Снегурка

Соперница

Зимний день краток. Казалось, вот только в церкви Николая Чудотворца ,что на Берсеневке, вечерню отстояли, а уж темно, хоть глаз выколи. Вкушали по случаю поста редьки с медом, да распаренной полбы с конопляным маслом. Все уморились так, что скоро терем наполнился не святой молитвой на сон грядущий, а дружным храпом. Дом затихает в сонном оцепенении. Мамки-няньки на лавке у светелки, прислонившись к стене, сопят, заливаются трелями.

Младшие братья тоже уснули, набегавшись за день то к проруби за рыбой, то к горке кататься. Матушка с батюшкой возлежат на высоких перинах и невдомек им, что дочь их - красавица Арина, девушка пятнадцати цветущих годков - не спит.

Да и как тут уснешь? Гнетет девичье сердце обида и ревность. Намедни, на рынке, слышала сенная девка, что Василиса, соседка и извечная соперница по красе и рукоделию, получила де весточку от Никиши. Что ждет не дождется Рождества, на побывку, обещает быть.

Никиша, Никита, её суженый! Друг брата, на восемь годков старше Арины. На Покров прошло обручение, получила от парня подарок, что носила рядом с крестиком на груди. Золотой корабельник с четырьмя зверями единрогами. Старинная монета – родовая гордость Никиты. Точно такую же парень и сам носит на груди. Никита поручик Семеновского полка царя-батюшки. Сам Петр Лексеевич обещал сватом быть, как на побывку приедет со свейской войны.

И вот разлучница - дочь боярина Посольского приказа - перебежала дорогу, словно черная кошка.

Ноет сердце, тесно Арине в тереме, душно. Думы чернее черного: то ли дегтем ворота измазать Василисе, то ли красного петуха во двор пустить. Мысли греховные, спать не дают. А еще батюшке вчера из Тульского имения целая подвода с бочками дегтя была прислана. Стоят бочки во дворе, искушают младую душу.

Шествуя на заутреню, со всем семейством, в полумраке увидела Арина, как белеют, стесанные рубанком, соседские ворота. Боярышню, перед надвратной иконой Божьей матери, словно жаром обожгло, такая лихорадка напала, что еле родители дочь до дому довезли. В бреду и горячке металась Арина две недели. Уже исповедовать и причащать звали духовника отца Валаама. Но тот пришел не один, с немцем – лекарем. Отворяли кровь на руке девы, и от этого или отчего другого, но лихорадка отступила.

Арина похудела, серые очи ввалились, золотые косы потеряли блеск. Лишь кожа по-прежнему хороша, своей белизной, да на щеках нездоровый румянец горит.

Соперницу, Василису, пришлось увидеть уже в гробу в церкви на отпевании.

Всем пришедшим на прощание была видна на лбу и щеках - ледяная корка.

- Это льдом обложили, чтобы дух дурной не пошёл,- оправдывались Василисины братья.

А на поминальном обеде услышала Арина всю правду о гибели соперницы из уст ее верной кормилицы.

-Сгубили дитяко невинное,- плакалась девушке старуха.

Две недели держали братья опозорившую семью сестру, в погребе. Окатывали ледяной водой, били мокрыми полотенцами, чтобы созналась, с кем прелюбодействовала.

И как не клялась несчастная девушка, не твердила родичам про оговор, сгубили ее братья.

Арина, как и все подружки, плакала, на поминках. Не о сопернице – о себе, о своей пропащей душе.

Дни тянутся за днями, как нить, что прядет девица, а весточки от Никиты нет. Знать, не люба ему - Арина. Плачет дева тайком в подушку, а что делать с этой бедой не знает.

Но на то известное дело - лукавый своего часа дожидается.

Искуситель в образе сенной девки Лушки поведал о бабке – ворожее, чернокнижнице. Всего-то на соседнюю улицу пройти, в овраг спуститься. За мостками, в доме стрелецкой вдовы эта ворожея и остановилась. Только на одну ночь. А потом дальше пойдет к новому городу у моря, что царь-батюшка строить удумал.

- Так всего на одну ночь? Побожись!

- Да вот вам крест, боярышня! Чернокнижница та, всю правду говорит. Вот и Прохору- купцу, прибыли великие в делах пророчила, так через семь дён, подряд получил- на поставку пеньки для Военного Приказа.

Ни Лушу, ни Арину не смущает, что оставшаяся на якобы одну ночь неведомая баба, пророчит уже неделю. Такова душа живая - хочет верить в чудо.

Арина на мгновение вспоминает проповедь отца Валаама, что всякое гадание - грех, повод лукавому похитить душу христианскую, а сердце обратить в лёд.

Но обида на суженого и, на усопшую соперницу ноет раной, не дает уснуть. И вот уже накинута на рубаху: Ариной шуба ,а Лушей полушубок , чёботы с теплыми чулками на ноги, и спешат девушки, озираясь в страхе - по улицам спящей Москвы.

Правду в народе говорят: у семи нянек – дитя без глазу!

Отражаясь в лунном свете, блестит, скрипит снег под ногами бегущих из родительского дома девушек.

Ворожея

Перед нужной избой перевели дух и постучали осторожно.

Дверь стрельчиха отворила тут же, будто в сенях сторожила, кто придет.

В полутемной избе, отапливаемой по-черному, у стола сидела баба, закутанная в темный платок и одетая то ли в саван, то ли в рясу.

Хозяйка, встретив гостей, прошла к печи и зажгла от углей новую свечу, заменив чадящий на столе перед ворожеей огарок.

Арина прошла к скамейке, а Луша так и осталась у порога избы.

Боярышня села и мельком взглянула на ворожею.

И тут же потупила взор. Через все лицо чернокнижницы шел от самого лба до подбородка шрам, с розовыми рубцами. Правого глаза не было, удар сабли или палаша прошел через глазницу, оставив на лице уродливый, бугристый рубец

У Арины сердце затрепетало, чуть не сомлела. Но стрельчиха, уже опытная в этих делах, брызнула девушке водой в лицо.

Обошлось без обморока.

- Что хочешь знать? Счастье пытаешь или от несчастья бежишь?

- Хочу знать, что с суженым, отчего весточку не шлет.

- А если не тебя любит? За приворот плата больше.

- Нет,- пугается Арина.- Не надо приворота.