Сон. Во время. Войны.

Сон. Во время. Войны.

Мы родились в восьмидесятых. Я помню детство в желтых тонах. Преимущественно из-за солнца и пыли. Казалось, они пропитывали насквозь все окружающее пространство. А еще, из-за оранжевых фонарей по ночам, которые превращали посеребренный звонко хрустящий снег в горы драгоценностей.

Мы - поколение, провозившееся в песочницах под ясным, бесшумным небом.

Как бы социологи не развлекались, придумывая ему название - "потерянное поколение", "поколение пост-перестройки", "миллениум", "поколение Х",  верным остается одно - мы поколение, которое так привыкло жить под теплым одеялом, что забыло истину, вообразив, что у каждого она своя. 

Наши прародители уснули под лязг железа, всхлипы выпущенной на волю крови, под рев сирен, услужливо предупреждающих о том, что пора умирать. Не прошло и полвека, как мы проснулись в залитых благополучием домах, где приходится самому учинять какие-нибудь мелкие пакости, чтобы напомнить себе - процесс созидания не бесконечен. 

В действительности, нам лишь показалось, что мы проснулись в своих чистых постелях с запахом альпийской свежести. И кажется до сих пор, что это наша реальность, когда кофемашина, шипя и ворча, точно беззубая бабка, выплевывает ароматный напиток, а мы в это время разрезаем апельсин, не обращая внимания на его отчаянное стремление влюбить в себя или хотя бы вызвать удивление.

Мы уверены, что именно так выглядит утро. Череда избитых до оскомины ритуалов, в вперемешку с маленькими радостями, призванными перебить смутное предчувствие тоски. Тоски от того, что утро неизбежно переползет в день, а день - в вечер, и чтобы мы не делали, завтра все равно придётся повторить всё то же, с самого начала.

Пока мы спали и думали, что не спим, мы натворили много такого, о чем, проснувшись стыдно вспоминать. От перенасыщения мы начали извергать из себя изобилие пищи и развлечений, тепла и любви. Из редких сокровищ все это превратилось в отходы жизнедеятельности. Но мы не поняли этого, даже когда нас засыпало этим дерьмом с головой. Некоторые почувствовали неладное, но что один муравей против целого муравейника.

Жалко, что мы спали, а значит были неуязвимы, и не смогли поплатиться сполна за такое похабное поведение. Лишь чуть испугались. Но тут же, заев испуг большой порцией пошлостей, и как следует отдышавшись ядовитыми выхлопами, мы принялись заново бездумно поглощать то, что когда-то, в те далекие черно-белые времена бодрствования, нам казалось несбыточной мечтой.

Например, кусочек твердого шоколада, от которого слезы, так кстати, подсаливали неожиданную сладость, или возможность увидеть чудо - кадры немого кино, словно видения, проступившие на белом полотне. 

Находясь в своем тяжелом болезненном сновидении, мы совершили роковую ошибку - решили, что нам больше не нужно по-настоящему любить друг друга. Вообразили вдруг, что любовь можно заменить субпродуктом. И тогда главной нашей чертой стало безразличие, а главным качеством - циничность. 

Мы начали пожирать уже не окружающие нас дары, а друг друга. Ни за что, просто так. Это произошло так естественно, так беззаботно. Мы не заметили, как стали теми, кто прячет лезвия на детских площадках там, где маленькие ручки непременно схватятся за перила; теми, кто на своих блестящих иномарках врезается в стоящих на автобусной остановке людей; теми, кто выставляет на показ уродство своих взаимоотношений, участвуя в однообразных телешоу. Будто все это  логичное продолжение той нелюбви, что мы, лелея взращивали в себе, мотивируя свои проступки неизбежностью технологического прогресса, превосходством закона над здравым смыслом, естественным эволюционным ключом.

Ошеломляющий крик разбудил нас, наивно полагавших, что мы и так не спим. Крик этот раздался сразу отовсюду, и оборвал, словно ветер сухой лист, привычный уклад обывательского быта.

Реальность оказалась настолько страшна, что некоторые не посчитали нужным в ней оставаться и снова провалились в забытье. другие же не смогли уснуть, белки их глаз наполнились красной паутиной, а души отчаянием. 

Оказалось, что в настоящем мире все еще идет война. Какая именно? В реальном мире нет названий бесконечному братоубийству, она одна - ВОЙНА. Идёт себе испокон веков неторопливым шагом, не имея конечного пункта назначения. Да и смысл ее давно утерян в океане человеческого тщеславия и эгоизма.

Здесь, в реальном мире, люди дремлют сидя в канавах, по пояс в жидкой грязи или на испепеленной солнцем потрескавшейся земле. А их гниющие раны привлекают неприхотливых насекомых.

Настоящие люди  привыкли к лишениям, бессмысленному насилию, подлому манипулированию, к бесконечным потерям родных и близких. Их уже не удивить разбрызганными по стене дома останками соседа, наступившего на мину. 

В нашем сновидении такого не бывает. Мы прикинулись, что благополучие это норма, что изобилие еды и развлечений это наше неотъемлемое право. Мы словно дети, увлеченные игрой в воображаемых героев, не услышавшие призыв мамы возвращаться домой. Мы настойчиво продолжали улыбаться, словно умалишенные, застрявшие в своих фантазийных личностях. Как же нам было больно, вдруг проснуться и осознать, что наша уверенность в завтрашнем дне столь же призрачна, как и запах альпийских гор или черного, только что сваренного кофе. 

Та истина, что осознают и безмолвно уносят с собой в последний путь, проста - Ммы живем в мире, где непрерывно идет война. Одна и та же война. Без названия. И если ты погиб не на передовой - значит ты умер во сне. 

Единственное, что у нас действительно есть - вот этот самый момент. Момент, когда ты проснулся.