Сонная сказка

Сонная сказка

 - Скорее, закрывай! - Лап толкает меня к хлопающим створкам широкого окна, сам бежит по гулкому ангару к двери. Я держу створку, налегая грудью на широкий запыленный подоконник. Ветер облизывает лицо. Мне страшно, света в ангаре нет и, если мы все закроем, то - полная темнота. Может, оставить? Окно высоко, хоть это и первый этаж, основание дворца. Но чувствую, как с ветром что-то щекочет голую ногу. Шлепаю по коже и, неуловимое, оно расплывается на руке. Колено зудит, и зуд тут же отдается пятнами по нескольким местам ног сразу. На руке кровяное пятно и в центре его - мягко дрожащий раздавленный комар размером с хорошую сливу. Меня передергивает, я опускаю руку и, жмурясь, вытираю о шорты. На ноги смотреть боюсь, только слушаю кожей, как все шлепает и шлепает мяконько, чтоб сразу зачесаться.

   Тварей принесло ветром, это ясно. И с каждым порывом все больше их вносит в длинный полый кирпич первого этажа. На сетчатке глаза все еще красное пятно. Вожу взглядом по кирпичным стенам. Оранжевость кладки темнеет - Лап гремит железом двери. Пятно перед глазами остается.

   - Надо наверх, тут нас быстро найдут, - он тяжело дышит. Толст, на потном лбу прилипла мокрая прядь темных волос. Жидкие волосы, макушка просвечивает, а те, что остались, Лап старательно растит, позволяя им завиваться провисающими кольцами.

   Я с тоской думаю о тех, кто не успел.

   - Лап, а как же наши? Тимсон? Нелька?

   - Придут! Мы их высмотрим сверху, там можно окна - открытые. И впустим.

   - Успеем?

   - Рискнем...

   Ступени узкой лестницы из пятнистого рыжего мрамора. Бывает ли такой? Или, и вправду - яшма? Дворец ведь. Вернее, не совсем дворец. Больше похоже на новорусскую виллу. Коробкой для обуви по форме, с пустым нижним этажом под гараж для стада машин, и три этажа с длинными коридорами. В белых стенах одинаковые двери. Только по углам прямоугольность нарушена - второй этаж чуть меньше и третий нависает над угловыми маленькими верандами. Или балконами, кто знает, как правильно в архитектуре это называется...

   - Лап?

   -М-м? - он тяжело дышит, и ноги шоркают по ступеням, где слой пыли не тронут, кажется, годами.

   - А вдруг там кто-то?...

   На повороте лестницы он останавливается и оборачивается. За встрепанной головой - угол верхнего этажа и кусочек сада с темными маковками застывших деревьев:

   - Ленк, если там кто-то, то уж ничего не сделать, поняла?

   Я киваю. И очень боюсь. Страх поднимается, бьется о кожу изнутри, как давешние мяконькие твари. И все внутри чешется от этого страха. Чешутся мелкие мысли о том, что наши вернутся и надо будет спуститься, дверь открыть... Хорошо, не в гараже, а там, где выход в сад. Маленькая узкая дверь, почти незаметная. Но - страшно. И стыдно. Ведь свои, а я боюсь открыть...

   - И потом... - Лап тяжело дышит и сглатывает:

   - Тот, кто внутри, уже тоже наш. Видишь - пыль? Мы здесь первые. Так что...

   Я не очень понимаю. Но тут как бы логика, да. Тот, кто в замке и не выходил столько лет, что на ступенях скопилась пыль, сделав краски камня неяркими и размытыми, конечно, будет наш. Ему не остается ничего другого. Значит, мы - сильные? Наверное, так. И я снова киваю.

   Угловая комната мне нравится. Много белых занавесей, мало мебели, но все удобное. Лап сваливается в кресло, вытягивает ноги. Кресло низкое и маленькое, но видно - Лапу в нем хорошо. Я переминаюсь с ноги на ногу. Внутри еще все бежит. Наверное, рано отдыхать. Наверное, надо проверить окна, запереть дверь, заглянуть в камин. Ветерок трогает шторы. В окне - темные, будто неживые, листья. Мерно колышутся. Кровососов нет. Из города доносится дальний шум. Но сколько не напрягай ухо, не разобрать - паника ли, или просто - детский праздник. Скорее бы наши вернулись!

   - Они, эти, не пойдут вверх, за нами? - уточняю, и слежу, чтоб голос не дрожал.

   - Нет. Думаю, нет, - голос Лапа вздрагивает, я делаю вид, что не замечаю этого. Он молодец, Лап. Всю жизнь - тюха, толстяк нерешительный, а вот припекло, и не растерялся. Хоть и дрожит голос.

   - Ленк, - добавляет он шепотом, - они боятся сюда... Они не пойдут...

   Конец фразы отламывается, теряясь в шуме с третьего этажа. Там что-то упало. Следом падает мое сердце. Не одни. Что теперь? Сверху слышен мужской голос, такой же пыльный, как ступени. Распевает песню. Споет куплет, покашляет, вставит пару слов от себя, погмыкает и - снова тот же куплет.

   Мы с Лапом держимся взглядами. Глаза у него круглые и отчаянные. Мои, думаю, тоже. Я жестами показываю - надо на цыпочках подойти к двери и попытаться запереть ее изнутри. Лап машет рукой, мол, нет нужды, зря.

   Голос приближается. По ступеням шаркают шаги, и что-то мягко шелестит.

   Мне страшно. Очень. Руки пустые, помятые шорты и грязная майка. Лап тоже не экипирован. Майка на пять размеров побольше моей и брюки мешком, со множеством карманов. Пустых, конечно. А в комнате, несмотря на камин, нет даже кочерги. Голос все ниже и ближе. Сердце уже под коленями. Но вдруг - в сторону куда-то, и вдаль...

   - Он просто ходит, - сипит без голоса Лап, - он здесь живет. Поживает, - и лицо его перекашивает идиотская улыбка. Вот еще, вдруг - истерика?

   - Лапушка, - я на цыпочках, балериной, подхожу вплотную к его креслу. Гляжу сверху на прозрачную макушку, расчерченную прядями жидких волос. Очень хочется сказать "да постригись ты коротко, не притворяйся лохматым!". Но тогда он решит, что истерика у меня. Потому сложив ладонь ковшиком, прикладываю к его мокрой щеке. Горячо.

   - Лапушка, ты - супер.

   - Точно? - он касается ладони губами. Мне ужасно трогательно и жалко нас обоих. И я вспоминаю, как очень давно Лап ухаживал за мной и после, когда я собралась замуж не за него, наговорил гадостей моему будущему мужу, ужасных гадостей. И мы несколько лет не разговаривали. В смысле, с Лапом. А потом помирились, и у него жена и близнецы, а у меня - Тимка. И когда-то он пришел пожаловаться на жену, заунывно и нудно перечисляя какие-то семейно-кастрюльные мелочи, а сам садился все ближе и держал мою руку в мягких потных ладонях. И я выгнала его, наговорив гадостей. Квиты.