Смерти подобна

Глава 1

Ночь сегодня невероятно хороша: на темном покрывале ни звездочки, ни надоедливой луны. Раздражающий желтый блинчик не отсвечивает, а значит, оборотни сегодня будут сладко спать. Эх, хорошо. Можно прогуляться вдоль старых заброшенных могил посреди леса и не нарваться на очередного озабоченного поиском «истинной» пары извращенца с хвостом.

Хорошая у меня все-таки работа, совсем непыльная. Броди себе ночами вдоль каменных плит: зомби укладывай, духов гоняй, сатанистов пугай до ужаса…

— Девушка, девушка, а подскажи, как пройти в библиотеку? — раздается хрипловатый, пугающий голос из-за тени высоких деревьев. Тяжело вздыхаю: что-то с маньяками я погорячилась.

— Какой-то глупый подкат, дяденька, — отзываюсь как можно более равнодушно.

Ногой пинаю давно заросший сорняками холмик чьего-то последнего пристанища. Взрыхлив с трудом твердую землю, задумчиво рассматриваю древко своей любимой лопаты. Нужна или не нужна? Вырезанные символы недовольно отсвечивают мистическим голубоватым светом на черном лакированном дереве.

Ишь какая! Скучно ей, видите ли. У нас тут работа, дорогуша. Не до извращенцев всяких!

— Красавица-а-а, — с придыханием стонет столичный маньяк, который, по версии следствия, сбежал именно сюда, в Урюпинск — столицу российской глубинки.

Полиции все равно, главное, он больше не у них, а нашему маленькому, уютному, красивому городку — лишняя головная боль. И мне заодно. Его же придется где-то хоронить, а местные жители кладбищ так не любят новеньких…

— Дядя, — разворачиваюсь, упирая руки в бока и отмахиваясь от комара.

Вокруг тишина и елки, воздух наполнен свежестью. Где-то там, за забором, гораздо дальше, пятиэтажные дома и уютный город, засыпающий под покровом ночи. В мою сторону движется грузная тень с явными недружелюбными намеками.

Все-таки не люблю настойчивых мужчин. В прошлом году пришлось даже одного вампира упокоить: так достал своими серенадами о группе моей крови! Хотя стишки пошлые он сочинял ничего, да.

— Девушка, а почему такая богиня — и одна на кладбище? — вновь принялся за старое маньяк, заведя руку за спину.

— Говорят, ночные прогулки по кладбищу очень помогают сохранить молодость и здравый рассудок, — отвечаю безмятежно, продолжая наблюдать за его действиями.

Дяденька маньяк готовится. В его голове зреет коварный план на мое бренное девичье тело, а моя лопата настойчиво подается древком в руку. Отгоняю нетерпеливый инструмент, тихо шикнув на нее, и та обиженно сверкает вырезанными символами.

Тоже мне, девица гордая.

— А ты знаешь, что хорошеньких девочек могут съесть волки, если они будут гулять в неположенное время?

Начинаю зевать. Вся ситуация напоминает мне плохой фильм, где злодей долго рассуждает перед финальным ударом, решив выложить последний план захвата мира своему врагу. Сюр всего происходящего: маньяк Иван Иваныч даже не понимает, как ему сегодня не повезло. Вот сидел бы в своем сарае, думы думал, планы кровожадные строил. Остался бы целехоньким и здоровеньким. А теперь, право, не знаю: хоронить целым или по частям?

Не люблю маньяков. Они вечно умирают долго, нудят знатно и уходить в иной мир отказываются. Хотя зомби из них получаются отменные: послушные и кровожадные. Выпусти такого в огороде, и никто твою капусту не вздумает украсть — испугаются. Жаль, что конвенция давно запретила использовать человеческий биоматериал в качестве создания этих существ.

Ох уж эти международные организации по правам живых и мертвых.

— Сейчас я сделаю тебе больно… — шипит Иван Иваныч, грязными пальцами хватая за запястье и сжимая его с силой.

Глаза выпучены, челюсть напряжена, а темные волосы всклокочены. Заносит надо мной нож и тяжело дышит, так, словно пробежал три километра. Еще чуть-чуть — двадцать пять ножевых ранений в грудь мне обеспечены. Терпеливо жду продолжения, приподняв бровь.

— Боишься? — дышит на меня несвежим дыханием маньяк.

— Честно говоря… — со скепсисом произношу, оглядывая давно не стираный помятый костюм и небритость, проступающую на обрюзглом лице преступника. — Очень, — киваю, выпячивая грудь.

— Дрожу вся, — заверяю еще раз немного ошалевшего мужика, высвободив свою руку.

Хватаю его за запястье, дабы притянуть нож ближе к тому месту, где у меня сердце, — и отпускаю.

— Давай. Умру красивой, одинокой и глубоко страдающей.

Для верности вздыхаю, прикрываю глаза и готовлюсь умирать. Проходит секунда, затем вторая. Тихий стук раздается совсем рядом, и что-то тяжелое падает к моим ногам. Я спешно открываю глаза, с неудовольствием глядя на повисшую лопату, зависшую в воздухе.

— И зачем? — искренне возмущаюсь столь бессовестным поступком: взяла и стукнула моего убивца по темечку без спроса! Нахалка!

Лопата пару раз отсвечивает символами, отвечая мне что-то очень заковыристое и нецензурное. Затем настойчиво вонзается металлическим ковшом в землю, игнорируя любые попытки воззвать к ее совести. Да откуда ей взяться у магического артефакта?

— Хоронить тоже мне предлагаешь? — ворчу, пнув тяжелую тушу в бок. — Как я его потащу? В нем килограмм сто двадцать, не меньше.