Сон в летнюю ночь

“Митсубиси Лансер” выжимает 200 км/ч по ночному шоссе. На заднем сидении чёрная сумка, в ней покоятся зелёные купюры с Беном Франклином и Индепенденс Холлом на сумму 130 тысяч. На соседнем сидении моя Малышка, она потягивает с горла бутылку виски. В бардачке девятимиллиметровый “Глок 17”, в нём осталось 15 пуль, ещё пару десятков лежит у меня в кармане. Моя Малышка, теперь её зовут Мадлен, передаёт мне бутылку “Джека” и делает музыку громче. Я делаю несколько больших глотков, затем она целует меня. Её страстный хищный поцелуй на скорости 200 км/ч такой же сладко пьяняще преступный, как и всё то, что мы совершили за последние несколько часов. Мы изменили свою жизнь кардинально и без сожалений. А все кто были против, пусть идут к чёрту!
Моя история начинается как какой-то сраный Тарантиновский фильм! Да и чёрт с ним! Микки и Мэлори Нокс имеют к нам такое же отношение, как и Барак Обама к расстрелянным детям в Сирии. Как мы пришли к поцелую в “ Митсубиси Лансер ” на скорости 200 км/ч? Отличный вопрос! Большинство людей проживают свои жизни на съёмных квартирах, на жалкую заплату, горбатясь на какого-то толстосума; тратя свои ничтожные копейки на малолетних ублюдков, коими уже успели обзавестись, при этом, сожалеют о том, что вовремя не воспользовались презервативом, как говорила мама. Либо за неимением малолетних ублюдков, шляются по дешёвым забегаловкам (в сортирах которых можно проблеватся и потрахатся), покупают китайские айфоны, пялятся на очередное дегенеративное 3D-movie в кинотеатре, смотрят зомбо-ящик, который рассказывает об очередной стране Ближнего Востока в которой американцы наводят бомбардировками “демократию”, об очередном марше протестов зоофилов в Германии, требующих признать их права, об очередных английских актёрах, пошутивших неполиткорректно в сериале на ТВ, типа: “А вы тоже звоните голодающим детям в Африку и чавкаете в трубку?” Либо отлаживают деньги на то, чтобы когда-нибудь свалить из этой страны, при этом, мечтая, что где-то там за бугром, всё будет в розовых очках; что где-то там можно жить вне системы потребления, бюрократии и глобализации; что где-то там можно будет встретить на улице в кафе Бела Тарра, и выкурить с ним по сигарете, при этом, болтая о тяжести человеческого бытия; что где-то там можно писать стихи на стенах домов, ходить по крышам подобно ангелам Вима Вендерса, и есть каждое утро вишнёвый пирог, запивая его чёртовски хорошим кофе. Последнее относиться к нам с Мадлен. Мы не исключение.
Когда мы поженились, мы смотрели на жизнь иначе. За те пять лет, что мы жили вместе, ничего не изменилось. Я работаю в суши-баре, она на кассе в супермаркете. Я кручу в день десятки роллов с различной экзотичной дрянью внутри, она пробивает в день сотни упаковок сигарет, пачек чипсов и бутылок энергетиков. Её зарплата почти вся уходит на оплату съёмной квартиры, на мою зарплату мы живём. Совместную радость доставляет только просмотр фильмов, компьютерные игры, секс, книги и приготовление пищи. И так все пять лет, без изменений.
Но больше так не могло продолжаться. Не могло, потому что не так стали планеты; не могло, потому что Альфа Центавра потухла; не могло, потому что Жиль Делёз женился на Одри Хепберн; не могло, потому что Адольф Гитлер перед смертью не дочитал “Маленького принца”; не могло, потому что Фридрих Ницше дожил до ста пятидесяти лет и умер на Ямайке; не могло, потому что белый кролик трахнул Алису; не могло, потому что жизнь стала так нестерпимо скучна.
Мы решили всё изменить, мы понимали, что это неизбежно. Концепция нашего мироощущения всё равно не вписывается в этот мир, он слишком мал для нас. Наши небольшие сбережения, отложенные на “новую жизнь”, пошли на покупку пистолета и двух гранат. Хвала Дэйлу Куперу, в наше время через интернет можно найти продавцов чего угодно, начиная левым яичком Ленина и заканчивая пятимесячным человеческим зародышем, не говоря уже об оружии. В шкафу мы нашли пару дешёвеньких масок Гая Фокса, когда-то купленных на блошином рынке у старухи вместе с книжонкой “Венера в мехах” Мазоха. Что могло быть более странным: старуха, продающая маски Гая Фокса, или старуха, продающая “Венеру в мехах”? Эта беззубая развалина продала нам обе вещи, должно быть, сделав это в отместку внучке, которая загнала её челюсть за корабль травы. Мы легли спать, зная, что завтра всё будет иначе. Завтра мы заставим мир улыбнуться.
Вот короткое содержание этого идеального, абортированного в своей рациональности дня.
14:02. Мода на то, чтобы жрать суши на обед вместо борща, пришла в страну вместе с толерантно-либеральным дегенеративно-примитивным деструктивно-поступательным мышлением западноевропейской интеллектуальной братии. Результатом этого стали необратимые изменения в мозгу типичного обывателя, превратившие его в ротожопого овоща. Коллективное бессознательное внедрялось успешно.
Гламурно-колхозные соски, обладающие умственным потенциалом зубочистки (ролл с крабовой палочкой и икрой масаго, минет в туалете, там же селфи для инстаграм, халявный wi-fi); бритые качки, умственный потенциал застрял где-то между гротескных ягодиц (ролл со скумбрией и чесночным соусом, показной мачизм, шутки про маленькие члены и грудастых тёлок, гормоны и овсянка с сухофруктами на завтрак); толстые лысеющие бизнесмены и депутаты, умственный потенциал не выходит за рамки прагматизма, направленного на максимальное извлечение выгоды из таких дурачков как я, и их загорелые смазливые шмары, умственный потенциал – всё та же зубочистка (роллы с угрём, копчёным лососем и красной икрой, рынки, торговые центры, ТВ каналы, рестораны и суши-бары, малолетние ублюдки за границей в элитной школе, стерва жена выпускает свой глянцевый журнал, очередная шмара клянчит деньги на салон красоты); творческая молодёжь разных мастей, интеллектуальный потенциал иногда чуть выше среднего, однако самомнение о нём в сотни раз гиперболизировано (роллы с “Филадельфией”, лососем и тунцом, дырка в заднице – центр вселенной, мастурбация под “Зелёного слоника” и “Свадебную вазу”, дома на полках бестселлеры Майер, Коэльо и Кундеры, на стенах плакаты Джонни Деппа и Саши Грей, в плейлисте смартфона попса, дабстеп, альт и инди-рок, претенциозный внешний вид) – вот завсегдатаи суши-бара, являющегося местом моей работы.
Я докручиваю очередной ролл, слышу, как неподалёку судачат официанты об одних клиентах, которые, приходя, каждый раз чем-то недовольны: то им рыбы мало положили в ролл, то им соевый соус разбавленный, то им суп пересоленный. Вот и сейчас они подзывают к себе официанта и начинают громко выражать ему своё недовольство.
- Что на этот раз? – спрашиваю я, когда хмурый офецик подходит к стойке.
- Им рис какой-то не такой, сильно сладкий говорят. – Бросает он.
- Я лично варил его и заправлял мицуканом, нормальный рис. Скажи им пусть идут на хрен. – Говорю раздражённо я.
- Сам скажи. – Так же раздражённо бросает офецик, и, схватив свой заказ, летит, подобно самцу бешеного сайгака, к другому столу.
Я так и сделаю, злобно улыбаюсь я. Выхожу из-за барной стойки, подхожу к столу, где сидит эта парочка, они заказали роллы и супы, беру ещё горячие тарелки с супами и выливаю на головы этим придуркам. Ну что, теперь всё нравиться! Выпучив глаза, клиенты вопят от боли и гнева, сопровождая свои крики руганью в адрес меня и заведения. Меня это лишь веселит, и я оживлённо рассматриваю брокколи, дайкон и корень галангала прилипшие к их волосам. На крики из своих кабинетов прибегают администратор и управляющая, две блондинки сучки-белоручки с отросшими тёмными корнями волос.
- Как ты посмел?! Ты уволен, уволен!!! – орёт управляющая своим противным писклявым голоском. В бешенстве её голос похож на вопль чайки, в клюв которой мальчишка запустил ракушкой; а выражение её лица напоминает морду мелкой шавки породы пекинес, которой прищемили дверью хвост.
Администратор уводит клиентов в уборную, управляющая, вся красная от злости, стремительно направляется в свой кабинет. Всё так же улыбаясь, я иду на кухню, беру полную кастрюлю рисового уксуса и иду с нею в кабинет. В кабинете я выливаю содержимое кастрюли на холёную голову этой сучки, от чего она начинает истерично визжать, словно вьетнамская проститутка, которую заперли в комнате с четырьмя неграми.
Пока ты наращивала и красила ногти в салонах красоты, мои ногти трескались и ломались от моющих средств и хлорки. Твоя спина болела от сидения на стуле и пролистывания странички на facebook-e коротая время, моя оттого, что я, склонившись над столом, резал рыбу целый день. Твои ноги болят от высоких шпилек, которые ты носишь, мои оттого, что я 13 часов в день стою за барной стойкой. Пока я гнул спину, соображая у кого бы одолжить денег до зарплаты, ты каждый день трахала мне мозг, всегда давая понять, где моё место, а где твоё. Сладкий рисовый уксус тебе не удастся легко смыть с волос. Это самое малое, что я могу сделать для тебя, сука, прежде чем выйду отсюда навсегда!
В это же время моя Мадлен, схватив за волосы очкастого недотёпу администратора, что следит за работой её отдела, бьёт его головой о кассовый аппарат.
- Теперь тебе достаточно хорошо видно, что здесь чисто? О нет, ты всё заляпал кровью. Как нехорошо! Ах, как нехорошо! – В гневе она чертовски хороша, как Шерилин Фенн в роли Одри Хорн. Отпустив голову этого задрота, Мадлен идет к полкам с консервами. Обмякшая физиономия с расквашенным носом, выбитыми зубами и разбитыми стёклами очков медленно сползает по товарной ленте, и тут на её макушку обрушивается банка тушёнки, разбиваясь вдребезги. Жалкое очкастое существо валится на пол лишившись чувств.
- А ещё мне надоело перебивать ценники на просроченных продуктах! – произносит Мадлен и уходит. Поверженные в шок покупатели и персонал супермаркета, замершие на месте, словно больные столбняком, провожают её неадекватными взглядами, выпучив глаза от изумления.
15:04. Мы встречаемся дома. Она наскоро собирает небольшую дорожную сумку, я заряжаю пистолет. Выйдя на улицу, принимаем решение угнать тачку.
- Вон “Митсубиси Лансер” синего цвета, всегда мечтал поводить такую машину. - Говорю я.
Переглянувшись, мы направились к автомобилю, который парковался у обочины. Стекло боковой двери со стороны водителя было опущено, это оказалось мне на руку. Я достаю пистолет и навожу на водителя:
- Выметайся живо.
Водитель примерно моего возраста, пижон в яркой футболке и солнцезащитных очках, мажорчик, не потративший и копейки на машину на которой лихачит. Сначала он удивлённо смотрит на ствол, за тем на меня, за тем снова на ствол, должно быть, соображая, настоящий ли он.
- Ты знаешь, кто мой отец, ты знаешь, что он с тобой сделает?
- Выметайся живо. – Повторяю я.
- Мой отец депутат, он найдёт вас обоих, - продолжает он, однако выходит из машины, “Глок” умеет быть убедительным, - вы ответите за это, мой крёстный судья, он засадит вас навечно! Слышите, навечно!
- Два шага вправо. – Командую я.
Парень выполняет.
- Сними очки.
Он снимает, и мы смотрим друг другу в глаза. Этот самодовольный придурок олицетворяет в себе всех тех, кого я ненавижу: баловень судьбы, родившийся с золотой клизмой в заднице, за которого всё и всегда решают богатые родители; самодовольное ничтожество, ротожопый овощ, обладающий умственным потенциалом покрышки “Митсубиси Лансер”, но при этом без страха думающий о будущем; лишённая всяких талантов предсказуемая ординарность, но при этом сызмальства чётко знающая, что деньги способны подарить любой талант.
- Бу-га-га. – Говорю я, и спускаю курок.
Пуля легла чётко в центр лба, словно я делал это сотни и сотни раз. Он до последнего не верил, что я выстрелю. Но я умею удивлять. Мы быстро забираемся в тачку, и я даю по газам.
15:31. “Митсубиси Лансер” подъехал к пятиэтажному жилому массиву.
- Она живёт здесь?
- Да, квартира 43.
Мы выходим из машины, заходим в подъезд и поднимаемся по лестнице. Останавливаемся перед квартирой номер 43.
- Я хочу сама это сделать. – Говорит Мадлен.
Я протягиваю ей пистолет.
- Каково это? – уголок её рта слегка вздрагивает.
- Ты почувствуешь лёгкость. – Отвечаю я, и звоню в дверь.
Дверь открывает толстая крашеная брюнетка в леопардовом халате.
- Привет Ира. – Мадлен наставляет на неё чёрное дуло “Глока”.
Это неуклюжее существо в халате – сменщица Мадлен. Вульгарная наглая колхозная бл**ь, закончившая строительную бурсу в селе, переехавшая в город чтобы цеплять мужиков и работать продавцом в супермаркете. Любительница “Сумерек”, отечественной попсы и траха в два ствола, курящая ментоловые дамские сигареты, носящая дешёвые розовые шмотки со стразами, обновляющая страницу вконтакте каждые десять минут. Всегда сдающая грязное рабочее место и несортированные полки с товаром, всегда хвастающая размером члена очередного кобеля.
Тучное существо в леопардовом халате онемело от ужаса. Мы молча заходим в квартиру, я закрываю за нами дверь.
- Открой рот, сука! – командует Мадлен, сверкая глазами. (Она чертовски хороша!) Ира послушно приоткрывает свой дрожащий рот, и Мадлен засовывает туда дуло пистолета.
- Это будет последний ствол, который ты заглотнёшь! – говорит она, смотря ей в глаза, и затем спускает курок.
Обои в цветочек забрызганы кровью и кусочками мозга. Моя Малышка флегматично рассматривает бездыханное тело тучной брюнетки, распростёртое на полу. Я беру её за руку, и мы несколько минут предаёмся молчаливому созерцанию.
На лестничной площадке слышатся шаги, за ними следует звонок в дверь.
- Должно быть, это её новый сожитель. – Шёпотом произносит Мадлен.
- Это который качёк тире футбольный фанат? – также тихо спрашиваю я.
- Он самый.
Переглянувшись, мы становимся по бокам от дверей, Малышка отдаёт пистолет мне. Затем она открывает дверь, приветливо улыбаясь. Лысый крепыш в спортивном костюме делает шаг вперёд, и я сразу же приставляю “Глок” к его голове.
- Какого?.. – начинает он, но ощущает холодное дуло пистолета и замолкает.
- Заходи. – Говорю я.
Он заходит и видит труп в леопардовом халате. Зрачки его от страха расширяются.
- Бога нет, а в выходной и водопроводчика не дозвонишься. – Произношу я, и пускаю ему пулю между глаз.
- Отличная шутка, - замечает Мадлен, - я её раньше не слышала.
- Недавно в книге прочитал. – Бросаю я.
Мы выходим и закрываем дверь.
Не есть больше толстой крашеной брюнетке бутерброды с колбасой, майонезом и хреном, не смотреть больше шоу для дефективных на ТВ, не увидеть очередную часть shit-movie “Сумерки”, не накрасить больше ногти в розовый цвет, не изменить больше аватарку вконтакте. Не поднять больше лысому крепышу штанги в тренажёрном зале, не испытать больше стадной радости горланя на футбольном матче, не выпить больше пива в сауне с собратьями по мышечному развитию, не засадить ему больше своей толстой подруге, в перерывах между матчами по ящику. Оба они лежат напротив друг друга в луже крови, а их мозги стекают по обоям в цветочек. Думаю, что это к лучшему.
16:06. “Митсубиси Лансер” останавливается возле банка. Сидя в машине, мы повторяем план действий, затем надеваем маски. Я бывал несколько раз в этом банковском отделении, и поэтому имею представление о внутреннем устройстве оного. Мы выходим из машины, в моих руках пистолет и пустая чёрная сумка, в руках Мадлен две гранаты. Быстро заходим в банк, держа руки за спиной. Посетители банка, две-три старушенции, несколько лысоватых мужчин рабочего класса и молодая женщина, успели бросить недоумённые взгляды на вошедших людей в улыбающихся масках английского заговорщика, прежде чем прозвучал выстрел и один из охранников упал на пол с простреленной головой.
- Всем лежать, это ограбление! – рявкнул я. – А ты, руки на стол! – угрожающе сказал я, направив пистолет на женщину кассира, сидящую за окном. Испуганная кассир послушно положила дрожащие руки на стол.
Убийство охранника возымело свой эффект, и посетители, вместе со вторым охранником, попадали ничком на пол, прикрыв головы руками.
- Всем смотреть на неё. – Приказал я.
Боязливые взоры заложников исподлобья обратились к женской фигуре в улыбающейся маске. В руках её находились две гранаты, и, вытянув руки вперёд, она слегка покрутила ими, продемонстрировав разрывное оружие.
- Это ручные осколочные гранаты Ф-1, способные пробить кевларовые бронежилеты и каски, не говоря уже про человеческую плоть и кости. Радиус разлёта убойных осколков до двух сот метров, радиус зоны эффективного поражения живой силы – семь метров. Активировав гранаты в этом помещении, я на девяносто девять процентов могу гарантировать всем горячие путёвки в ад, один процент оставляю для инвалидного кресла, что, впрочем, маловероятно, для такого малого радиуса поражения. Жизнь всего лишь тропа на пути к смерти, и я могу её резко укоротить. Так что давайте все без глупостей, или мы все дружно умрём, прямо здесь и прямо сейчас! – проговорила Мадлен решительно.
Чёрт возьми, как она хороша, дьявольски хороша!
Слова её пробились в мозги людей, словно железные гвозди в уши. Она произнесла их так убедительно, так твёрдо, что никто и не шелохнулся, пока кассир по моему приказу открывала сейф, вынимала из него деньги и складывала в сумку. Забрав сумку, мы выбегаем на улицу и запрыгиваем в тачку.
Бросив сумку с деньгами на заднее сидение и сняв маску, я надавил педаль газа. Автомобиль на большой скорости мчал по центральной улице несколько минут, прежде чем за ним послышался гул сирен. Зеркало заднего вида показывало две полицейские машины, движущиеся за нами.
- Малышка, избавься от хвоста. – Говорю я.
Мадлен открывает окно, выдёргивает чеку и бросает гранату на улицу. За нами раздаётся взрыв, но полицейские авто продолжают преследование, должно быть граната отскочила в сторону с дороги. Вторая граната отправляется в том же направлении, и на этот раз достигает цели. Раздаётся взрыв, сопровождающийся металлическим грохотом и визгом тормозов. Полицейские машины исчезают из зеркал заднего вида, образуя на перекрёстке масштабную аварию. Преследование прекращается, и теперь я могу сконцентрироваться на дороге.
За город мы выехали благополучно, погони за нами не было. Оказавшись на шоссе, я с наслаждением гнал машину на скорости 200 км/ч. Вся полнота жизни предстала перед моими глазами, все чувства и ощущения усилились, стали ярче, чётче, сочнее во множество раз. Я посмотрел на Мадлен, её глаза полыхали тем же дьявольским огнём, она ощущала то же самое. В кармане я отыскал заранее приготовленную флешку с музыкой, подключил её к магнитоле, и салон “Митсубиси Лансер” наполнила композиция группы Papa Roach “Getting Away With Murder”. Горячий летний воздух бил в лицо, и был как никогда приятен.
   Мадлен взяла с заднего сиденья сумку с деньгами и принялась считать.
- 134, 300 долларов. – Наконец сказала она.
Я свистнул.
- На такие деньги мне бы пришлось работать сорок лет без выходных. – Засмеялся я.
- И вдобавок ещё продать почку, или две. – Так же смешком отвечала она.
21:09. “Митсубиси Лансер”синего цвета преодолел 410 км на восток. Мы остановились возле придорожной заправки. Я заливаю полный бак, Мадлен разминается. В магазине, что возле заправки, мы берём гору шоколада и четыре бутылки виски. Вновь запрыгиваем в тачку и продолжаем путь на восток к границе страны. Пьём виски, заедаем его шоколадом. Июльское солнце лениво клониться к закату, алые лучи насмешливо улыбаются. Этот закат сейчас столь символичен для нас, так и наша прежняя жизнь заходит, уступая место ночи, луне и звёздам.
- С нашей прежней жизнью покончено, наши прежние имена больше ничего не значат. Теперь нас зовут Тео и Мадлен. – Говорит она.
- Тео и Мадлен. – Повторяю я.
Спускается ночь, автомобиль продолжает лихо рассекать пустым ночным шоссе. Мадлен отпивает глоток “Джека”, откусывает кусочек шоколада. Затем она расстегивает молнию на узких джинсах, её тоненькие пальчики оказываются в прелестном ротике; после они опускаются вниз под трусики, и делают лёгкие ритмичные движения. Вся во власти хмельного вожделения, она садится ближе ко мне, и проводит рукой по моим губам. Её пальцы источают ароматом женского лона, алкоголя и шоколада. Незабываемый запах, запах преступного возбуждения, преступной страсти, запах пьянящей свободы. Я сбавляю скорость, торможу у обочины. Я понимаю как нам сейчас это нужно.
Машина останавливается. Мадлен распускает волосы, снимает джинсы и трусики. Расстегивает мой ремень, спускает штаны, крепко взявшись рукой за мой член, возбуждает его. Затем садиться на меня сверху, помогает рукой мне войти в неё, и мы начинаем медленно двигаться в ритм вдвоём. У нас одно дыхание на двоих, наши тела сливаются воедино, наши души прорастают друг в друге. С тех пор как мы полюбили друг друга, мы всегда мечтали, что когда-нибудь, сольёмся в единый организм, будем иметь одно тело на двоих, одно сердце на двоих, одну душу на двоих. Что нам не придётся идти порознь на работу, порознь спешить на маршрутку, порознь обедать, порознь говорить с людьми, порознь приходить домой, нам не придётся порознь умирать. И секс был единственным способом хоть на несколько мгновений стать единым организмом, единой мыслеформой, пока не остыл ритм страсти. В этот момент слияния мы были свободны, мы не жалели ни о чём что совершили, и не страшились того что ещё предстоит совершить. Всё теперь имеет новый смысл, жизнь имеет новый цвет. Хмельной секс на переднем сидении краденой "Митсубиси Лансер”, такой же пьяняще-преступный, как и всё то, что мы совершили до этого, как и всё то, что мы совершим ещё.
Она кусает меня за шею и стонет, я крепко прижимаю её к себе и кончаю в неё. Она вздрагивает и затихает на моём плече. Её мягкие волосы укутывают меня словно шёлковое покрывало, приятно щекочут нос и щёки. По телу проходят последние приятные покалывания, и чувство слияния тел исчезает безвозвратно. В прежней позе, обнявшись, мы сидим некоторое время. Мадлен начинает засыпать. Ещё не совсем сонную, я перекладываю её на заднее сидение, предварительно переложив сумки с деньгами и нашими вещами на переднее сидение. В сумке с вещами я нахожу влажные салфетки, распечатав их, я вытираю её и свою промежность от выделений. Малышка засыпает на животе, подложив под голову руку, как обычно что-то бормоча себе под нос. Я снимаю рубашку, и накрываю её обнажённые ноги и попку. Натянув штаны, я поднимаю с пола недопитую бутылку виски и делаю несколько глотков. Спать не хочется, и я решаю ехать дальше.
01:35. Я еду пустым ночным шоссе со скоростью 90 км/ч. На флешке я обнаружил Вагнера, приглушив до минимума магнитолу, я поставил на проигрывание оперу “Тангейзер”. Мадлен всё также мирно спит на заднем сидении.
Вагнер, ночной воздух и звёздное небо поселили в моей душе восторженное чувство обновления. Прощай прежняя жизнь! Прощай плешивый жидомасон хозяин, который каждые полгода повышает оплату за квартиру. Прощайте ротожопые овощи коллеги, думающие что Феллини, это пирожное с кремом, а Ангелопулос, это средство от сыпи в подмышках. Прощайте ублюдки соседи, годами делающие ремонт и орущие по ночам прокуренными голосами шансон на караоке. Прощай давка в общественном транспорте, прощайте очереди в магазинах, прощай уплата налогов. Прощай страдание маленького человека! Никакие политики, предприниматели, банкиры, журналисты, никакие сраные патриотически озабоченные псевдоинтеллектуалы не будут указывать, как нам жить и как нам думать!
Прощайте ординарные люди! Вы считаете, что выбор между водкой и Hennessy, между Прима и Parliament, между Apple и Lenovo, между MTV и Discovery, между либерализмом и национализмом, между овердозом и булимией это свобода? Да вы никогда и краешком глаза не видели свободы. Вы рабы. От рождения вы рабы в оковах потребительства. Ваш новый симулякр совести – демократия, ваш новый идол – глобализация, ваш новый вид рабства – потребительство.
Вот ты, именно ты, скажи мне, ты свободен? Что ты будешь делать без розетки? Куда ты подключишь свой телефон и свой компьютер? Как ты будишь проводить свой досуг без компьютера и интернета? Что ты будешь делать без денег? На что ты купишь себе одежду, еду, жильё и те самые гаджеты, которые не существуют без розетки? Ты смотришь то, что заботливо транслирует зомбоящик, и тебя не раздражает это, так как твой вкус сформирован массовой культурой. Ты ешь заботливо генномодифицированные продукты купленные в супермаркете, так как они вкусны. Ты носишь заботливо пошитые китайцами шмотки купленные на рынке, на которых красуются логотипы европейских брендов. Ты покупаешь заботливо прорекламированные на всевозможных ресурсах новомодные гаджеты. Ты пьёшь заботливо помещённый на все билборды города алкоголь. О какой свободе ты говоришь?
   От рождения твоё существование запрограммировано. Ты либо в системе (школа-универ-работа-семья-дети-внуки-старость-смерть), либо вне системы (смерть априори). Оба варианта кончаются одинаково, с той лишь разницей, что первый – для скучных овощей, второй – для Тео и Мадлен. Кто программирует подобное мироустройство? Кто создал глобальные рыночные отношения, в которых человеческая жизнь лишь винтик, и ни что более? Я бы хотел спросить это у глав транснациональных корпораций, управляющих миров, и внедряющих в массы коллективное бессознательное. Но всё что я могу, это послать их, вместе с их мироустройством, к чёрту!
Пусть весь их мир катиться к чёрту! Но я буду продолжать бороться за нашу свободу, буду вырывать её зубами и ногтями, если понадобиться. Я совершу ещё во сто крат более жестокие вещи, дабы защитить нашу призрачную свободу. Моя Мадлен, моя дьяволица! Я не могу тебе пообещать, что мы будем жить долго и счастливо, не могу тебе пообещать уютный домик и кучу ребятишек. Единственное что я могу сказать наверняка, это то, что мы умрём в один день, и то, что я буду любить тебя до последнего вздоха. Это я обещаю! Всё что я могу тебе дать, это миг свободы. Но ты не будешь жаловаться, я знаю, ты никогда не жаловалась, моя Малышка.
И пусть для кого-то мы будем похожи на каких-то Бонни и Клайда, Микки и Мэлори, Сейлора и Лулу. Пусть конец нашей жизни тривиален для голливудских бумагомарак. Пусть нас осуждают ординарные человекообразные. Нам плевать на это! У нас есть ночной воздух, звёздное небо, скорость и Глок 9-го калибра! У нас есть свобода! Прежняя жизнь исчезла словно сон, словно сон в летнюю ночь.