Слуга Искушения

Глава 1. Искушение познанием

Густая алая краска блестящим бугорком уместилась на кончике плоской кисти. Худосочный, бледный юноша лет восемнадцати, может быть, девятнадцати, с несколько мгновений всматривался в оттенок, чтобы плотным слоем положить его на холст, почти завершенную работу: объятое пламенем дерево. Ровные огоньки толстых свечей добавляли картине мягких оттенков и глубины.

Юноша отошел от мольберта, придирчиво оценивая творение. Кружевные рукава перепачкались в краске, но он не обращал на будущую заботу прачек никакого внимания. Из зала дальше по коридору порой доносился смех. Крайне раздражающий смех. Вот опять. Светлые брови молодого человека сошлись на переносице.

— Надоели, — бросив в сторону резных дверей, юноша резко шагнул к картине, снял ее мольберта и занес над головой, собираясь сломать, но вовремя одумался и поставил обратно. Устало шагнул к обшитому парчой креслу и упал в него, зарываясь лицом в ладони.

Замер.

И лишь спустя пару долгих минут зашевелился вновь. Отнял ладони от лица и еще долго рассматривал аристократичные, тонкие пальцы и вытянутые, элегантные, не предназначенные для суровой работы, ладони. Губы начали дрожать, а глаза наполнились влагой. Юноша с силой схватился за дрожащие плечи. Истерика подступала быстро, но не достигла апогея. Помешал очередной визг и до неприличия откровенный смех. Аристократ подскочил с места и бросился к дверям, эффектно их раскрывая. Одна из створок качнулась столь сильно, что стукнулась о стену, но юноша не обратил на возможную порчу собственных дверей никакого внимания. Широкими шагами направился к заставленному наполовину истлевшими свечами залу. Слуга в ливрее с жестким воротничком успел открыть перед ним дверь, иначе ее постигла бы та же не самая завидная участь, что и предшественницу.

— Матушка, можно вести себя тише?! Вы мешаете творческому процессу!

В большой, украшенной различными драпировками и тяжелыми гардинами зале стояло несколько круглых, лакированных столов. На одном, том, что поменьше, кругом расположились вазочки с марципановыми пирогами и выпечкой, высокий графин с вином и нетронутые чашки чая. За другим, более широким, сидело шестеро человек. Раскрасневшиеся от вина и смеха, они резко обернулись к юноше. Один зашелся кашлем и промокнул выступившую на губах слюну не салфеткой, а собственным рукавом. И как бы в извинение за свои сомнительные манеры, улыбнулся скривившемуся молодому человеку.

— Добрый вечер, граф Мориа, — женщина в платье с высоким воротником и украшенной жемчугом мягкой шляпке попыталась подняться для реверанса, но проиграв в битве с вином, села обратно и неуклюже кивнула.

— Он еще не граф, — отмахнулась та, чьему декольте могли позавидовать проститутки рыбацкого квартала, и широко улыбнулась вытянувшемуся за последнее лето парню. — Хазет, невежливо так разговаривать с гостями, лучше присаживайся. Мы собираемся вызвать духа.

Гости загадочно переглянулись. Самая молодая из собравшихся, но уже получившая лучи морщин в уголках глаз, дама кокетливо хихикнула и бросила томный взгляд на рядом сидящего мужчину в бордовой шелковой рубашке по новой моде.

— Это богопротивное занятие, поберегите свою душу, матушка, — молодой художник поправил широкие рукава. Хотел он сказать что-то еще, возможно, о своем статусе, но передумал. Стоит ли вступать в споры с выпившим человеком?

— Мелочи, — вмешался модник, — в храмах тоже взывают к Богу своими молитвами. Уверяют, что в их белых стенах творятся чудеса, а мы просто слышим стук. Чем одно отличается от другого? Нам хотя бы отвечают, — рассмеялся модник. И выпившие аристократы дружно его поддержали.

Хазет Мориа нахмурился и причмокнул:

— Тем, что вы шумите, когда приличествует заниматься тихими делами.

— Ох, милый, от тихих дел даже дети не получаются, — отмахнулась любительница декольте.

— Разве что вышивка, — поддержала шутку моложавая любительница мистических застолий.
Хозяйка поместья начала смеяться первой. Остальные уверенно ее поддержали. Молодой художник фыркнул и, развернувшись на низких каблуках, поспешил удалиться из зала, чем спровоцировал очередной взрыв смеха. Хазет сжал кулаки и сурово нахмурился. Закрывший за ним дверь слуга, предусмотрительно опустил взгляд. Хазет даже не посмотрел в его сторону. Мысль о том, что он должен вновь рассмотреть новую картину, пришла в голову вместе с надеждой на то, что свежим взглядом он найдет на ней что-то такое, что заставит юного художника остаться ей довольным, возможно, полюбить, как первую достойную работу.

Раскрытые двери мастерской манили теплым, мягким светом, в котором неожиданно появилась фигура. Низенькая, в чепчике. Она топталась на месте, оглядывалась по сторонам, и приложила к почти плоской груди ладонь, когда увидела молодого господина.

— Молодой господин Мориа, к воротам замка прибыл человек.

— И? — Поправив болтающиеся на тонких запястьях манжеты, взъярился юноша.

— Он утверждает, что видел ваши картины. И знает, чего им не хватает…

— Это невозможно! — рыкнул молодой человек. Он нигде не выставлял свои работы. Он никогда не был в столице, чтобы их представить. Да и стоит ли, им и правда кое-чего не хватает. — Дайте ему вчерашнего хлеба и прогоните. Сегодня нет дождя, найдет где переночевать.

— Повар Ватас предлагал ему остатки вечернего супа, но ему не нужна еда, — молодой господин вошел в комнату, и служанке пришлось повернуться лицом к свету. — Он утверждает, что хочет поговорить с вами. Твердит о картинах.

Хазет прошел вглубь комнаты, положив руку на мягкую спинку кресла, провел по мелкому ворсу, наслаждаясь его податливостью, и долго смотрел в высокое, частично скрытое гардиной, окно.

— Ты сама его видела?

— Да, господин.

— И какой он из себя? — Не оборачиваясь к девушке, которая лишь выглядела старше, но на деле едва ли перегнала его хоть на год, поинтересовался молодой художник.

— С виду обычный нищий, странник или паломник, одежда в пыли, босые ноги. Тяжелая сумка через плечо, — не поднимая взгляда, пыталась выцепить из памяти образ мужчины служанка.