечо. 

Разбудить его Асе удалось лишь на конечной остановке. Он, выведенный на воздух, долго мотал головой, обалдело оглядывался и морщил неожиданно краси-вый лоб. Потом спросил:

- Где я?..
- Где-где… В Кливленде! – зло ответила Ася. – Проспал свою остановку? Как домой-то теперь добираться будешь? Ты вообще где живешь?

Он снова огляделся и уверенно сказал, глядя на обледенелую корку земли под ногами:

- Тут.

Короче говоря, сердобольная Аська приволокла его к себе в подъезд. Кинула ему под ноги телогрейку и сказала:

- Спать будешь здесь. Дома – нельзя, у бабки инфаркт будет. Как хоть тебя зо-вут-то?

- Меня?.. Кость… Кось… - старательно перебирало буквы чудо, и, наконец, вы-дохнуло, - Кося!  

- О, Господи! Только этого мне не хватало!

Спал Кося в ту ночь действительно в ее подъезде. Части его маленького не-складного тела ночевали отдельно: голова и плечи под аськиного деда телогрейкой, а ноги – в дедовских же огромных валенках.

Тепло им там было, наверное, и уютно…

Вот так и стали они вместе – Ася и Кося. Знакомые подтрунивали над ними, Аськины подруги дружно крутили пальцами у висков:

- Настька, ну зачем он тебе нужен?!

А она со вздохом отвечала:

- Кося – это болото. И оно меня засасывает.

На дне болота оказался ЗАГС, отдельная "хрущеба" и две нищенских зарплаты, которые, будучи для смеха сложены вместе и переведены в у.е., не покрывали даже недельного прожиточного минимума безработного гражданина США. Следующим событием в Аськиной жизни стало рождение двух рыжих близнецов, обладавших зверским аппетитом, несносными характерами и склонностью к ночному образу жизни. Костя, впрочем, был идеальным мужем и отцом, в доказательство чего снял с хрупких Аськиных плеч львиную долю домашних обязанностей. Она же смогла досрочно выйти на работу, чтобы хоть какую-то часть дня не видеть свое вечно чего-то хотящее от нее семейство. Конечно, Настя по-своему любила каждого из своих троих мужчин, но если бы сейчас ей предложили выбор между семьей и одиночеством, то из двух этих зол она все-таки выбрала бы второе. Об этом, по крайней мере, Ася частенько думала, сидя за своим бухгалтерским столом на девятом этаже стройуправления; считала минуты до конца рабочего дня, смотрела в окно, на суетящихся под ногами людей, и все-таки жалела о том, что она не летчик.

***

Резанувший по уху звонок, возвещавший об окончании рабочего дня, как всегда, прозвучал неожиданно. 

- Хватит мечтать-то, - услышала Ася и, улыбнувшись, повернулась в сторону коллеги.

- Вот хоть убейте, Альбина Георгиевна, не хочу вставать, и все! Приросла, можно сказать, к рабочему месту. В конторе у нас тихо, хорошо, сиди себе, цветочки нюхай, - она лениво протянула руку к кустику герани, сорвала листок, повертела его между пальцами. – А дома что? Представляю: сейчас мой замученный бытом муж уже приволок близнецов из садика, а значит, в квартире у меня как Мамай прошел. Гора стирки, дети сопливые, вопят по поводу и без повода, муж, воспылавший любовью к телевизору… Всех напои, накорми, спать уложи, а потом карауль сково-родки. Утром на работу и снова по кругу. Тоска какая!..

- Глупая ты, сама еще ребенок, потому и не понимаешь своего счастья. И чего не хватает: дети большенькие, муж заботливый, в пустую квартиру возвращаться не приходится, - возразила Альбина Георгиевна. – Жизни ты другой не знаешь, не представляешь, каково одинокому человеку-то…