Сны Мишки Жужжушки: маленькая Африка в снежном лесу.

Сны Мишки Жужжушки: маленькая Африка в снежном лесу.

Мишка Жужжушка проваливался в сугроб. Он уже довольно долго шагал по снежной тропинке, засыпаемой разыгравшейся к ночи метелью, и вот уже совсем не видел перед собой ни лес, ни луну, а только бесконечные снежные хлопья. Задние лапы погружались всё глубже и глубже в хрустящий и скрипящий под ними снег, а летящие хлопья отчего-то делались всё крупнее и крупнее. И вдруг, эти узорные снежные хлопья, выросшие до размеров лапы медвежонка, начали превращаться в белых птичек, а те, что оставались поменьше – в белых бабочек, а некоторые из них – в маленьких ангелочков с фонариками в руках. Вскоре средь завывания ветра послышалось и тихое пение ангелочков. Слов было не разобрать, но от самой мелодии и ангельских голосов на сердце у медвежонка становилось всё теплее и теплее, а шагать по сугробам, казалось, теперь было легче, чем по ковру.
И только теперь мишка Жужжушка заметил, что держит в лапе керосиновый фонарь, от которого падает не очень яркий, но обнадеживающий коричнево-жёлтый свет.
"Странно, – подумал Жужжушка, – разве я нес в лапе фонарь еще с минуту назад? Разве я вышел с ним из берлоги? Быть может, я нашел его по дороге на какой -нибудь ветке?.." И пока он так рассуждал про себя, с густо-фиолетового неба спустился и сел на керосиновый фонарь ангелочек – совсем крохотный, похожий на белую-белую бабочку.
– Добрый ве-вечер, – неуверенно начал беседу медвежонок.
Ангелочек ничего не ответил, но затрепетал белоснежными крылышками. Мишке показалось, что это всё равно что приветственный кивок.
– А вы не подскажете, в какой части леса мы находимся? Я ищу дом мишки Пампушки, он недалеко от цветочной поляны, там, где много сосен... – спрашивал Жужжушка, всё ещё надеясь, что ангелочек понимает слова.
Ангелочек снова не ответил, но резко свернул с пути и полетел совершенно в другую сторону, светя крохотным фонариком, похожим на светлячка или огонёк лампады. Мишка Жужжушка немного растерялся и несколько секунд стоял на месте, как вкопанный, превращаясь понемногу в белого медведя из-за всех этих снежинок, облепивших его целиком. Ангелочек замер в воздухе и помахал медвежонку крылом – мол, пойдем со мной, я приведу тебя туда, куда нужно. Жужжушка стряхнул с себя снег, чтобы не превратиться из белого медведя уже в настоящий сугроб, и зашагал, с трудом поднимая лапы, в след за светившем ему ангелочком. Вскоре они оказались на поляне, и мишка Жужжушка подумал, а не зайти ли ему в гости к медведице Ляпте – в её берлоге, он видел, мягко горел свет от керосиновой лампы, освещая заледеневший сугроб под окном. Осинка печально склонила голые ветки, тоже покрытые снегом, как и всё вокруг. Но едва мишка свернул в сторону заснеженной берлоги, как ангелочек пропал из его поля зрения. Мишка Жужжушка испугался, ему не хотелось терять своего проводника, хоть у него и у самого в лапе горел фонарь, освещавший дорогу, а уж от цветочной поляны он не заблудится, куда бы ни пошел... Но всё же отчего-то он не хотел потерять из виду ангелочка.
– Ангелочек, где ты? – позвал робким голосом мишка, – ну где же ты?
Послышалось тонкое, очень-очень тихое пение, и мишка пошел на его звук, хоть и не был уверен, что это и вправду пение, а не только лишь ветер... Он вышел к тропинке, по которой и шел, прежде чем свернуть к берлоге белой медведицы, и снова увидел мельтешащий огонек впереди, похожий на светлячка. Мишка, не раздумывая, пошел за ним. Он хотел поскорее догнать эту крошку света и ясно увидеть, что это и есть тот самый ангелочек, его проводник, но огонек все время оставался вдалеке, чем мишка был очень огорчен, хоть этого света и было достаточно, чтобы идти за ним и не сбиваться с пути. Мишка даже запыхался, так быстро он шел то по тропинке, то по сугробам, когда приходилось сворачивать, и дважды чуть ни выронил фонарь.
Светлячок вдалеке наконец перестал отдаляться от мишки, и тот понял, что скоро сможет с ним поравняться, если, конечно, ангелочек не полетит снова или вовсе не исчезнет в пелене снегопада. Жужжушка шагал все быстрее и быстрее, спотыкаясь о палки и еловые веточки, разбросанные то там, то здесь, и наконец разглядел не только крохотный свет, но и самого ангелочка, машущего крыльями.
– Фух, ну наконец-то, – выдохнул медвежонок, но тут же заметил то, чего не замечал по дороге, а именно – он совершенно не узнавал ту часть леса, в которую попал. Хоть вокруг и росло много елей, но ели эти были не такими, как те, что росли неподалеку от берлоги мишки Пампушки – они были маленькие, как будто недавно посаженные, и даже не зеленые, а какие-то синие и голубые.
– Ангелочек, куда ты меня привел? Я же просил проводить меня к мишке Пампушке, а мы забрели... Я даже и не знаю, куда это мы забрели... Ты уверен, что знаешь дорогу? Эх, лучше бы я к Ляпте зашел на чай, а она и торт, может быть, испекла... Или пирог... А может быть, даже марципаны, эх... – от досады мишка чуть было ни заплакал, но вдруг встрепенулся, – И как мне найти дорогу обратно? Мы ведь так долго шли и все время сворачивали то влево, то вправо, а следы мои... – мишка обернулся, – следы мои уже заметает снег...
И по мохнатой щеке медвежонка всё -таки покатилась слеза, но не успела она капнуть в снег, как замерзла и превратилась в сосульку. Ангелочек подлетел к мишке и тихо запел что-то нежное и утешающее, согревающее сердце, так что даже сосулька на его мордочке растаяла, как весной, и всё-таки капнула в сугроб. А на том месте, куда она капнула, появился зеленый росток, который на глазах у медвежонка вырос и превратился в голубой подснежник, пока ангелочек пел свою волшебную песню без слов, напоминавшую то пастушью флейту, то хрустальный колокольчик, то механическую музыкальную шкатулку... Такую шкатулку, как те, в которых кружатся фарфоровые балерины и белые, как сахарок, лебеди. Мишка Жужжушка почувствовал сердцем, что однажды кто-то подарил ему такую музыкальную шкатулку, но никак не мог вспомнить, кто же это был и на какое Рождество мишка получил такой чудесный подарок – не год и не два назад, а когда-то очень, очень давно... И что же стало со шкатулкой потом? Неужели он случайно сломал её?..
Ангелочек допел эту чудесную песнь, сел на голубую еловую веточку и помахал своей крохотной ручкой, похожей на фарфоровую ручку балерины, показывая, чтобы мишка шел за ним. В тот самый миг мишка Жужжушка увидел, что меж голубых ветвей ёлочки что-то светится. Свет этот был куда ярче, чем свет от фонарика в руке ангелочка, и даже ярче, чем свет от фонаря в мишкиной лапе... Жужжушка опустил свой фонарь в сугроб, раздвинул лапами ветки елей и слева, и справа, и увидел вдалеке стеклянную теплицу... В этой теплице и горел столь яркий свет. Ангелочек сел мишке на плечо, и вот они оба приблизились к загадочной теплице посреди голубого леса. Вблизи мишке Жужжушке было ясно видно, что за стеклом растут цветы и декоративные деревья. Он прилепился к стеклу мордочкой и вдруг, среди красных роз и голубых хризантем, увидел маленькую пальму, под которой дремал жирафик, согнув свою длинную шею и упираясь головой в колени.
– Жирафик Резиночка! – воскликнул мишка Жужжушка, – мы снова встретились во сне! Как же я мог о тебе позабыть, – и он громко постучал по стеклу, чтобы разбудить спящего жирафа в его маленькой Африке.
Жирафик открыл один глаз, затем медленно открыл второй, и выпрямил пятнистую шею, похожую на перезревший банан в бурых пятнах-веснушках. Головой жирафик теперь упирался в стеклянный купол теплицы. Там же, под куполом, висела то ли лампа, то ли маленькое солнышко на ниточке – мишка Жужжушка только сейчас увидел этот круглый источник света, не только освещающий, но и согревающий цветочную оранжерею, судя по тому, как пышно в ней всё цвело, совсем не боясь замерзнуть.
Ангелочек взлетел и опустился на купол теплицы вместе со множеством снежинок, ложившихся на неё. Но снежинки, прижавшись к застекленному свету, быстро таяли от тепла солнечной лампы, а ангелочек не таял, но согревался, радостно затрепетав крылышками.
***
Жирафик Резиночка и мишка Жужжушка пили чай с медом, усевшись под пальмой в оранжерее. Мёд, наверное, принес с собой мишка Жужжушка, хоть он этого и не помнил, а может быть, его сделали пчелки, летающие в этой самой оранжерее над цветами розовых орхидей и фиолетовых ирисов.
– жжж, какой вкусный и согревающий чай, – прожжужал довольный медвежонок, – хотя у тебя тут и так очень тепло, Резиночка, не то, что снаружи...
– Ты так замерз, пока шел ко мне в гости? – обеспокоенно спросил жирафик и помешал ложечкой мёд в пиале с африканским чаем.
– Ну, совсем немножко... – отвечал Жужжушка, не желая, чтобы друг о нем беспокоился, – всё просто замечательно, жжж, я так рад, что мы снова встретились!
– И я рад, Жужжушка. Я тоже по тебе скучал... Смотри, а кто тут порхает над орхидеей? Не твоя ли соседка пчелка Пося?
– жжж, – отвечала пчелка, – зззз-драсьте, Жжжужжжушка, – и она подлетела к ним поближе, под самую пальму.
– Ого, ты тоже здесь, Пося? Но как ты тут очутилась? жжж-ж
– Я просто уснула, жжж, вместе со всеми, жжж, в нашем дупле, а потом оказалась зззз-десь.
– Тебе повезло, – отвечал мишка Жужжушка, – что ты сразу оказалась здесь, а не летела от самого дуба, а то потерялась, бы, наверное, в метели.
– Да ужжж, – согласилась та и снова полетела к цветам.
– Жирафик Резиночка, а помнишь, как ты подарил мне музыкальную шкатулку на Рождество?
– Помню, конечно, ты ведь так радовался, когда покрутил ключик и заиграла та необычная мелодия, а потом закружилась фарфоровая балерина на зеркальном подмостке...
– Да, так всё и было, я тоже не забыл! А где же она теперь? жжж Сломалась?
– Нет, я думаю, мы сможем её найти, если тебе снова приснится, что мы на том чердаке старого дома... Помнишь, мы еще наряжали там ёлочку?
– Да, вот теперь вспомнил... Странно, почему я помню прошлые сны только здесь, во сне, а когда просыпаюсь, сразу же все забываю... И тебя, Резиночка, тоже забываю. Может быть, хоть в этот раз буду помнить?
– Всё может быть... – отвечал жирафик, – эх, всё может быть... Но пообещать я тебе не могу. От меня это, увы, не зависит. Я же всего лишь твой сон... Чтобы найти меня не во сне, тебе пришлось бы полететь в Африку... Но там ты бы меня не узнал среди множества таких же, как я, маленьких жирафиков с пятнистой шеей.
– Я бы обязательно тебя узнал, но как же мне полететь в Африку? Я даже вертолета никогда не видел, – мишка Жужжушка горько вздохнул, но тут же оживился, придумав что-то ещё, – А пчелка Пося? А что, если она мне расскажет о том, что мы видели во сне? Когда я проснусь, жжж, я наверняка пойду навестить пчел в дупле дуба и она мне обо всём напомнит, правда жжже?
– Эх, Жужжушка, боюсь, что она тоже всего лишь твой сон... Но даже если это ваш общий сон, то она, вероятно, тоже все забудет, когда проснется.
– Пося! – позвал Жужжушка, – Пося, ты ведь напомнишь мне о том, что нам снился жирафик Резиночка, когда я загляну к вам за порцией меда? А, Пося?
Но пчелка вдруг превратилась в большую узорную снежинку. И все остальные пчелки, кружащие над цветами, превратились в снежинки. И откуда-то налетели еще и еще пчелы, и все они превратились в снежинки... И перед глазами Жужжушки все стало белым-бело. А затем он проснулся.
***
Мишка Жужжушка медленно открыл глаза, приподнялся на своей мягкой кровати, с которой сползло ватное одеяло, и в смятении огляделся по сторонам. Да, это была его берлога. Его тёплая и уютная берлога, не самая роскошная, но самая удобная для мишки Жужжушки. За окошком смеркалось. К стеклу прижался заржавевший кленовый лист и сонно текли дождевые капли. В берлоге все было так же, как и месяц назад, разве что на книжной полке появился слой пыли.
Мишка Жужжушка встал, поднял с земляного пола своё теплое одеяло и закутался в него. Затем, он поднял с табуретки чайник, в котором еще оставалась октябрьская вода (хоть и не очень теплая, но и не ледяная) и немножко попил. Мишка еще недолго постоял у окошка, разглядывая, как хмурый ноябрьский дождь превращается понемногу в снег с дождем... И пока ему не стало совсем уж грустно и одиноко, он подошел к старинным часам в форме скворечника и негромко постучал над циферблатом.
– Ку-ку, ку-ку, – сонным голосом повторяла кукушка, вылетев из часов, – Жужжушка, а ты чего не спишь?
– Не знаю, проснулся что-то и не спится...
– А ты водички попил?
– Ага. Может, мне еще меду поесть? Жжж-ж, что там у нас с зимними запасами? Жжж
– Всё в погребе – и варенье, и мёд... – кукушка зевнула, – спустись, возьми чего-нибудь, если голоден...
Мишка Жужжушка спустился в погреб, держа в лапе зажжённый керосиновый фонарь, который он нашел однажды у железнодорожных путей, за опушкой леса. Мишка не сразу нашел баночку меда, но зато его взгляд упал на банку сливового варенья, поэтому он остановил свой выбор и на ней тоже. Медвежонок поставил баночку варенья на баночку мёда, взял их крепко в охапку, и вылез обратно в комнату, чуть было ни уронив их обеих.
– Кукушка, поставим чайник? жжж Попьешь со мной?
– Ну, раз уж не спим, давай попьем. Только чур ромашковый или мятный. Из травы зверобоя я не люблю.
Напившись чая с вареньем и мёдом, Жужжушка снова стоял у окна, за которым уже совсем стемнело, но светила медная монета - луна. Правда, время от времени она пряталась за тучи и тогда становилось совсем темно... Но вскоре монета-луна возвращалась и на лес снова падал её мягкий, ламповый свет. Снег с дождем постепенно превратился в самый настоящий снегопад. Снежинки опускались на землю и палую листву, но таяли не сразу, а превращались в тонкую белую простынь, расстеленную по земле словно на сон грядущий.
– Жужжушка, а что тебе снилось? Ты не помнишь? – спросила вдруг деревянная кукушка.
– Мне снился снегопад, это я точно помню... – задумавшись, отвечал Жужжушка, – снегопад и, кажется, цветы в снегу, а еще пчелка Пося...
– Цветы в снегу? Ну ты даешь! И наша соседка Пося? Расскажу ей завтра утром, вот ей приятно будет! А что-нибудь еще снилось?
– Ещё? – мишка задумался еще крепче, ему показалось, что он вот-вот вспомнит о том, что ему снилось что-то очень важное... Или кто-то важный... На сердце вдруг стало тепло, когда он снова посмотрел на падающие за окном снежинки, – не помню... Но вот, что я знаю наверняка, Кукушка, это были хорошие сны.
И мишка Жужжушка подошел к кровати, снял с себя ватное одеяло, снова лег под него и засопел.
– Спокойной ночи, – тихо сказала Кукушка.
Затем, она убрала чашки и пустые баночки со стола, посидела немного на подоконнике, глядя в ночное небо, и снова улетела в часы.
А за окном всё падал, падал снег. И, кто знает, может и ангелочек мимо пролетел, что-то напевая в ночи?