Со вкусом вишни

1

Беркут Каролина
Со вкусом вишни

Все имена и фамилии  в рассказе вымышлены. Любое совпадение – это чистая случайность.
Предыстория.
1941 год.
В небо взвилась ракета, вспарывая черноту душной августовской ночи. Из-за реки не смолкая грохотали автоматные очереди. В воздухе витал тяжелый запах гари. Слышались крики, взрывы снарядов, далекое равномерное гудение бронетехники.
- Ванюшка, держи крепко. Не потеряй.  – Командир протянул молодому рядовому планшетку с документами. Сумка была липкой от крови.  - Головой отвечаешь.
- А Вы, Максим Павлович? Как я без вас-то? – Парень взял дрожащими руками кожаную сумку-планшетку, надевая ее ремень себе на шею. – Куда мне теперь? Что делать-то?
- Уходи отсюда, Ваня. Авось и выживешь. – Максим Павлович тяжело вздохнул, зажимая рукой простреленный бок. – Я задержу наступление так долго, как смогу. На Вязьму пока не суйся. Немцы  уже там. В лесах Смоленских пережди. И ни слова никому. Сам знаешь, времена сейчас такие, что доверять нельзя даже брату. За три рубля продать могут. А тут такое. Уходи, Ваня. Ты последний, кто знает про нашу колонну.  Пять машин далеко уже уехали, не догонишь.  Две других за лесом догорают.  А восьмая машина, ну, ты и сам знаешь. 
- Не брошу я Вас, Максим Па..
- Исполнять приказ! – Рявкнул командир. – Документы сохрани по возможности. Понимаешь же, что такое у тебя в руках. Если прижмёт, то в болото сумку скинь. Лишь бы фашистам не досталось ничего. А надо будет, то и сам в то болото ныряй. Если схватят тебя, Ваня, пытать будут нещадно. Умри, но немцам не сдавайся.
- Так точно, - прошептал рядовой, прижимая к щуплой груди планшетку с документами и наспех нарисованной картой. – Так точно. Умру, но фашистам не дамся.
Небо над хмурым ночным лесом дрожало и пестрило от пулеметных очередей. Ваня трясущейся рукой полез в карман брюк, доставая червонец 1924 года. Во время обстрела одна из авиабомб попала в первый грузовик, и тысячи монет разлетелись золотым дождем по лесу. Пять машин ушли на Вязьму, и об их судьбе Ваня ничего не знал. Шестая машина выгорела дотла, и была разграблена фашистами еще на проселочной дороге. А вот их грузовик…
Ваня крепче сжал в ладони монету. Их грузовик уже никто и никогда не найдет. 
Без карты.
- Беги, Ванюшка, беги отсюда. Немцы рядом уже. Беги.

Глава 1.
Наши дни.
Автобус высадил меня одну на безлюдной сельской остановке и, разбрызгивая грязь, помчался по болоту, бывшему до дождей  проселочной дорогой. Я помахала ему вслед одной рукой, и закинув на плечо свою дорожную сумку, стала озираться по сторонам. Сумка была тяжелая, как будто я туда кирпичей насовала, а не сарафаны,  но и пачкать в грязь ее не хотелось бы. Намочить балетки тоже не вариант, они же тканевые, а тут кругом чавкающая жижа.
 И ни души.
С одной стороны от дороги стеной стояли высокие смешанные деревья, преимущественно ёлки и сосны, с другой раскинулась небольшая деревушка. Дворов на пятьдесят, ну от силы шестьдесят. И то, треть из них была заброшена ещё на моей памяти.  Вымирает русская деревня. 
А что делать, когда работы тут нет, образования нет, даже нормальной поликлиники нет. И чего удивляться, когда вот такие, как я, молодые, настойчивые едут в большой город  за впечатлениями и за лучшей жизнью. И я нисколько не жалела, что семь лет назад с родителями перебралась из нашего богом забытого села в Смоленск. А пенсия наша тут осталась, не захотели дед с бабкой всё бросать на старостях. Понятное дело – огород, куры, утки. Воспоминания. С возрастом чаще живёшь тёплыми приятными воспоминаниями, а не мечтами. Вот поэтому наши старики свой дом и не бросили. 
Кстати, а где это мой дед! Обещал же встретить! И где он? Я снова повертела головой, скинув с одного плеча растрепанную русую косу. Видок после трёх часов тряски в автобусе был тот ещё. К слову о себе, зовут меня Василиса, но все друзья обращаются просто – Вася. Не очень женственно, но и характер у меня соответствует. Не нежная и не ранимая.  В общем, я - это я. И прекрасно осознаю тот факт, что к категории красавиц и роковых женщин я не отношусь. Ну, собственно, и что с того? Рост у меня средний, вес, впрочем, тоже. И как-то сосредоточился он, этот вес, пониже  талии. Несправедливо обделив грудь.  Мой второй размер противоположный пол совсем не впечатляет.  Это я о наболевшем. Но, как говорится, третий сорт - не брак. Зато у меня высокие душевные качества  и меня, собственно, всё в себе устраивает.  Ладно, хватит обо мне. Потом ещё что-нибудь расскажу. По ходу дела.
Сейчас уже  времени нет - я услышала что-то необычное. Звук дедовского трактора  разносился  по деревне почти за километр, и я ещё минут двадцать стояла,  ожидая, когда транспортное средство домчит до  моего островка суши, окруженного грязевым болотом. За лесом, кстати, тоже болото имелось. Самое настоящее, с островками торфа, с кривыми ёлочками и берёзками, с плавучими кучами, на которые ни в коем случае наступать нельзя,   и с роем вечно голодных огромных  комаров. Дивное место. Мы туда по детству за клюквой бегали. Бегали, пока родители не прознали, и не надавали хворостиной по тому месту, что избрал себе центом дислокации мой лишний вес. 
Пока я придавалась трогательным воспоминаниям, трактор тем временем дополз.
- Васька!
- Деда!!! – Есть такие люди – увидел, и ты уже счастлив. Мой деда такой. Я удобнее перехватила сумку, закинула её в кабину, пропахнувшую табаком и соляркой, и  запрыгнула туда следом за сумкой. – Обещал же встретить!
- Дед обещал, дед встретил! – И он крепко обнял меня за плечи, от чего я уткнулась носом в дедовскую потрепанную фуфайку. Дед вообще у меня консерватор по жизни. И не смотря на времена года, фуфайку свою ни на что другое не меняет. Подумаешь, на улице июнь. Ерунда. Надену-ка я фуфайку, думает дед.  И так, наверное, каждый день.  Дедушку моего звали Тарас Дмитриевич, но в деревне свои называли просто -  Митрич. – Отощала-то как! – Подытожил он, продолжая обнимать меня за плечи.
Это он всегда так говорит, когда бы я к ним не приехала. Типа дежурная фраза у него такая. Незыблемая, как заветы Ильича. У бабушки тоже имелась своя дежурная фраза, но это потом. Доедем, и увидите сами. 
- Что нового у вас? – Я наблюдала, как деда держит двумя руками дёргающийся громадный руль. А про костыль – палка у его правой руки, отвечающая за скорость  – вообще молчу. Он трясётся так, что казалось, живёт своей собственной жизнью. 
- Нового? Да что у нас, у стариков, может быть нового? Всё по-старому.  Хотя… Дом соседний от нас помнишь? Ближе к лесу, который.
- Это бабы Агафьи, что ли? – Я припомнила саманную низенькую постройку с резными покосившимися ставенками и кривым забором-частоколом. 
- Её. – Кивнул Тарас Дмитриевич. – Продали  внуки дом-то.
- Да, ладно! – К слову, померла баба Агафья ещё на моей памяти, лет пятнадцать назад,  и дом её так и стоял заброшенный и никому не нужный все эти годы. Внуки сюда переезжать из города  не собирались. А чтобы продавать дом, его надо было сперва приватизировать. Что вышло бы дороже, чем сам пресловутый саманный дом.  – Вот это новость. А кто купил?
- А чёрт его знает! – Дед махнул рукой.  - Не показывается хозяин новый. Не видали мы его.
- Это значит, вишня моя целая ещё стоит? – За домом  у бабы Агафьи росла Такая вишня. Нет, даже не так. ТАКАЯ вишня. Сладкая, косточка маленькая, а сама вишенка огромная. Я каждый июнь приезжала до своих, и первым делом обносила соседскую вишню. Бабушка даже местных ребятишек гоняла от неё, чтоб мне хоть что-то осталось. Эх, жалко, что дом продали. 
- Целая, - Дед усмехнулся, - Вишня уже поспела почти. Только кто ж теперь тебя туда пустит. 
- Это да. Это верно.
Так за болтовней мы и доехали до нашего двора. Деревянные ворота нараспашку, бабушка на крыльце, и стайка кур по всему двору. Сколько сюда приезжаю, ничего не меняется. 
- Василиска! – Бабуля тоже крепко обняла меня. – Отощала-то как. 
Это она у деда научилась. На самом деле её постоянная фразочка другая.
- А жених-то есть? – продолжила она.
Вот! Что я и говорила. Неизменный вопрос, когда бы сюда я не приехала. В мои двадцать два,  я в глазах бабули  - престарелая дева. И её основная цель вот уже последние три года – это выдать меня за какого-нибудь внучка своей старушки-знакомой, который немного разведён, зато имеет жилплощадь, работу и машину. Ну и детей, это  в зависимости от кандидата. Наличие детей мою бабусю не смущало, главное чтобы присутствовало двустороннее внеземное чувство. И где она их только находит-то, кандидатов этих? Главное, всё время разных предлагает. Ни разу ещё не повторялась. В общем, бабуся ведёт непрестанную партизанскую войну за моё личное счастье. Я уже смирилась, не переживают, и как могу избегаю её кандидатов, дабы не травмировать их хрупкую и ранимую после развода психику. Зачем толкать людей в объятья к психоаналитикам?
- Так что жених-то? - Не унималась моя бабуся. По-любому уже приготовила для меня новых жертв. С неё останется.
Я тяжело вздохнула. 
- Был жених, бабуля. Был, да сплыл.
Мы уже сидели в горнице  за накрытым столом, и попивали чай из фарфоровых кружек, что бабушка бережно держит в серванте за стеклянными дверцами, и достает оттуда лишь по особому случаю. И мне очень приятно, что мой приезд в гости бабушка отнесла к такому знаменательному событию. 
- Чего он сплыл-то? Женишок? – Не унималась она. 
- Некрещёный был, - Я беззаботно пожала плечами. Для бабушки это весомый аргумент. А то начну сейчас объяснять, что с ним скучно, что он не самостоятельный, слишком назойливый  и непостоянный, так и не поймет ведь. Витя, к слову, действительно атеист, так что тут я бабуле не соврала.
- А, ну тогда да. – Она закивала, - тогда конечно. Некрещёных нам не надобно. Может его ещё можно окрестить?
Я отрицательно покачала головой. Витя панк, и прикид  у него соответствует. Там уже ничего не поможет. Только ирокез сбривать.
- Ну, ты Василиса, не расстраивайся. Не переживай. Со мною не пропадёшь. – Подбодрила меня оптимистично настроенная бабуля. - От судьбы не убежать. Ещё попляшем на твоей свадьбе, помяни моё слово, Василёк.  Вот, кстати, помнишь Владимира Тереньтева? Тот, что пасеку держит. По нашей улице живёт, тудыть, к трассе ближе. Вот на днях медом нас угощал своим. Майским. Пробуй-ка с чаем. 
- Ба, так женатый же он! Терентьев этот.
- Так овдовел зимою! – Бабушка придвинула ко мне оладушки и мёд, - Холостой теперича. Одинокий. Да ещё и с пасекой! И дом свой, со сруба!
Последнее вообще нерушимый аргумент для бабули. Мужик с жилплощадью. По её понятиям, это предел моих девичьих  мечтаний. Надо брать и не выделываться.
- А помоложе никого нету? – Я мёд попробовала. Вкусно. Но слишком приторно, на мой взгляд. Да и одним мёдом сыт не будешь.
- А то как же. Есть и помоложе. Одноклассник твой, Степан. Но тот дурень-дурнем. Еще Игнат Петрович есть, что парниками занимается, но тебе же помоложе надо. Перебирает она ещё. На безрыбье и рак - рыба! Брать надо, что дают.
Я снова пожала плечами. 
- Бабусь, можно я ещё немного сама попытаюсь. Ещё хоть разочек, но сама.  Но ты этого, вдовца с пасекой, придержи для меня. Так, чисто на всякий случай. Когда запасной вариант есть, оно как-то спокойнее. И на душе приятно.
- Ты кушай, кушай, - теперь бабушка придвинула мне блины. – Отъедайся, худорба. А то такая тощая, что и смотреть-то не на что. Кожа да кости.  Попытается она. 
- Ба, если я сейчас начну блины и оладушки кушать, грудь всё равно не вырастет. – Я развела руками. – А то, что вырастет, и сейчас уже не маленькое.
- Так я тогда капусты приготовлю. 
Я рассмеялась.
- Не растет грудь от капусты, я уже пробовала. И квашенную и тушеную, и сырую даже грызла. Сказки это всё.
- А кто говорит, что её есть надобно? – Бабушка тоже хитро усмехнулась. – Листы подложим, куда следует. Для объёму. Ну не хочешь листы, можно ватки подложить. И варенья понесёшь Терентьеву, на гостинец. Скажешь, я за медок передала.
- БА! – Я аж привстала со стула. – Я сама как-нибудь. Ладно?
- Так пасека же! И дом со сруба.
В общем, спорить было дальше бесполезно. И я только кивала, выпивая вторую кружку чаю. Потом третью.
- Вася, - позвал меня со двора  дедушка, - иди-ка сюда, там  к тебе Степан пришёл. Однокашник твой. Говорит, что-то срочное. Уже минут десять мнётся у калитки. 
Степан. В памяти остался нескладный подросток, с которым я раньше сидела в местной школе за одной партой. Никак не привыкну к этому бугаю, в которого он вырос. И как узнал-то, что я сегодня приезжаю? Не иначе следил.
Парень стоял  у крыльца и переступал с ноги на ногу. Нелепейшее зрелище. Нерешительный бугай. Я усмехнулась, но осталась стоять на ступенях.
- Стёпка! Я так рада тебя видеть! – Натурально произнесла, правдоподобно.
- Чего это? – Удивился верзила.
- Так ты ж мне денег должен! Забыл, как занимал на семечки и на сигареты в мой прошлый приезд? – Парень от меня попятился. А я разве не говорила, что память у меня хорошая, ничего никуда не записываю, и так всё помню, что надо. И что не надо.
- Мой главный долг – это долг перед Родиной! – Нашёлся парень. – И я его уже отдал. 
- Да ладно, - я улыбнулась уже искренне, - выкладывай, чего припёрся на ночь глядя? Надо чего? Или ты так, расчувствовался и истосковался. Или ты просто мимо шёл? Колись. 
- Так это, Вась, парень есть у тебя?
Я артистично закатила глаза к небу. Они тут что, все сговорились что ли? Или у меня на лбу что-то нехорошее написано? 
- Говори прямо, чего тебе от меня надо? – Я уперла руки в бока, стоя на ступенях крыльца, чтобы быть выше Стёпки. – Парня нет. Денег больше не займу.
- Заладила, денег, денег. У меня может  проблема самая, что ни на есть, серьёзная. Душевная. А ты только о деньгах и думаешь.  Вот что город с людями делает.
Заинтриговал. Я вся обратилась  в слух, пусть выкладывает свою проблему. Послушаем.
- И? – подтолкнула я его к откровениям и напялила умное лицо. 
- Мне девушка нужна. Срочно. – Стёпка замялся. – Ты согласная?
- Во-первых, нет. – Я с трудом сдерживала рвущийся наружу смех. -  Во-вторых,  зачем мне это надо? Да и ты ж вроде за Настей со школы бегал. Думала, у вас всё срослось давно. К ней и иди со своими проблемами. Я-то тут причём?
- Дык, в этом-то и вся беда. Анастасия меня игнорирует до сих пор. Смеётся только.  И я решил, что приревнует она меня, и всё у нас сразу наладится. А что бы приревновала, мне девушка нужна. Для вида только. Ничего серьёзного. 
Вот ведь действительно дурень-дурнем. Бабушка ничуть не уменьшила его интеллектуальные способности. Я стояла, глядела на него и старалась не рассмеяться. Не выходило.
- Ну, Вася, ну тяжело тебе, что ли? Под руку пройдемся с тобой у Настениного дома, и всё. Разве я много прошу? Ну, пожалуйста. Ну, ты же всегда мне помогала! Помнишь, как я у тебя всё время физику списывал на задней парте? И химию. Да и с математикой тоже. Всегда ты одна меня выручала.
На жалость давит, гад. Вот же выпало счастье, с большой буквы Ж. И отказать как-то неловко, вроде для дела же просит. Не просто так. Я вообще по природе своей истинный гуманист, и не могу без боли в сердце наблюдать за страданиями своих собратьев по разуму. Тут я Стёпе льстю бессовестно. Но опустим. 
- Ты же добрая. – Продолжал уговаривать меня Степан. – Ну, Васенька. Пожалуйста. Ради великого счастья. Моего.
Вот действительно говорят, хуже дурня может быть только дурень с инициативой. Разве нормальный бы такое учудил? Да и я не лучше, раз обдумываю его предложение.
- Поможешь? – Настаивал Степан. – Мне больше никто не поможет, одна надежда на тебя. - И парень испустил стон умирающего лебедя. Чёрт. И как после этого его послать?  Придётся жертвовать своим душевным спокойствием и  благополучием, ради старой престарой дружбы.
- Допустим, я соглашусь, и что я с этого буду иметь? 
Действительно, не за просто же так я тут буду под руку с кем попало по улице шастать. Любое дело должно быть подкреплено вознаграждением. Ну разве я не права?
- Хочешь я тебе банку варенья вишневого, бабушкиного, с того года осталось, принесу. Последняя банка. Без косточки. Последняя, Вася. 
Знает, ведь на что давить. Как облупленную, знает.  За банку вишневого варенья я на всё готова. В рамках приличия, разумеется. 
- Ладно. Только варенье вперед. А то вдруг кислятина. 
- Василиса, - в двери появилась бабушкина фигура, - Там деду спину прихватило. Пойдём, настойку мне сверху достанешь. 
Я помахала на прощание Стёпке, и поспешила  за настойкой для притирок. Бабуля её всегда в разные труднодоступные места прятала. Настойка ведь на спирту, а если к деду приходил дядя Петя, то это всё. И если что-то алкоголесодержащее было на видном месте, одеколон там или настойка, то дядя Петя это немедленно, под любым предлогом, вымогал. И выпивал. Сколько лет знаю дядю Петю, столько он и выпивает. И ни разу ни чем не болел. А вот дедушка у меня не пьющий, а спину иногда хватает.
- Где настойка на этот раз? 
- За антресолью, сверху самовар, видишь? – Бабуля указала рукой вверх. – Вот за ним, родимую и припрятала. 
Я подставила табурет, и выудила из-за пузатого самовара бутылку чего-то мутного и вонючего. Матерь божья!
- То, что надо! На кедровых скорлупках настаивала, на красном перце да на полыни. 
- И дядя Петя ЭТО будет пить, если найдёт? - Я недоверчиво повертела бутыль в руках, - Это же даже на вид не съедобно. Да и запах… Фу.
Бабуля философски промолчала.