Соломон

Соломон

Повествование ведёт моя давняя знакомая Авдотья Никифоровна.

***

Родительница моя, поди, родом не из городских будет, из деревенских. Это мы в городе мало что вокруг себя примечаем, всё в суете да в делах, кружимся день за днём, не замечая жизни. Дни бегут быстро, похожие друг на друга, словно близнецы. Как тут внимание обратишь на странности, если вокруг народу тьма — у каждого свои заботы. Городским, как правило, и дела-то до соседа нет. Иногда и вовсе здоровьичка пожелать забудешь — так, кивнёшь знакомому на бегу и дальше понесёшься по делам.

В деревне не так. Там всем до всего есть интерес. Живут люди, как большая семья, да и ребятишки почти как общие растут, в любой дом вхожи. Куда ни загляни — везде ломоть хлеба дадут. Если свадьба, так столы прямо на улице накрывают. Никто специально приглашений не рассылает, приходят все по-родственному. Вместе рождению нового человека радуются, ну и, конечно, в последний путь всей деревней провожают. Поддерживают друг друга, с дальними родственниками знаются, как любила говорить моя мама: «Роднятся». И уж если странности с кем случаются, незамеченным такое не останется.

Так в деревне Е***ка, ***ского района, N*ского уезда, давным-давно, когда я ещё не родилась на белый свет, а моей маме было лет пять, жил дед Соломон.

Нет, это, конечно, не тот Соломон, который царствовал в Иудее. Как на самом деле звали того деда, теперь никто и не помнит, а имя своё он в народе получил потому, что умел сны разгадывать.

Бывало приснится в деревне мужику или бабе сон загадочный, и нейдёт из головы, мучает. Так они к Соломону, а тот и растолкует. Всё получалось так, как предсказывал старец. Колдуном ли был или провидцем — этого никто не знал. Только на деревне мудрым его считали, часто за советом обращались, поэтому и величали так.

Жил Соломон с красавицей женой, Прасковьей. Старше своей супруги был лет на двадцать или около того. Привёз он жену из соседней деревни. Прасковья слыла статной девицей: черноброва, коса в руку толщиной, взгляд лукавый из-под пышных ресниц. Не девка, огонь. Как перед такой устоишь? У всех парней дельные мысли из головы вылетали, когда Прасковья по улице с коромыслом шла. Все бабы по воду к роднику под гору ходили. Туда лихо добежишь. Всё ж налегке да с пустыми вёдрами, а обратно тяжко: в гору да с ношей.

Там же у родника и повстречал Соломон красавицу Прасковью. Мужик, что называется, в самом расцвете сил, правда вдовый, но детьми не обременен. Много баб находилось на деревне охочих до Соломона, да никто в душу ему не западал. Уж думали, всё — сычом так и проживёт остаток дней. А тут Прасковью увидал, и словно гром грянул. Долго не думали, в церкви обвенчались, свадебку справили: в двух деревнях гуляли. Парни локти кусали, что чернобровая красавица старику досталась (именно таким и казался им Соломон!)

Переехала Прасковья в Е***ку, к мужу в избу. Целую телегу приданого родители снарядили ей. Стали молодые жить вместе. Сильно любил жену Соломон, души в ней не чаял. В деревне же всяко поговаривали про Прасковью, будто бы неверна она была мужу и других мужиков к себе привораживала. Чего только не придумают! Всё красота её не давала деревенским бабам покоя. Да и сама Прасковья знала цену себе, скромницей такую не назовёшь. Впрочем, речь пойдёт не об этом.

Когда Соломон умер, Прасковья ещё молодой была. Ох, как же убивалась она по мужу! Стояла у гроба и всё причитала: «Да на кого ж ты меня оставил? Нет жизни мне без тебя. Зачем ты покинул меня? С кем же я теперь по ночам говорить-то буду? Встань, друг любезный, не уходи или забери к себе!»

Говорят, что с желаниями и словами аккуратными нужно быть, ибо силу животворящую они имеют, а уж речами к покойному тем более. Так и случилось. Чуть не забрал «милый друг» Прасковьюшку, как она того и хотела. И хотя тело Соломона закопали в сырую землю, однако дух его стал наведываться в дом к ненаглядной каждую ночь.

«Как?» — спросите вы.

А вот так, что вся деревня видела.

Только летом начнёт смеркаться, появятся длинные фиолетовые тени от заката, как весь деревенский люд наблюдал такую картину: летит по небу шар огненный с хвостом, многие бы сказали, что на комету похож, только меньше по размеру, как шаровая молния. Пролетит, значит, огненный шар по едва потемнённому небу и упадёт за домом вдовы Соломоновой, искрами рассыплется. И звук, будто снаряд разрывается. Люди и говорят: «Никак нечистый к Прасковье прилетел».

Заметили сельчане, что изменилась вдова. Успокоилась быстро, траур скинула, брови стала подводить, глаза заблестели да румянец проступил на бледных щеках. Нехорошо это. Ведь сорок дней ещё не прошло, а вместо скорби у Прасковьи радость на лице. Люд деревенский дотошный, сердобольный. Прямо-то спросить боязно, а ну как в шею погонит любопытных. Так бабы с вопросами к сношельнице[1] вдовиной пристали, которая прослыла в деревне честной и набожной женой, чего нельзя было сказать о Прасковье.

Вот Анна и вывела родственницу на откровенный разговор, и выяснила, что Прасковья каждый вечер с покойным мужем встречается, всю ночь разговоры ведут, она щами да пирогами его потчует. Приходит Соломон на зорьке вечерней. Сильным стуком в дверь возвещает о себе. Появится на пороге статный, как в молодости, каким Прасковье его и знать не знала, поскольку мала была и ещё под стол пешком ходила. Спросит Соломон разрешения в дом войти. Прасковья и рада-радёхонька. Позволения даст, за стол усадит и потчевать начнёт.

— Ох, и сильный он, Аннушка, — рассказывала Прасковья. — Совсем не устаёт. Не было при жизни такого. За одну ночь и дров наколол, и печку побелил, и… — в этом месте вдова краснела и глаза в сторону отводила. — Ступает бесшумно. И всё-то в руках у него спорится. Вот только к детям не подходит. При жизни-то он их любил. Придёт, бывало, поздно, дети уже спят, а он каждого по голове погладит да в маковку поцелует. А сейчас даже в переднюю не проходит.