Сон о принце (части 3 и 4)

Глава CVI

Про цветочек тоже оказалось интересно. Оказывается команда корабля поделилась на восемь групп. Самая маленькая под предводительством капитана осталась в центре, как координирующая. Их мундиры были черными, поэтому центр цветка черный. Остальные команды выбирали цвет по жребию. Фиолетовым не повезло: неожиданное наводнение унесло жизни многих, включая руководящий состав. Оставшиеся примкнули к разным командам. Командиры оранжевых и желтых поженились, объединив государства в одно, взяв символом двуглавого желто-оранжевого дракончика... то есть рассекателя пространства. Семицветик превратился пятицветик. И каждый из этих оставшихся цветиков, постепенно, по мере утраты технологий, дал ростки новым государствам. Люди расселялись, ища более плодородные земли. Или просто в поисках свободы. Какие-то страны дали новым образованиям независимость, кто-то держал всех под своим контролем, образуя империи...

Я слушала и слушала... Обед закончился задолго до того, как мы добрались до современной истории...

Моя благодарность за интересный урок оказала на Эсу очень странное воздействие. Он словно раскусил что-то недоброкачественное, выдав пессимистичное заявления, что раньше подобный исторический экскурс мог дать любой студент. Пока мы неторопливым шагом дошли от беседки до экипажа, достопочтенный успел от ностальгии по хорошим строгим преподавателям перейти к бичеванию современности. Его сарказм, потеряв веселость, приобрел стойкий привкус горечи упадочничества. Усевшись в экипаж, он мрачно заявил о полной деградации образования и, как следствие, молодого поколения. Такие речи меня задели за живое. Я упомянула о темном тысячелетии, после которого, по его же словам, цивилизацию пришлось восстанавливать буквально с нуля. Однако на мою итоговую фразу «Ведь сейчас же не так!» последовал незамедлительный ответ: «Так ведь к этому все идет!» И в доказательство привели логическую цепочку, по которой из-за послевоенной экономии берут учителем не маститого профессора-ученого, а студентика, нахватавшегося знаний по верхам. Соответственно его ученики будут еще хуже. Да и ценность таких знаний сомнительна...

Его неожиданный пыл убил мое желание продолжать разговор. Точнее, я чувствовала, что за гневным выступлением стоят какие-то личные переживания. Возможно, не будь их, праведный гнев и не вспыхнул бы в душе собеседника... А может быть и вспыхнул, но имел бы в основе возмущения не эмоции, а рациональное зерно. Без него же разговор становился пустым сотрясением воздуха. Поэтому, проглотив возможный аргумент о введении стандартов в образовании, я молча встретила конец обличительной речи спутника. Впрочем, Эса и не ждал комментариев. Высказавшись, он повернулся к окну.

Желания лезть в душу у меня не возникло – захочет, сам расскажет; не захочет – мне же легче...

Мой взгляд прошелся по улице и, ни за что не зацепившись, позволил мыслям соскользнуть в мир моих забот.

 – Кстати, – неожиданно заговорил Эса, разбивая сложившуюся атмосферу молчаливой поездки, – как тебе кухня сегодняшнего ресторана в сравнении со вчерашней?

Я повернулась к мужчине, отмечая, что в нем клубится нечто большее, чем вежливый интерес:

 – Думаю, что сравнивать неправильно, поскольку вчера мы завтракали, сегодня обедали. Еда разного уровня.

 – И все же? Какую еду ты бы хотела еще раз попробовать?

 – К чему этот вопрос? – пошла я напрямую, – вам же известно, что на меня произвел сильное впечатление акызум?

 – Вопрос к тому... – Эса буквально впился глазами в мое лицо, – ... что я обманул глупую дикарку?

Я пожала плечами и совершенно спокойно ответила:

 – Такое часто случается и с умными недикарками.

В эмоциях достопочтенного появился привкус удивления:

 – И тебе неинтересно в чем обман?

 – Мне дали яд?

 – Нет! – резкое и возмущенное.

 – Наркотик?

Новое «Нет» прозвучало спокойней.

 – Что-то, что может принести вред моему здоровью?

 – Ланц, тебе не кажется, что все твои вопросы несколько однообразны? – поинтересовался Эса, возвращаясь к своей обычной манере.

 – Так мне намеренно подсунули что-то для ухудшения моего физического состояния? – настаиваю я.

 – Нет, но...

 – Тогда почти неинтересно.

 – Почти? – уцепился мужчина.

 – Сказать по правде, мне гораздо интереснее наблюдать за вашей реакцией, – призналась я с улыбкой, – удержитесь вы от того, чтоб раскрыть обман или нет.

 – Хитришь, Ланц! – рассмеялся Эса, – просто хочешь раскрутить меня на рассказ об обмане и не признаться в этом. Признайся ведь любопытно?

 – Признаться? – я вздохнула напоказ, – признаюсь: мое любопытство убила логика.

 – Это как?

 – Обман был связан с едой, поскольку именно о ней задали вопрос, а не об истории. По вашему признанию, еда мне физического вреда не принесет, соответственно, обман связан либо с продуктами, либо с приготовлением, либо с подачей на стол, либо с этикетом, либо с какими-то другими традициями... – я на секунду задумалась, – ... наверно все. Больше ничего не придумывается.

 – У меня так точно, не придумывается, – поддакнул достопочтенный.

 – Теперь вспомним о моем пустом кармане, – продолжала я, – а для бедняков еда делится в первую очередь на «бесплатную» и «за деньги». Поэтому ни одна из категорий обмана меня, как нищую, не беспокоит.

 – Но ты же можешь попасть в общество, где тебя может «подвести» мой обман?