Смерти нет

Смерти нет

— Смерти нет, смерти нет, — шептал молодой паладин Федрис. 

С каждой минутой кровавая лужа под ним расползалась в стороны и стекала по царапинам на каменном полу в центр комнаты, образуя причудливый узор — кривую линию, которая подобно солнечному лучу смотрела в каждый угол комнаты. Его побелевшие губы судорожно двигались в такт звучавшему в городе гоблинскому бубну, слышному сквозь толстые стены смотровой башни. 

Тук. Тук. Тук. 

Кап. Кап. Кап. 

Как объяснить вчерашнему рекруту, совсем ещё мальчишке, что смерти действительно нет, что смерть — дурной сон, что жизнь вечна? Как объяснить ему, желающему жить и хватающемуся за тонкую нить мысли, что, скорее всего, всё будет в порядке, что сейчас случится что-то хорошее? Его, Федриса, вылечат, отправят в госпиталь, в коридорах лечебницы он встретит такую же побитую войной девушку, влюбится, произнесёт брачные клятвы под сенью высоких деревьев в роще, подарит этой девушке сына, а то и двоих, будет растить их в своём родовом поместье, будет нянчить внуков и умрёт со своей леди в один день. 

Как же хочется успокаивать всеми этими глупостями молодого паладина, истекающего кровью, о которых он сам же вчера, весёлый, румянощёкий и живой, болтал за ужином. 

Надежды и спасения нет. 

Это конец. 

Но если… если попробовать… 

Начальник стражи закусил губу, оглядывая людей. Пятеро, в том числе и этот молодой мальчишка, в его подчинении. Два мага, плетущие нити защитных заклинаний, — хотя что там врать — латающие то, что осталось от щита, — его подчинёнными не были, но из-за потери своего магистра переходили под его командование. Они не станут сопротивляться. Кто ещё? Два жреца. 

В жрецах стражник видел угрозу. 

Про младшего, светляка, он не знал ничего. Мальчишка только недавно вышел из храма, молоко на губах не успело обсохнуть — а уже попал на фронт, в эту жестокую бойню. Он явно младше Федриса — на вид ему было около двадцати лет, светловолосый и голубоглазый ангел, непонятно что забывший в этих глубинах ада. Таким бы сидеть в замках на резных тронах, повелевать прислугой и развлекаться на балах, подумал командир, а не слоняться по спасательным операциям, которые случайно перерастают в катастрофы. 

Жрец постарше был абсолютистом. Мудрый, но пустой взгляд выцветших серых глаз, тёмные и жёсткие волосы, торчащие во все стороны, некрасивый острый и длинный нос подобный клюву хищной птицы, испещрённые глубокими шрамами и рытвинами скулы не создавали впечатление о том, что он складывает ладони в молитвенном жесте пред алтарём своего господина. Напротив, человеку с такой внешностью больше подходил топор или меч, которым он в любой момент мог начать кромсать всё вокруг. Слишком у него вид… боевой. Разве сочетается мудрость Владыки Отрицания с внешностью завсегдатая трактиров, бесконечных пьянок и грязных драк в подворотнях? Да и характером покладистым жрец не отличался — острые и едкие слова делали его довольно неприятным собеседником, способным отравить и без яда. 

— Смерти нет, — повторил Федрис и застыл. Один из магов оторвался от своей миссии и подбежал к мальчишке. Убедившись, что дыхание молодого рыцаря не прервалось, маг положил ладонь поверх мокрой и рваной раны на груди, закрыл глаза, прошептал что-то на своём магическом языке и замолчал. Тонкие нити магии на миг вспыхнули над головой мальчика, обдав жаром всех присутствующих, и исчезли под узкой ладонью. 

— Протянет несколько часов, — пояснил маг под требовательным взглядом. 

Стражник кивнул. Некоторое время его внимательные глаза блуждали по комнате. Воин кусал губы и сжимал кулаки, оттягивая момент принятия нелёгкого решения. 

— Нам проще сдаться, — наконец сказал он после продолжительного молчания. — Эта башня — всё, что осталось от сопротивления, — он кивнул головой и указал рукой на широкое окно, в котором пылал город, раскинувшийся в узкой долине. — Мы сдадимся и попытаемся спасти раненых. 

На удивление начальника стражи вперёд вышел жрец-абсолютист. Он резко кивнул головой и только собрался открыть рот, как раздался удивительно низкий и резкий голос светлоглазого мальчишки. 

— И потерять регалии государства? — иронично спросил младший жрец. Он вышел на середину комнаты и поднял вверх указательный палец, затем указал на город. — Все эти люди умерли за то, чтобы сдаться? Я не думаю. — он посмотрел в глаза стражнику. — Мы — всё, что осталось от сопротивления, это верно. Но наше государство не мертво покуда мы, — светляк подошёл к кованому золотому сундуку и постучал по его крышке, — храним то, что вверено нам теми, кто эту клятву уже не исполнит. Мой Господин, Владыка Рассвета, учит не терять надежду даже тогда, когда всё потеряно и назад дороги нет, — твёрдо сказал жрец. — Молитва и вера — это то, что остаётся с нами в час нужды и трудностей. Свет Владыки Рассвета развеет мрак и осветит тропинку через лес шипов. Он сожжёт всё, что очерняет нас, ибо свет Владыки — это свет очищения, прощения и безусловной любви. Любви и к врагам, ибо врагов надо любить ещё сильнее и отчаяннее чем тех, с кем нам хорошо. Только враги посылают нам испытания, которые помогают очистить наши помыслы от скверны. Сдаться и бежать — скверна. Принять смерть как старого друга — безусловная любовь... 

С этими словами молодой жрец улыбнулся, подошёл к двери и широко распахнул её... 

*** 

— И что потом? 
— Именно тогда первый раз в жизни я усомнился в боге, которому служу. Абсолют учит принятию. Абсолют учит смирению. Абсолют учит молиться о том, чтобы считаться с изменениями, которым мы подвергаемся. Не разрушить их — как учит Хаос, не обойти их — как учит Тьма, не искать способы изменить обстоятельства если они противоречат моменту — как учит Баланс, и не молиться о лучшем — как учит Свет. Ты знаешь, я ни разу не видел ничего прекраснее, чем сотворил этот юнец. Со сложенными руками, с молитвой своей первозданной силе рассвета, с надеждой он вышел из смотровой башни. Один. Сам. Спустился по винтовой лестнице и ступил на площадку, скользкую от крови защитников нашего пристанища. Он поднял руки к небу, закрыл глаза... и мы увидели, что его вера творит чудеса. Грозовые тучи разверзлись, туман, витавший над башней, исчез, а из облаков на землю пролились капли мягкого света. Владыка услышал своего жреца. Разве Абсолют, которому я посвятил всю свою жизнь, давал мне такие знаки? Нет. Он никогда не откликался на мои молитвы... так. Горний мир был недоступен для меня, и тогда я усомнился. Сила духа мальчишки изменила обстоятельства, посылая полный надежды и затаённого отчаяния запрос на изменение. 
— И что случилось потом? 
— Он пошёл вперед. Вокруг него были враги, но они не смогли ему ничего сделать. Мечи, топоры, секиры, стрелы и метательные дротики отскакивали от его кожи — как будто он находился под невидимым щитом. Он шёл вперед. Глаза его сияли. Один из лучей, падающих с небес, следовал за ним, и он был подобен небожителю в ореоле сияния, которое лилось на него благословением. Грязь бесновалась, его атаковали огнём, водой, воздухом, но ему было всё равно — он шёл вперед. Кто-то попытался прорваться к башне, но не получилось — никто не смог приблизиться ни на йоту. Когда он дошёл до края обрыва, он обернулся и поднял свой взгляд на небо, мягкий свет которого становился всё ярче и ярче. Мальчишка что-то прошептал... и мы услышали, как с соседнего холма вниз начали спускаться конники, подкрепление из Дикоземелья. Как он осмелился выйти из нашего укрытия? Откуда он знал, что так и будет? А откуда они знали, что нам нужна помощь? Никто не предполагал, что наша операция обернётся началом конца могущественного некогда государства... Владыка внял, и этого стало достаточно — дабы изменить Предназначение. 

Жрец замолчал, переводя дух. 

— Удивительные вещи ты рассказываешь, жрец, — задумчиво проговорил низкий женский голос. 
— Я бы и не предположил такого — если бы не видел этого сам. Разве можно представить, что бывает такая сила духа, сила воли и сила веры? 
— Действительно. Что стало со жрецом в итоге? 

Старик усмехнулся. 

— Сейчас он первый настоятель храма Владыки Рассвета. 
— Тифон? — удивлённо переспросила женщина, закашлявшись. — Я слышала о нём… ну… разные вещи... никогда бы не подумала. 
— Тифон, — повторил жрец. — Это Тифон, да, тот самый пьяница. Понимаешь ли, служение такой силы... оставляет отпечаток. У него не получилось сотворить ничего подобного. Я знаю, что он пытался, молился Владыке, но бог его больше не слышал. Когда наступила вторая война Пяти, Тифон собирал магические круги и пытался выгнать Разрушителей из Лесоземелья. Небеса были глухи, небеса не слышали голоса. Он молился рьянее, ещё отчаяннее, но не смог. И... сломался после этого. Некоторые чудеса случаются только раз в жизни. Нет, это не значит, что молитва и надежда помогают только раз... но в миг великой нужды будь готов пожертвовать собой — и ты получишь то, о чём и не мечтаешь. Тифон был готов к смерти, к великому изменению и трансформации через потерю себя, через возможную потерю жизни, которую он любил, через потерю всего, что было ему дорого. Он собрал всю любовь, которая цвела в нём буйным цветом, каждую её каплю, наполнив сосуд своей бессмертной души ею до краёв. И он полюбил и принял смерть, нашего последнего врага, в тот миг, и именно поэтому он так возвысился над миром. Способна ли ты полюбить смерть так искренне — чтобы сотворить чудо? 
— Я? — переспросила женщина. — Вряд ли. 
— Именно поэтому ты находишься в храме Абсолюта. Нас учат мириться со смертью ежели она постучалась в нашу дверь, а не любить её. И поэтому нам никогда не победить — как бы мы ни старались. Наши молитвы дают силы для смирения. А они, — светлые то есть, — могут отдалить смерть, встретив её как старого друга, и уговорить прийти в другой раз. Помни об этом и не ищи других путей, ты их не найдёшь. Твоё Предназначение — существование в мире покоя и холодной мудрости, которая имеет под собой понимание как, что и для чего происходит. Ты — не светлая, способная любить пыль под ногами. Ты — не тёмная, которая считается только с желанием изменить обстоятельства под себя. Ты — не балансирующая, ищущая возможность оставаться нейтральной даже тогда, когда этого делать нельзя . Ты — не хаоситка, которая жжёт своей яростью всё то, что мешает добиваться всеобщего блага. Ты — отрицание. Отрицание — это ты. Слейся с потоком и слушай то, что говорит Абсолют. 
— Тогда зачем ты мне всё это рассказал, Инфаррах? 
— Чтобы ты помнила, что может делать сила веры и любви. Тебе будет полезно.