Соло для мужчины с оркестром

Соло для мужчины с оркестром

Екатерина Смолева

Соло для мужчины с оркестром

Лена лежала рядом и улыбалась. Они только что любили друг друга – ласково, спокойно, как умеют люди, прожившие вместе не один год и до сих пор не разочарованные. Олег Анатольевич легонько провел кончиком пальца по носу жены. Лена в ответ обвила его шею руками, прижалась тесно, теплая, доверчивая каждой складочкой податливого тела. И он обнимал ее нежно, но, обнимая, так и не мог отделаться от навязчивого воспоминания о другом теле, твердом, гибком, удивительно сильном, которое горело и плавилось в его объятиях еще две недели назад.
Нет, конечно, она не была нужна ему – девчонка, дерзкая, и все-таки он снова и снова сжимал и терзал ее, задыхаясь, зверея, шептал ей на ухо: «ты – сучка, моя маленькая сучка, колдунья, богиня...» А она в ответ только тихо смеялась и пыталась поймать губами его жадный сухой рот.
Олег Анатольевич поцеловал Лену в мягкую щеку, отвернулся к стене и закрыл глаза, до боли закусив нижнюю губу.

Седина в бороду – бес в ребро. Пошлая поговорка, и разве про него она? Разумеется, вовсе не про него. У него и седины-то никакой нет, а если вдруг и углядит Лена в пепельной шевелюре случайный волосок, так сейчас же выдернет его долой и – нет никакой седины. К тому же он Лене не изменял. Не из моральных соображений, а просто, женившись в третий раз, решил, что хватит – отгулял. Надоели надрывы и истерики, тридцать пять - возраст мудрости. Хотел состариться возле любимой женщины с чистой совестью. А в сорок один вдруг понял, что стариться не хочет вообще. Примерно тогда Олег Анатольевич и встретил Женьку.

Конец октября выдался особенно холодным. Олег Анатольевич мок на остановке уже минут тридцать, плотнее запахивал куртку, поднимал воротник. Автобуса все не было. Очень хотелось курить, но он помнил, что в коробке осталась единственная спичка, и почему-то казалось, что она обязательно сломается, а тогда покурить уж точно не удастся: он ненавидел униженно просить огонька, а идти до киоска значило почти наверняка пропустить автобус. Он сплюнул, сунул руку в карман, достал сигареты и коробок, чиркнул... Через секунду у него в пальцах остался куцый огрызок, а сама спичка, беззвучно и плавно, как в замедленной съемке, упала прямо в грязь. Он чертыхнулся сквозь зубы, тупо глядя на нее, чувствуя себя полным идиотом с зажатой во рту незажженной сигаретой, и вдруг услышал:
- Возьмите.
Он обернулся. Девчонка, как ему показалось, лет шестнадцати, одетая в джинсы и черную куртку, протягивала ему красную китайскую зажигалку.
- Возьмите, - повторила она хрипло.
Олег Анатольевич машинально прикурил, прикрывая пламя ладонью, затянулся с наслаждением, выдохнул вместе с дымом «спасибо» и с удивлением понял, что рядом никого нет. Он крутанулся на каблуках и увидел девчонку уже за перекрестком.
- Девушка! – крикнул он. – А как же?..
- А, - она обернулась, - Оставьте себе! Это Вам!..
Через секунду подъехал автобус.

Во вторник Лена улетела в командировку на месяц. Дома без нее стало сразу пусто и тоскливо, все валилось из рук, по телевизору, как назло, шла какая-то лабуда. На пятый вечер оставаться одному в квартире стало просто невыносимо, и Олег Анатольевич, быстро собравшись, вышел на улицу и устало поплелся по аллее, не думая ни о чем.
За поворотом стало светлее, кажется, зажглись фонари, и он увидел шагающую навстречу женскую фигурку. Он прошел бы мимо, но, почти поравнявшись с ним, женщина вдруг поскользнулась и упала, неловко подвернув ногу. Олег Анатольевич помог ей подняться, а когда та встала, отряхиваясь и потирая ушибленное колено, с удивлением узнал в ней недавнюю знакомую.
- Здравствуйте, - сказала она, еще морщась от боли. – Ну, как моя зажигалка? Работает?
- Работает, - кивнул он. – Что ж, будем знакомы? Олег.
- Женя, - она неожиданно крепко пожала протянутую ладонь. – А вас я знаю. Вы спортсмен. Бывший. В 1985-м были чемпионом РСФСР по плаванию. Кондратьев Ваша фамилия.
- Откуда такие сведения? – если б она, отвечая, встала на голову, он был бы удивлен меньше.
- А вас недавно по телику показывали. В старой хронике наших достижений. Я вас еще тогда на остановке узнала: ну, думаю, знакомое лицо... А потом поняла: ну, точно! У вас такой глупый вид был, - подытожила она внезапно. – Я вас пожалела.
Он хмыкнул смущенно, не зная, что ответить. Она смотрела на него снизу вверх и улыбалась.
- Ты торопишься? - спросил он наконец. – Может, пройдемся вместе? Не хочешь?
- Почему? Хочу, – согласилась она как-то сразу. – Только можно я вот так, - она осторожно взяла его под локоть, - а то нога...

Они бродили по городу почти до полуночи, а завтра вечером встретились вновь. Постепенно Олег Анатольевич узнал, что Женьке 26 лет, что она учится в аспирантуре и одновременно работает фотографом на рекламное агентство и поэтому у нее «профессиональная память на лица». Что живет одна, с тех пор, как развелась два года назад, снимая комнату в дешевой коммуналке. Она говорила о себе так просто и искренне, что он тоже незаметно начал вспоминать свою жизнь – тренировки и соревнования, жен и любовниц, глупости и безумства. («Ты представляешь - у нас был коронный трюк, смогу ли я уронить лбом холодильник... Столько пива на этом выиграли!..») Он рассказал ей даже про Лену, про то, как она вытащила его из бездонной ямы запоев, про то, как счастливы они последние три года, одно плохо – детей нет, а оба так хотят маленького, но она лечится!.. Женька слушала, не перебивая. Неважно, что он говорил – обсуждал ли последнее выступление президента или проблемы Калининградской области, делился ли наблюдениями за соседской болонкой, каждый раз он с удивлением замечал, что ей, кажется, действительно интересно. Скоро он стал звонить ей ежедневно.
К ней в гости он в первый раз попал случайно: хотели съездить погулять в центр, но, заболтавшись, дважды перепутали ветку метро и забрались в такую тьмутаракань, что в итоге опоздали на последний автобус. Он пошел провожать Женьку пешком, замерз, как Маугли, и не смог отказаться, когда она предложила зайти на чашку чая.
В маленькой комнатке было довольно неприбрано, но в то же время уютно. Олегу Анатольевичу очень нравилось сидеть вот так на единственном стуле, потягивая сквозь зубы обжигающий чай. Нравилось грызть засохшие конфеты – свежих у Женьки и быть не могло, она не ела сладкого, а эти случайно завалялись с праздника. Нравилось украдкой поглядывать на туго обтянутую джинсами ногу сидящей прямо на столе девчонки.
- Слушай, - сказала она, - а когда мы уже пойдем на ту выставку, ну, ты говорил, современное искусство и то да се.
- Жень, я б с удовольствием, - он задумался, - но в воскресенье хотел доделать еще одно дельце...
- Ок, - вздохнула она. – Я ж о чем: скоро уже приедет твоя Лена и тогда мы уже не погуляем...
Об этом он до сих пор не думал.
- Ты сейчас говоришь, как женщина, - сказал он после секундной паузы.
- Не просто как женщина, - она подняла кверху указательный палец. – Как умная женщина, заметь.

Лена и Женька. До сих пор он вообще не представлял их в одной плоскости. Лена – своя, родная, верный друг, из каких только передряг она его не вытаскивала, чего не натерпелась! Женька – собеседница, странно умная для своего возраста (Лена была моложе его всего на шесть лет, но он всегда отчетливо это осознавал. Женька, которая только родилась, когда он заканчивал школу, подчас казалась ему ровесницей). С ней было интересно. И потом – она ему нравилась, нравилась так сильно, что он сам себе боялся в этом признаться. Она не была красавицей, худая, большеглазая, коротко стриженная, но в ее лице было то, что называют изюминкой, что-то, вызывавшее желание посмотреть на него снова. Каждый раз, когда она небрежно брала его под локоть, он пытался понять, что за этим стоит. Просто греет руку? Действительно боится оступиться на скользком от дождя асфальте? А она вдруг словно невзначай на секунду прижималась головой к его плечу, и в мыслях Олега Анатольевича наступала полная анархия: случайно ли она это? Дразнит? Играется? Или?..
Сейчас он вдруг понял, что скоро у него вообще не останется времени узнать, о чем она думает на самом деле.

Научить Женьку плавать Олег Анатольевич пообещал еще в одну из первых встреч. И вот теперь он стоял в раздевалке бассейна, теребя край полотенца. Почему-то ему было страшно думать, что сейчас он увидит ее... В купальнике. Еще страшнее думать было, что и она тоже его увидит. Он вздохнул и, набрав полную грудь воздуха, шагнул вперед, как прыгал когда-то с вышки.
Увидев его, Женька встала со скамейки и пошла навстречу. Машинально он заметил, что она вздрагивает, как лошадка, и кусает губы. «Почему?» - мелькнула мысль. Она засмеялась коротко и нервно:
- Я правда боюсь воды...
- Ничего. Давай, пошла!.. Дышим, дышим, дышим...
Плавать она действительно не умела. На воде, правда, с горем пополам держалась, но двигалась неловко, сбивала дыхание, быстро уставала. Впрочем, им все равно было весело. Вернее, было бы весело, если бы не странное напряжение, которое они оба усиленно старались не замечать.
Не исчезло оно и после бассейна, хотя дышалось особенно легко, а дорога до дома заняла лишь несколько минут. Сегодня Женька впервые шла в гости к Олегу Анатольевичу.
Они поужинали, как всегда, перешучиваясь, и долго смотрели его старые фотографии. И оба держались подчеркнуто чуть поодаль друг от друга, и оба чувствовали, что от них уже ничего не зависит. Все шло дальше само собой: и то, что стрелки часов первалили за полночь, и то, что оба слишком устали, чтобы снова одеваться и идти на холод, и то, что отсюда Женьке, безусловно, гораздо ближе добираться до работы. И Олег Анатольевич трясущимися руками разбирал диван, и сам стелил ей постель, и выключил свет и отвернулся, когда Женька, застенчиво кутаясь в его длинную рубашку, вышла из ванной и скользнула под одеяло.
Но уснуть оба не могли. Они говорили несколько часов, говорили обо всем подряд, лишь бы не молчать и не чувствовать этого стоящего в воздухе напряжения. Наконец повисла пауза.
- Олег... – голос Женьки звучал сейчас почему-то особенно хрипло. – Ну мы с тобой прямо как дети, честное слово...
- Жень, - он облизнул пересохшие губы, - я...
- Да, - сказала она тихо. – Да, ДА.

Очнуться заставил будильник.
- Как, уже?.. – жалобно протянула Женька. – Как семь, я не хочу семь, я хочу хотя бы полшестого!
- Женька, - выдохнул Олег Анатольевич, - ты знаешь, я просто не могу прийти в себя...
- Ну, тогда попробуй прийти в меня, - она глумливо хихикнула над собственной остротой.
- Ну, язык! – в который раз поразился он. – И откуда ты только взяла такой язык?!
- Изо рта.
Она хохотала, отбиваясь от его щекотки, женщина-девчонка.
- Господи, - сказал Олег Анатольевич. – Какие же мы с тобой идиоты, потеряли целую ночь...
- Ну, что ты. Просто мы оба думали друг о друге хорошо.

Они были абсолютно счастливы еще три дня. На четвертый пришло письмо от Лены.
Олег Анатольевич долго читал его с начала до конца, а потом наоборот, с последней страницы до первой. Вдумывался в каждую строчку. Казалось, Лена что-то чувствует. Тревожится. Последней каплей стала вложенная в письмо маленькая иконка Казанской Богородицы.
Он целую ночь думал, как и о чем будет говорить с Женькой. В том, что она все поймет, он даже не сомневался. И она действительно все поняла. Правда, стала сразу какой-то чужой.
- Жень,- сказал он. – Ты знаешь, я никогда не относился к тебе как... Ты для меня очень много значишь, но ведь ты с самого начала знала, что это кончится.
- Да, но я не знала, что это кончится сейчас. Я думала, у меня еще почти две недели...
- Но пойми, я не могу так – вечером целовать Женю, а утром – Лену в аэропорту! Давай выходить из штопора постепенно. Так будет лучше для всех.
- По-твоему, рубить кошке хвост по кусочку – это гуманно?

Они договорились остаться друзьями, встречались еще какое-то время и даже пару раз были в бассейне. Последний вечер сорвался по его вине: внезапно нагрянул в гости старый приятель, сплавить которого быстро не получилось. Пришлось, улучив момент, отправить Женьке СМС с извинением.
Потом приехала Лена и встречи незаметно прекратились совсем. Как-то раз Женька прислала СМС с одной фразой: «Проверь почту». Он ответил длинной отповедью в духе Онегина: «слава богу, что я один, что, если бы Лена увидела...» и только потом открыл ящик. В письме была лишь ссылка на телепрограмму: в среду снова повторяли передачу про советских спортсменов, в которой Женька когда-то увидела Олега Анатольевича. Больше она не звонила.

Потом была зима, потом была весна, потом было лето, и все было как всегда, и Лена та же – близкая и понимающая, верный друг Лена, и любовь их была все та же. Иногда он вспоминал Женьку, сначала с болью, потом с нежностью, как игрушку, бесценную в детстве, но потерянную теперь навсегда.
Может быть, поэтому Олег Анатольевич даже не сразу узнал ее в конце сентября в парке. Но навстречу ему действительно шла Женька – чуть располневшая, округлившаяся, плавная какая-то Женька, Женька с отросшими и потемневшими волосами. Женька, катившая перед собой новенькую детскую коляску. Они остановились одновременно.
- Привет, - сказал он смущенно.
- Привет, - отозвалась она.
- Твой? – удивился он, кивая на сопящего в коляске карапуза.
- Угу, - просто сказала она. – И твой.
Он только через секунду понял, что именно она сказала. А Женька уже махнула рукой и ушла, увозя в колясочке спящего сына. Его сына. Он не догнал ее.
Два дня ходил потерянным, а на третий нашел в телефонной книжке каким-то чудом не стертый номер ее мобильника, дрожащими пальцами давил на кнопки и едва не закричал в трубку:
- Женя, это мой сын, я хочу, я имею право с ним видеться!..
- Пожалуйста, - неожиданно спокойно ответила Женька. – Я не против. Это ведь ты не звонил.

Он снова начал приходить к ней, или, вернее, к Андрюше, - так было условлено. Первое время Женька держалась отстраненно, встретив его, говорила: «Ну, общайтесь», и оставляла его в комнате одного с сыном, а сама чем-то гремела на кухне. Но постепенно она оттаяла, поверила, что он действительно вернулся. Тогда Олег Анатольевич впервые увидел, как Женька плачет.
Наступившую осень он прожил, как в тумане. Он разрывался пополам, с одной стороны – не представляя своей жизни без Лены, с другой – готов был выть от тоски, хотя бы день не видя Женьку. Кого из них он любит, он знал точно. Хуже всего было то, что он любил обеих, для счастья они непременно были нужны ему обе сразу. Но если между Леной и Женькой Олег Анатольевич выбирать не мог, то Андрюшка был один. И он уже узнавал его, гулил и улыбался, увидев отца около своей кроватки.
Тем вечером Олег Анатольевич шел домой странно спокойный и во всем уверенный. Вот сейчас он зайдет в подъезд, поднимется по лестнице, позвонит... Лена откроет ему, одетая, как всегда, в свой любимый желтенький халатик. «Лена», - скажет он... Нет, не так сразу, сперва он вымоет руки, они поужинают (Господи, он больше никогда в жизни не согласится ужинать два раза подряд!), а потом он скажет ей: «Лена, у меня ребенок от другой женщины...» Нет, не так: «Я люблю тебя, но у меня ребенок от другой женщины и ее я тоже люблю. Я отказался от нее ради тебя, но от сына я отказаться не могу, не могу...» Это было чудовищно жестоко и больно, и он, на всякий случай, чтобы не потерять решимость, повторял эти слова про себя, нажимая на кнопку звонка.
Но знакомых быстрых шагов за дверью почему-то не было слышно. Удивленный, он полез в карман за ключом. Дома царил бардак, шифоньер распахнут, новая блузка, скомканная, валяется на кровати. Казалось, аккуратная Лена страшно торопилась. Куда?.. На столе он заметил листок бумаги и конверт. Сердце неприятно екнуло. Олег Анатольевич развернул записку.
«Олеженька, милый! – читал он торопливые, мелкие Ленины буквы. – ты даже не представляешь, какой сегодня день, какой счастливый день. Сегодня праздник – слово «праздник» было жирно подчеркнуто – наш с тобой праздник. Жди, я скоро приду. Побежала покупать шампанское для тебя – «для тебя» было подчеркнуто тоже. – P.S. Разгадка в конверте».
Негнущимися пальцами он надорвал совсем легкий, словно пустой конверт. На стол выпала узкая полоска твердого картона. Она была ярко-голубой и глянцевой с одного конца, за который нужно браться пальцами. С другого, помеченного стрелкой, на ней отчетливо выделялись две тонкие темно-красные поперечные черточки.