Жизнь моя бедна на «случаи», зато полно «эпизодов». Мои литературные произведения тоже состоят, как фильмы, из эпизодов. Интересно, что в целом они и дают в итоге полный сюжет. А со случаями как-то негусто.
Вот случай из моего детства. Отдыхали мы на море. С мамой и нашими родственниками. Город Феодосия… Когда-нибудь я напишу целую книгу об этом городе. Ушедшем.
В общем, приходим мы с моря домой. А жили мы тогда, как и многие туристы-дикари, в частном секторе. В нашем случае это был Двор, именно так – с большой буквы. Бетонный двор неправильной формы, охватывала непрерывная линия низеньких татарских построек. В общий двор выходили двери жилых помещений (это нельзя назвать иначе). Кое у кого из жильцов даже бывали крошки-садики с одинокой розочкой или старыми лилейниками. Во дворе росли два дерева – высокая акация и грецкий орех. И под тем и под другим находились «зоны отдыха», потому что в Крыму жарко, и тенек – единственное место, где можно выжить в солнечный день. Под акацией лавка и круглый столик, который мы называли картежным, потому что там все время собирались играть в карты, а рядом, под орехом – лавка со спинкой, располагающая посидеть после сытного обеда и погуторить с соседями.
Наше ежедневное расписание было примерно одинаково – с утра на рынок, завтрак, затем море до полудня, и после на обед домой, во Двор. Я помню, как тяжело мы шли с моря домой, по распаленным улицам. Город вокруг жужжал всегда, даже и в жаркий полдень, а во Дворе в этот час, наоборот, было тихо. Даже мухи не летали. Люди и мухи прятались по фатерам, погруженным во мрак, скрывающимся за неподвижными занавесками настежь распахнутых дверей.
И вот однажды, возвратились мы с моря, а Двор жужжит. Все жильцы высыпали во двор и с озадаченными лицами вглядывались куда-то, в одну точку. Этой точкой притяжения и всеобщего внимания оказалось крохотное оконце кухни. Там, на кухне, заперся сосед, врубил газ на всю и угрожал взорвать дом. Потому что от него жена ушла. А еще он, разумеется, был вдребезги пьян. И вот это все нам в лицо выдохнули соседи, собравшиеся во дворе под окнами злосчастной кухни. Информация, своей скоростью, с которой нам ее передали, и гротескностью образа, произвела на меня сильное впечатление. Будто мне в глаза неожиданно сунули ком искрящейся на солнце мишуры.
Мама и тетя поболтали немного с соседками, и ушли в дом. Надо было готовить обед. Я тоже зашла в дом, но сразу же вышла во двор снова. Я подошла к толпе соседей и тоже стала глядеть. На все – и на оконце кухни, за которым было тихо, и на спины соседей, и на тишину, которая осязаемо распространялась за пределами Двора. Ведь там-то шла своя жизнь. Хоть и полумертвая от зноя. Куда-то по крыше кралась дворовая кошка, не подозревая, что внизу кипят людские страсти, в соседнем дворе кто-то лениво лупил по мячу, машины тихо, как шорох волн, катились где-то далеко. А мы, люди, чудили здесь на своем острове. Периодически наш сосед, толстый дядька в наколках, подтягивался к форточке кухни и говорил что-то успокаивающее пьяному бунтарю. Тот откликался, но как-то невнятно. После каждой его смятой реплики по толпе проходила волна одного и того же вопроса «Что он сказал?». А жена соседа в наколках, толстая баба базарного вида, все расхаживала вдоль толпы и громко возмущалась «Взорвет он нас! Нахал!».
Зрителей становилось все больше – приходили новые жители. Кто возвращался с моря, кто с работы. И каждому тут же, огорошивая новостью, рассказывали про пьяного террориста двора, который угрожает взорвать всех. Люди стояли, тихо переговаривались, смотрели на оконце и раскрытую форточку, а потом уходили. Ведь у каждого были и свои дела, которые нельзя было расстраивать даже взрывом бытового газа.
Меня позвали обедать. Мы ели фирменное тетино соте из баклажанов, подбирая подливку воздушным кукурузным хлебом, отличником южных мест. Я спросила тогда, беспокоясь:
- А как же этот дядька? Он угрожает всех нас взорвать!
- Ну, может, до нас и не дойдет. – фаталистично ответила мама.
Я поняла, что наших планов пообедать, поспать и снова отправиться на море, тоже ничто не может поколебать – даже, если террорист и вправду взорвет газ. После обеда тетя мыла посуду, то и дело, роняя вилку в металлическую раковину, а во дворе все так же настойчиво новые группы зрителей пытались уговорить соседа сдаться. Милицию тогда вообще никто не думал вызывать – ею только припугивали, но никогда не вызывали, что бы не происходило, потому что, это было «наше дело», «наша история», «наш случай» и жители Двора ни с кем не желали делиться жаркими впечатлениями.
Вечером мы снова пошли на море. Группа у окна кухни поредела. А когда, уже в сумерках, вернулись, Двор снова жил своей привычной жизнью. Кто-то готовил, яростно стуча по сковородке, и шипение масла разносилось по двору, невидимые женщины громко переговаривались и смеялись, дети играли, с ревом возя машинки, снова ухали горлицы, а в соседнем дворе шел командный бой за футбольный мяч. В оконце кухни мягко горел свет, да и дверь дома соседа была открыта и в проеме висела кружевная занавеска.
Двор кипел другими новостями. О благополучном исходе ситуации нам рассказала соседка. Жена соседа вернулась. Правда, к тому моменту, он уже спал пьяненький на кухонном полу. Дядька в наколках смог открыть дверь кухни ножом и зайти внутрь. Газ мятежный сосед давно выключил и спал возле плиты, свернувшись клубочком. И жена вернулась. И теперь только журила своего террориста. А соседи тихонько посмеивались. Двор забрал себе эту маленькую историю и будет хранить ее долгие годы, как память обо всех своих жильцах, постоянных или появлявшихся от сезона в сезон.