Смерть и прочие неприятности. Opus 2

Глава 1. Doloroso

Opus – «произведение» (лат.). Обозначение порядкового номера данного сочинения в списке (чаще всего хронологическом) произведений данного автора.

Doloroso – горестно, грустно (муз.) 

________________________________________________

После тишины лучше всего невыразимое выражает музыка.

Олдос Хаксли

Допускать, чтобы смерть подкрадывалась к тебе незаметно, — это не лучшее решение. С ней надо быть накоротке. О ней надо говорить: либо словами, либо — как в его случае — музыкой.

Джулиан Барнс «Шум времени»

На дворе медленно гас день, но в небе, ещё светлом, висела луна — бледно-розовая и прозрачная, как истончившийся леденец. Луна Мерки восходила на четверть месяца раз в столетие, и в эти дни она являла людям свой лик задолго до того, как к ней присоединялась луна Мегинум, в голубом свете которой керфианцы привыкли странствовать по ночам.

Сидя в своём кабинете, отодвинув кожаное кресло от столешницы (с годами службы она затвердела так, что тёмный дуб больше напоминал камень), Герберт смотрел на луну. В пальцах, выпачканных чернильной кровью многочасовых трудов, застыла книга для записей, исчерканная формулами до прорех в плотной бумаге; глаза невидяще уставились на розовый круг.

Гербеуэрту тир Рейолю он напоминал циферблат часов, по которым ползла невидимая стрелка, отсчитывая дни, оставшиеся до свершения семьсот тридцатого пророчества Лоурен.

— Не выходит? — участливо спросил Мэт, проявляясь в воздухе за письменным столом.

Герберт молчал; полутьма, разливавшаяся по комнате от единственного магического кристалла, сиявшего в медного подсвечнике посреди стола, пахла пылью, бессонницей и тщетными усилиями.

— Не расстраивайся. В конце концов, ты сейчас тратишь силы на то, чтобы держать в стазисе целого мёртвого дракона. — Демон вздохнул, скрестив на груди руки, облитые мерцающей звёздной синевой. — Подгадила вам милая тётушка с этим убийством, конечно… хотя я бы сказал, что удача и так сопутствовала вам неприлично долго.

— Ничего непоправимого не произошло, — в голосе некроманта мёртвые листья шелестели под крадущимися шагами. — Я изначально не рассчитывал, что на момент свершения пророчества дракон будет живым.

— Златовласке это скажи. Только голову береги. Сам знаешь, она у нас отличается забавной привычкой привязываться к разным странным несимпатичным зверушкам… вроде тебя.

Герберт отвернулся. Придвинув кресло к столу, шлёпнул книгу на стол; взяв перо, в сотый раз начал писать неподдающуюся рунную формулу.

Ножки скрипнули по паркету так, словно тонкий голосок ехидно хихикнул, насмехаясь над его неудачами.

— Не тревожит, что твоя любовь всё больше отчаивается, а ты ничем не можешь ей помочь?

— А она отчаивается? — не поднимая головы, уточнил некромант.

— Неживой быть невесело, знаешь ли. Пока ты кормишь её одними только обещаниями, а ими вечно сыт не будешь. — Мэт небрежно стряхнул с рукавов невидимые пылинки. — Она, конечно, бодрится как может, и лицо старается держать, чтобы тебя не расстраивать, но…

Герберт не ответил. Лишь сидел ещё долго, царапая пером желтоватую бумагу, склонившись над столом так низко, что золотистые пряди почти касались чернильных строк.

Потом, в который раз перечеркнув написанное, швырнул перо перед собой, смазав невысохшие чернила, и открыл нижний ящик стола.

— Я мог бы подсобить с её воскрешением. Мне нетрудно. И цену возьму умеренную.

— Справлюсь своими силами, — сказал Герберт, достав маленькую деревянную табакерку.

— Не совсем своими.

Поставив табакерку рядом с книгой, Герберт откинул резную крышку.

На свету порошок, черневший в лакированной коробочке, едва заметно отливал серебристым. Керфианцы прозвали его «звёздной пылью», хотя, конечно, звёзды тут были ни при чём: порошок этот добывали из цветка, когда-то росшего только в горах, а теперь заботливо культивируемого людьми, зарабатывавшими на этом немалые деньги. Впрочем, говорили, что звёздная пыль может помочь увидеть хоть звёзды, хоть луны, хоть самого Жнеца.

Если промахнуться с дозировкой, вероятность встречи с последним резко увеличивалась.

— Можешь сколько угодно думать, что эта дрянь не вреднее спиртного, которым баловался твой батюшка, но я-то знаю. В прошлый раз тебе повезло. В этот может не повезти, — прочувственно молвил Мэт. — Подумай хорошенько. Вдруг проще договориться… чем делать то, что ты делаешь последние дни.

— Прочь.

Качнув головой — таким жестом любящий старший брат мог бы прощаться с непутёвым младшим, — демон медленно растаял во мраке, сползавшемся к Герберту из дальних углов.

Смочив палец слюной, Герберт коснулся им рассыпчатой чёрной горки. Повернув ладонь, пару секунд смотрел, как стремительно темнеют крупинки, прилипшие к коже.

Последний раз. Это же может быть последний раз, верно? Ему осталось чуть-чуть, чтобы заглянуть за ту грань, где прятался от него правильный ответ. Буквально пара шагов, которые так трудно сделать самому. Гораздо легче, когда тебя не сковывают узкие рамки черепной коробки, когда ты забываешь о существовании невозможного, когда разум словно высвобождается из клетки и летит в заоблачную высь, скрывающую истину, а тело — бесполезный кожный мешок, полный мяса и костей, — перестаёт бесконечно требовать еду, отдых, сон…

Даже если не выйдет сейчас, ночью он попробует снова. И, может, ещё чуть-чуть увеличит дозу.

В конце концов, он увеличивал её уже не раз, и это не привело ни к чему дурному.

— Справлюсь, — повторил Герберт, прежде чем слизнуть порошок с руки.

***

Эльен заглянул в «детскую», когда последнее нежное ре «Размышления» Массне ещё не истаяло в жарком блеске рассыпанного по полу золота.

Ре-мажорная тоника, отстранённо думала Ева, широко и бережно ведя смычок в завершающем движении. Забавно. Ре-мажор звучит в их маленькой сокровищнице — тональность золота для синестетика Скрябина, тональность, в которой старый Барон из «Скупого рыцаря» Рахманинова любовался своими драгоценностями…