Солнце краденое

1. Новый день

1. Новый день

Планета Лигла или Кеплер D. Планетарная система двойной звёздной системы Кеплер 47 в созвездии Лебедя.

Б-з-з-з-з-з!

Неприятный сигнал вонзился прямо мне в мозг, запуская цепочку рефлексов, отточенную годами. Очередной новый день в бесконечной череде подобных ему.

Я открыла глаза, быстро привыкнув к вязкому сумраку комнаты. Медленно села, спустив ноги на пол. Голые ступни обжог холод камня. Откинула в сторону ещё хранившее остатки ночного тепла колючее одеяло. Крохи сна отодвинулись вместе с ним.

Встряхнувшись, достала грубую домотканую рубаху, сложенную аккуратным валиком в изголовье. Спать на ней хоть и жёстко, но голова не болит. Голая кожа макушки чувствительна, скользящая по ней ткань ощущается, словно крупный наждак.

Первые утренние лучи робко трогают толстую раму окна моей комнаты. Улыбнулась им, чуть прищурившись. Весь наступающий день эта улыбка будет приклеена на лице. Часть моей маски полного благополучия. Я ношу её так давно, что сама в неё верю.

«Открыла глаза — улыбайся!» — написано на дверях моей комнаты.

Впереди ещё пара минут полного и счастливого одиночества. Время, когда рядом нет никого, когда можно спокойно подумать и собраться с душевными силами. День мне предстоит очень сложный и мне они точно понадобятся. Тупая, саднящая боль мне упорно напоминала об этом.

Утро первого дня моей взрослой жизни.

Проснувшись уже окончательно, оправила длинную, по щиколотки, рубашку и встала босыми ногами на пол. Осенние ночи всё холоднее, на тусклом стекле узкого стрельчатого окна к утру намерзала вода, превращая его в настоящий искристый витраж. Скоро дневное тепло растопит эту блестящую роскошь, превратив её в лужу. Медленно стекающую с каменного подоконника на пол, мутную, серую лужу.

А потом придёт кто-нибудь из прислуги и вытрет её куском старой ветоши. Как будто бы льдистого чуда и не было. Обычный конец для любой красоты.

И о чём я задумалась снова? Прячусь в коротеньких мыслях, как глупая мышь в ворохе старых опилок. Лишь бы не думать о неприятном.

Сегодня последний день моей маленькой жизни. Уже завтра всё совершенно изменится. Завтра старшая дочь дома Рейн принесёт свою страшную клятву и поступит на службу Создателю. А мне всё равно... Хорошо быть просто мышью.

Я себе снова вру.

Роль жены обычного горожанина, не обременённого высокими титулами и вековым наследием прайда, мне казалась теперь куда предпочтительнее. Этим утром — особенно остро.

Ярко представила себя чинно идущей по узкой улочке Малого Рейна.
Рядом со мной горделиво вышагивает крупный, степенный мужик, бородатый и светловолосый. Это мой муж благоверный, конечно. Сотрясая грохочущим басом весь земельный кварта́л, он несёт всякую чушь, от него плохо пахнет, но я только женщина уважаемая. А потому молча морщусь в ответ, снисходительно слушая все его глупости. Все эти мужланы, на семейных прогулках степенно вышагивающие, словно жёлтые гуси, казались мне близнецами друг друга.

Они никогда не чурались работы, на местном рынке всегда торговались за каждую гле и женились непременно по расчёту. В большом доме таких семейств обыкновенно всегда было шумно. Здесь жили все многочисленные незамужние сёстры и тётки, вдовые бабки и прочие бесконечные громкоголосые родственницы, а таких в старом Рейне всегда было предостаточно. В больших семьях добропорядочных горожан они прилежно работали вместо нянек и вместо прислуги, за еду и за угол. Окружённые кучей весёлых и толстых детишек всех размеров и возрастов, все эти женщины вовсе не выглядели несчастными.

В отличие от меня. Нет, не получится из меня верной жёны и хорошей матери. Пустые мечты и напрасные мысли. Мой путь давно предначертан, и ничего уже не изменить.

Так почему мне так тошно?

Яркая вспышка за корочкой льда на окне вдруг осветила всю комнату. Серое небо неожиданно вспыхнуло целым фонтаном ослепительных молний, разбрасывая яркие блики по каменным стенам. В ту же секунду прямо из воздуха пошёл густой снег. Его крупные хлопья мне были видны в уже оттаявшую полосу на стекле. Словно сам свет вдруг замёрз на лету и падал теперь очень медленно, неторопливо. Невольно им залюбовавшись, я встала на цыпочки, потянувшись к окну ещё ближе.

— Эта глупая козочка скоро застудится снова! — знакомый женский голос заставил меня резко вздрогнуть. — И что она за наказание мне? А ну, быстро в купальню!

И как у неё получалось появляться совершенно беззвучно и в самый неподходящий момент?

— Можно подумать, там будет теплее... — от окна отвернувшись, я проворчала.

Купальни. Может быть, хоть сегодня не надо? Вопрос риторический. Спорить с Кустой так же бессмысленно, как руками ловить первый снег. Моих слов она просто не слышит. Мне оставалось лишь только смириться.

— Можно подумать, тебе хоть раз удалось выйти немытой к столу! — громко фыркнула Куста.

Моя старая няня, мой бессменный надсмотрщик.

Сухенькая, беловолосая и белоглазая, ростом едва ли мне по плечо, она двигалась быстро, как белая ящерка. Со спины Куста была чем-то даже похожа на одного из поселковых мальчишек. Из тех, что, работая за еду, помогали на замковой кухне. Длинные цепкие руки, мешковатые голубые штаны, синий фартук, такого цвета повязка на голове. Только те бо́льшую часть нашего тёплого года бегали совершенно босыми, шлёпая по каменным полам замка твёрдыми ступнями худеньких ног.

Но внешность обманчива: с самого раннего детства все дети Рейнов знали силу Кустовой оплеухи. Чуть позже она знакомила нас и со своим мастерством владения гибким кнутом, неизменно висевшим за поясом этой верной отцовской собаки...

Тихо вздохнув, я покорно вдела ноги в хитросплетение толстых ремешков домашней обуви. Пористые подошвы, выточенные из прочной коры, хоть как-то защищали ноги от холода.

Впереди меня ожидала суровая процедура, придуманная очень давно ещё самыми первыми колонистами Лиглы: сначала расслабляюще-тёплая ванна солоноватой воды, наполненная из нашего домового источника, а потом мне на голову выльют целую бочку холодной воды из верхнего резервуара на крыше.