Сновидение

Сновидение

Олеся тяжко вздохнула, отставляя одноимённую книгу. Та вызывала у неё отторжение. Потому как они жили не в Польше или Беларуси, где это имя было особенно распространенно, а в России. Более того, и корней-то никаких из тех мест не имели. А вот назвали её мама с папой именно так. В результате дразнили девочку только так. «Оле, Оле, Олеся! Приходи с нами поболеть!» - изощрялись мальчишки. «Олесь - это какой-то знаток с «Что? Где? Когда?»» - козыряли иные… Другие: «Лейся, лейся, Леся!» Кто-то называл Олькой… В общем – никакого порядка.

Косвенные свидетельства в виде полного собрания сочинений А.И. Куприна на полке советского года выпуска, убеждали девочку, что во всем повинна это треклятая книжица! Ну вообще… Так назвали б Надя, Надежда, как в детском – добром и милом – рассказе про Слона… Ну или там Вера, а? Если идти по «Гранатовому браслету». Вообще, и Любовь было неплохо, но Олеся не помнила, мелькало ли это имя в произведения Александра Ивановича. Тех у того было порядочно, автор был плодовитый, хоть и писал в основном малую форму… В ЕГЭ же знание всех произведений не требуют. А вот тёзка «Олеся» значилась. Приходилось, скрипя зубами, читать…

Ведь сама Олеся, которая предпочитала, чтоб её называли Оля, мечтала стать журналистом. Ей нравилось общаться с людьми, узнавать новое о них, ещё она обожала писать эссе и сочинения. Так что, знать, одна её была дорога. Прямиком на филологический, а туда без литературы не попадёшь. Вот и читала тут, успевала, пока иные резвились на улице в погожий июньский денёк… Пыталась надышаться «перед смертью». Уж завтра экзамен, а она «Олесю» по понятным личным причинам отложила.

Список и без того был – читать не перечитать… Впрочем, Олеся была из той вымирающей в нынешнее время «Тиктокеров» породы людей, что некогда звалась Книгоед. Не люб, а по аналогии с «людоедами». Ведь она страстно любила чтение. И «съедала» книги от корки до корки, одну за другой. Причем редкость породы подтверждалась тем, что карманные средства у Олеси уходи на покупку понравившихся экземпляров, а не на милые женские радости. То, что экземпляр понравился, она понимала, ознакомившись с ним в библиотеке или – и это Оля любила меньше – в цифровом виде. Терялось что-то за экраном… Может, особый запах разлагающейся типографской краски или же ощущения от перелистывания шершавых страниц, разной степени желтизны… Или дело в том, что на телефоне постоянно приходилось отвлекаться на сообщения – от друзей-знакомцев и прочие уведомления. Тогда как взял книгу, поставил телефон на беззвучку – и весь мир подождёт.

Так что выбор профессии был сделан очень и очень давно. Ещё тогда, когда мама читала на ночь и обрывала неумолимо на самом интересном месте. Читать Олька не умела, зато имела фантазию, чтобы додумать сюжет. Так и повелось. Не просто читать, но и строить в уме продолжение или альтернативный вариант истории. Олеся слушала «Слона», когда мама обрывала на ноте глухого родительского отчаяния, додумывала, что папа отнёс слабую девочку на руках в зоопарк. Но Куприн тогда поразил её, заставив гору подойти к Магомету.

Став старше, Оля домысливала уже иное. Например, невероятные приключения благородного разбойника Дубровского, или же покушалась на второй том Мёртвых душ… Размышляя о том, как могла бы закончиться история этого пройдохи Чичикова, что Николай Васильевич аж сжёг рукопись. Жаль ей было и безнадёжно влюблённого мелкого чиновника из Гранатового браслета… Далась ему эта княгиня! А ведь критики превозносили и писали о большой и чистой любви… Ага, тут и без мезальянса - ну, по мнению девочки, дельфин и русалка – не пара! Как и не пара была Печорину несчастная Бэла… Но в русской литературе всегда красной нитью шло страдание. Сопереживание героям – большим, маленьким людям – со своими личными драмами, болью дымящегося Отечества - всё это трогало читателя. И ладно, Салтыков-Щедрин сдабривал это порцией юмора и иронии, порой злой, но кое-где – хоть плачь.

Оля и плакала над Князем Андреем, которого в финальной версии Лев Николаевич всё-таки принёс в жертву – ну да, как же, все главные герои выжили в жерновах Отечественной Войны… Плакала и над Григорием Мелеховым, который хоть и не погиб на страницах Тихого Дона, но судьбе его не позавидуешь… жаль было и Аксинью – яркого женского персонажа, жаль и Сонечку Мармеладову… Многих. Как и врача с палаты номер 6, что стал клиентом родном психбольницы. Но у Олеси было утешение – она могла нарисовать у себя в голове героям счастливый финал. Помочь Князю Андрею оправиться от ран, заняться, наконец, воспитанием сына и посвятить жизнь философии – раз уж его к той тянуло! Правда, придумать, как вывернуться мечущейся душе Григория Мелехова, так и не сумела… Увы.

Вот и сейчас, дочитывая в третьем часу ночи (Кошмар, вставать в 6.30, чтоб успеть к 8 в школу на место сбора!) «Олесю», Оля чувствовала, что у неё крайне много вопросов к Куприну… Ну вот как так, а? Ну ведьмы, ну колдуньи… Подумаешь, блин! Они что, на деревню порчу насылали?! Падёж скота организовывали? Добрых молодцев со свету сживали?! Коварством, хитростью отмечены были, а?! Нет, в самом деле, за что судьбы печальный такой финал? Вместо победившей всё любви… Олесю, переступившую через себя ради этого светлого и великого чувства, взяли и забили деревенские у церкви камнями! Ладно не до смерти… И вообще, хорошо, что Александр Иванович не жил в наше время… Так, глядишь, наслушался бы «Короля и Шута» какого… Да на костёр гореть отправил… «Слово ведьма вызывало у людей злобу и жестокость – на костре она сгорала, а душа летела в пропасть!» Тут хоть и осталась Олеся жива, да и возлюбленному памятный подарок в избе оставила, но всё равно… Вполне ведь ложатся строки! Немного отличаешься от остальных – на, получи! Люди жестоки, объединяясь в своей ненависти, способны и спалить дотла в своей жгучести.