Дождь хлестал сплошной упругой стеной. Столь яростного напора старожилы деревушки в горах не видели уже давно. Да что там, как не терла лоб старая Герпи, она не могла припомнить на своем веку такой жуткой бури. Ветер, словно взбесившийся пес, бросался на стены ее обветшавшего домишки, и женщине все казалось, что они вот-вот сложатся внутрь, и сверху обрушится крыша. Герпи даже несколько раз подняла голову, с опаской глядя на потолок.
- Глупости, - передернула худенькими плечиками пожилая женщина. И для большей уверенности повторила: - Глупости.
Герпи доковыляла до камина, подкинула туда сухое полено и протянула к огню тонкие сухие руки, покрытые коричневыми пятнами. Взгляд блеклых голубых глаз зацепился за эти пятна, и женщина раздраженно заворчала.
Она не любила свою старость, ненавидела дождь, но еще больше ненавидела одиночество. Уже несколько лет прошло с того дня, когда ее Эрген умер вот в этом самом кресле, которое так и стоит перед камином, как он любил. И его старая трубка все еще лежит на камине на жестяном блюдце. И теплый плед накинут на спинку кресла. Все на своих местах, только нет Эргена.
- Ох, - протяжно вздохнула Герпи.
С тех пор как умер муж, женщина часто вздыхала. И пусть Эрг по молодости и покалачивал жену, если она бранила его за лишнюю кружечку доброго вина, которое мужчина любил пропустить после окончания рабочего дня, но ведь любила! И детей родила, хороших детей. Они даже хотели забрать к себе мать после смерти отца, но Герпи отказалась. В этом доме ей было спокойно. Только не хватало Эрга.
- О-ох...
Она взяла в руки трубку мужа, села в его любимое кресло-качалку и закрыла глаза, вспоминая дни своей юности, когда веселая и беззаботная она бегала за деревню танцевать с парнями под звуки свирели и скрипки. А потом украдкой целовалась за сараем, стоявшего у отчего дома, когда очередной ухажер провожал ее. Ох, и любила Герпи целоваться! Никогда не отказывала себе в этом удовольствии, но к телу никого не подпускала. Нет-нет, Герпи была порядочной девушкой. Никого и никогда, пока...
"Выпей со мной, красавица".
Да-а, это был Эрген! Сын старосты, ездивший в город на заработки и вернувшийся в славные дни девичьей свободы. Тогда Герпи впервые попробовала красное вино. Терпко-сладкое, бордовое, словно кровь... Оно кружило голову, веселило... Или это шутки красавца Эрга заставляли Герпи так громко смеяться? Или глаза его, черные, словно угли, кружили голову юной ветреницы? А может, сильные руки, обнимавшие так горячо, что тело горело, и румянец не сходил со щек, а может, и губы, целовавшие так сладко, что кровь закипала в жилах. И Герпи сдалась, пьяная от вина и сына старосты.
"Вечером сватов жди", - сказал он, чуть забрезжил рассвет. Вытащил соломинку, застрявшую в ее волосах, вновь поцеловал в распухшие за ночь губы и добавил: "С другим увижу, берегись".
Да разве же мог быть другой, когда душа и тело пели после сладких ласк и жарких объятий? Герпи до вечера была, как в лихорадке, то прихорашиваясь, то пугаясь, что обманет... Не обманул! Пришли сваты, и он с ними. Строгий, серьезный. На Герпи даже не смотрел, только раз взгляд бросил, когда вышла к гостям. А ночью вновь жарко целовал в сарае.
- О-ох...
Стук в дверь вывел женщину из приятного оцепенения. Она недоверчиво обернулась, стук повторился.
- Кому ж в непогоду дома-то не сидится? - проворчала Герпи и с кряхтением поднялась с кресла.
Бережно положила трубку назад на блюдечко, ласково провела рукой по пледу и направилась к двери. Скинула со скобы крючок, потянула за деревянную ручку и охнула, отступая назад. Нежданный гость шагнул в дом, прикрыл за собой дверь и посмотрел на хозяйку черными, как уголь глазами:
- Здравствуй, Герпи.
- Эрген, - прошептала женщина.
Это был он. Только тот, совсем молодой. Крепкий, ладный, с плутоватым взглядом. Такой, каким был в их первую ночь, каким сидел за столом в доме родителей Герпи.
- Эрген, - повторила женщина и вдруг все поняла: - Ты за мной?
- За тобой, - кивнул гость.
- Наконец-то, - улыбнулась Герпи, и ей показалось, словно года ее слетают прочь, будто свадебный покров. - Как это будет?
Эрген улыбнулся, взял жену за руку и подвел к креслу-качалке. Усадил, заботливо укрыл ноги пледом и ответил:
- Ты просто уснешь.
- Поцелуй меня Эрг, - попросила Герпи. - Как раньше.
- Рано, - ответил он и встал за спинкой кресла. Оно мягко качнулось, и время сорвалось с места, отматывая годы назад.
Негромкий приятный мужской голос запел:
Спи, моя милая, спи, моя нежная,
Время течет, словно речка безбрежная.
Шепот его навевает покой.
В тихие дали зовет за собой...
Герпи казалось, что она и вправду плывет по широкой спокойной реке на лодке, которой управляет Эрген. Вот они проплыли его похороны, вот миновали рождение внука... Годы продолжали отматывать назад. И чем дальше уносила лодка, тем моложе становилась она. Вот родилась их дочь, а вот сын, их первенец, зачатый в том самом сарае, вот их свадьба, сватовство, первая ночь...
"Выпей со мной, красавица"...
- Пора, - услышала Герпи, и Эрген склонился к ней.
Женщина раскрыла объятья, подставила губы и растаяла от забытого прикосновения упругих мужских губ. Душа её устремилась навстречу тихому голосу...
Спи, моя милая, спи, моя нежная.
Смерть - это доля для всех неизбежная.
В смерти нет боли, один лишь покой.
Душу твою забираю с собой.
Высокий худощавый мужчина распрямился выпуская из рук бездыханное тело пожилой женщины. Белоснежные пряди его длинных волос рассыпались по плечам. В глазах, где клубилась серая мгла, не отразилось ничего, только на губах появилась ласковая улыбка. Он провел узкой изящной ладонью по седым волосам покойной, поправил плед. Затем взял прозрачный сосуд и выдохнул в него человеческую душу. Сосуд слабо замерцал в сумраке маленького домика. Мужчина открыл саквояж, появившийся у его ног, бережно опустил в него сосуд, стараясь не тревожить другие души, защелкнул замок саквояжа. Затем устало вздохнул, произнес: