Снежная королева

Снежная королева

В день, когда родилась Ингрид, Ганс Христиан Андерсен перевернулся в гробу.

Свидетелями этого значимого события стали пожилой крот, проживающий в норе к северо-западу от могильного камня, и Йорген Йоргенсен, студент Копенгагенского университета. В его квартире по улице Принцессы Шарлотты, находящейся всего в нескольких сотнях метров от кладбища, сработал сломанный сейсмограф, купленный два месяца назад на блошином рынке. Он показал небольшую сейсмическую активность, которую Йорген проигнорировал, посчитав, что задел хлипкий кухонный стол локтем. Крот, занятый в кладовой учетом червей, тоже не придал никакого значения.

Мать Ингрид, Анна-Мария, носила своего первенца тяжело. С первых недель она потеряла интерес к еде, кинофильмам и пешим прогулкам, которыми развлекала себя раньше. Все дни она проводила дома, погруженная в вязкую полудрему, пересматривая закрытыми глазами сюжеты любимых книг, в которых все перепуталось. Приходила в себя лишь к вечеру, когда начинали зажигаться первые фонари, открывала все окна в доме и раздевалась почти догола - невыносимый жар, поднимающийся изнутри плоского ещё живота изводил ее. Врачи объясняли жар повышенной чувствительностью, выписывали калий в таблетках и мятный чай на ночь.

Чуть легче стало к концу ноября, когда тело наконец округлилось, словно Анна-Мария нечаянно проглотила глобус. Она устраивалась в кресле, отодвинутом подальше от дровяной печки, которую не топили с прошлого года, брала чашку из просвечивающего фарфора, наполняла собранным с подоконника снегом и погружала в него пальцы. Жар от этого не спадал, но переставал терзать. В одну из ночей ей приснилось, что она ест сосульку - ее сервировали на серебряном блюде, нарезанной на ровные кружочки, присыпанной ледяной крошкой и солью.

Утром свекровь Магда, пожилая желчная женщина, сказала ей хмуро, трудно подбирая слова:

- Расскажи воде, не смотри в зеркало и плюнь три раза через левое плечо.

Но она пропустила все мимо ушей, раздумывая, как построит для себя во дворе иглу, чтобы провести в нем оставшиеся десять недель.

…Ингрид закричала сразу, избавив повитуху от необходимости шлепнуть ее по попе.

Анна-Мария знала, что дети выходят на свет грязными, синюшными, с расплющенным носом и заплывшими веками, похожие на запойного алкоголика Расмуса наутро после пятничной драки, но более некрасивого младенца, чем ее дочь, было невозможно представить. Огромные, светло-голубые глаза сияли на круглом личике, белом и гладком, как тот датский фарфор, полный нерастаявшего снега. Цвет глаз оказался нестерпимо холодным. Анна-Мария почувствовала, что жар, изводивший ее чрево восемь с половиной месяцев, стал угасать.

- Отдай девочку, - осторожно предложила свекровь, - Посмотри, она чужая. Ледяное нутро. Не будет теперь жизни.

Но Анна-Мария только крепче прижимала к себе молчащий сверток.

Ночью Магда пришла в спальню к новорожденной с шелковой подушкой.

- Только для твоего блага, дитя, - сказала она, склонившись над колыбелью.

Ингрид улыбнулась во сне, словно соглашаясь, и распахнула светло-голубые очи.

В детстве Магде удаляли разболевшийся зуб. Высокий доктор, в белом с головы до ног, кивнул такой же белой помощнице, у которой в руках из ниоткуда возникла стеклянная колба с пульверизатором вместо пробки.

- Будет немного холодно, - предупредила она, распыляя бесцветную жидкость, и у Магды онемела вся правая половина лица.

Сейчас у нее отнялась вся левая часть сердца. Оно билось по-прежнему ровно, в полную силу, не торопясь и не пропуская ударов, но теперь оказалось обернутым в ледяную ажурную шаль. Магда ничего не чувствовала к девочке: ни ужаса, ни интереса, ни страха, ни сочувствия, словно в кроватке больше никого не было.

Оставалась еще надежда на фей.

Они пришли на восьмую ночь, заглянули в колыбельку, повисели в оцепенении, потом развернулись и молча вылетели из комнаты. Приготовленное полено феи забрали с собой.

Эрик, отец Ингрид, прислал Анне-Марии записку, что задерживается на буровой еще на полгода, и букетик искусственных незабудок.

——

В день, когда Ингрид исполнилось шестнадцать, Макс Хансен собирался первый раз в жизни заняться сексом. Он принял душ, нашел чистую майку, вынес из комнаты пустые упаковки от готовой еды и проверил, на месте ли пачка презервативов, которую подарил на день рождения старший брат.

Он познакомился с избранницей он-лайн, на гляциологическом форуме. Его привлекли насмешливый тон и презрительное отношение к книге про фрёкен Смиллу, а ее - цитаты Кеплера из трактата “О шестиугольных снежинках”. Они болтали вечера напролет, обо всем, и никто на свете не понимал его так, как она.

В каждый из тридцати четырех дней их знакомства семнадцатилетний Макс Хансен чувствовал себя счастливчиком, которому удалось встретить родственную душу.

Часом позже, стоя на перроне центрального железнодорожного вокзала, он не мог понять две вещи: почему все его вены ноют от холода, и с какой стати его вообще когда-то интересовали виды снега и льда. Что пытается ему объяснить девочка с короткой стрижкой и светло-голубыми глазами, он даже не слышал.

Ингрид плакала навзрыд, проклиная себя, свою несчастную жизнь и бабку Магду, которой не хватило духа придушить ее в колыбели. Никто из мерзло кутающихся в шарфы, пальто и куртки пассажиров не обращал на нее внимания. Разъехавшись по своим домам, они отогреются возле каминов и электрических батарей, придут в себя, а пока сердце каждого оставалось черствым, как позавчерашняя булка.

…Неизвестно, какие именно звезды смахнула хвостом полярная лисица, пробегая по камешкам млечного пути в ночь, когда Анна-Мария сказала Эрику “нет”, которое он расслышал как “да”. Но одна, не успевшая остыть, проходя через небесную твердь, скользнула невинной девушке под расстегнутое от воротничка до пояса платье, запуталась в кружеве задранных нижних юбок и вынырнула узкой серебряной рыбкой возле готового зачать живота, чтобы будущей зимой на свет появилась девочка. Чувства к ней будут замерзать у каждого, с кем она окажется рядом - так сильно хотелось ее матери, чтобы окоченел на месте Эрик, шарящий по ней горячими руками.