Сопутствующий ущерб

Пролог

Пролог. Даша

Дверь в его спальню была приоткрыта. С осторожностью, стараясь ступать бесшумно, Даша подошла ближе.

Внезапное любопытство заставило ее забыть о допустимых границах. О том, что в полутемной комнате — тот, кто ненавидит ее отца больше всего на свете. Тот, из-за кого она осталась на улице.

Тот, у кого она теперь вынуждена ночевать.

Ей до сих пор не верилось, что теперь она будет засыпать и просыпаться здесь. В этой квартире. С ним.

Вся ее жизнь перевернулась с ног на голову из-за действий одного единственного человека. Его месть — восстановление справедливости, как он предпочитал это называть, — стоила Даше всего.

Ее отец был в СИЗО, и она не знала, что чувствует теперь, когда знает, что его нахождение там заслужено, что он действительно виновен в страшных преступлениях.

Что может чувствовать дочь преступника? На какие чувства она имеет право, а на какие — нет?

Люди вокруг — ее сокурсники, преподаватели, соседи и незнакомцы — возненавидели ее за преступления отца и, похоже, были не прочь сжечь ее на костре своего праведного гнева. Оказалось, что для них совершенно неважно, оправдывает она отца или нет, верит ли в его невиновность или, напротив, в ужасе от им содеянного.

Они не знали и не хотели знать, что Даша осталась без крыши над головой и без шанса на образование. Не знали, что мать предпочла ей отца, что единственный, кто согласился ей помочь — тот самый Артем Муратов, чья сестра погибла по вине ее, Даши, отца.

Теперь, застыв всего лишь в нескольких шагах от входа в комнату ее спасителя — или врага? — она всматривалась в видневшийся через приоткрытую дверь полумрак.

Стоило бы постучать, прежде чем беспокоить Артема в его спальне, но Даша допускала, что он мог заснуть и тревожить его по пустякам казалось недопустимым. То, что сегодня он пустил ее переночевать, не означало ничего. Не делало их близкими людьми.

Сначала до нее вдруг донесся шорох шагов, затем в поле ее взгляда попала окруженная полутьмой фигура Артема. Остановившись у комода, он повернулся к двери спиной и одним резким движением стянул с себя футболку.

Вопреки напрашивающейся необходимости обнаружить свое присутствие, Даша, впав ступор, с нездоровым интересом изучала очертания его фигуры. Линию широких плеч, плавное движение мышц на гладкой упругой спине, узкие торс и бедра, еще облаченные в спортивные шорты.

Не чувствуя ее взгляда, Артем принялся что-то искать в верхнем ящике комода, прежде чем, едва слышно чертыхнувшись, резко ударить по настенному выключателю.

В комнате неожиданно зажегся свет, и Даша не сдержала испуганный вдох.

Не потому, что была не готова ко вспышкам многочисленных лампочек, — лишь теперь она вдруг увидела яркие и длинные, рванные полосы шрамов, что расползались по всей спине Артема.

Услышав ее возглас, он резко обернулся, и Даша застыла, с опозданием прижав ко рту ладонь.

— Ты?

Она проигнорировала его вопрос, не в состоянии забыть о только увиденных шрамах. Обжигающе-ледяной ужас пробивался сквозь ее шок и страшная, пугающая догадка появилась в ее мыслях.

— От-ткуда это? — просипела Даша, не осмелившись задать более точный вопрос.

Пролог. Артем

Все в этом маленьком захолустном городе, где он вырос, вызывало у Артема отвращение. Ему было противно, мерзко здесь находиться. Проходить мимо серых заброшенных зданий и побледневших от времени и выбросов домов, наступать на неровный, чуть припорошенный грязным снегом асфальт, видеть людей — тех самых, что шесть лет назад равнодушными взглядами наблюдали за бедой их семьи и оставались совершенно безучастны.

Обеспокоенные только собственным благополучием, они быстро выбрали сторону — сильного, наделенного властью, — и вскоре стали глядеть на истинную жертву с презрением: одним своим существованием сестра Артема служила молчаливым укором их совести. Их семье больше не было места среди благопристойных горожан с идеальной репутацией.

Артем ненавидел этот город. Ненавидел за все, что произошло здесь с его сестрой.

Ненавидел, но был вынужден вернуться. Потому что однажды обещал отомстить за то, что сделали с Настей.

Сейчас, когда маховик правосудия — действительного, а не купленного, — был раскручен, дышать местным воздухом казалось чуть проще. Скоро все виновные заплатят по счетам. Артем даже не старался скрыть едкую усмешку, быстром шагом пересекая знакомый двор, и смело встречался взглядом с редкими прохожими.

Он знал многих из них. Презирал. Не хотел иметь с ними ничего общего. Однако наконец-то пошатнуть их простой черно-белый мир до самого основания было приятно. Пусть и медленно, местное общество начинало бурлить, почувствовав загорающуюся под ногами землю.

— …Эй! Постойте! — За его спиной послышались быстрые шаги. Артем не обернулся: голос был ему незнаком. — Постойте же! Артем… — Заминка, громкое дыхание. — Артем… Романович!

Он остановился и неохотно развернулся.

Навстречу ему торопливо шла запыхавшаяся, растрепанная девчонка. Покрасневшее то ли от холода, то ли от спешки лицо заслоняли выпавшие из-под огромной вязанной шапки светло-каштановые волосы, темные брови хмуро нависали над широко распахнутыми глазами — ненавидящими и нацеленными только на Артема.

Он мог с уверенностью сказать, что видел ее впервые жизни и понятия не имел, чем успел заслужить столь яростный гнев незнакомой ему соплячки.

— Вы! — выпалила она, замирая на расстоянии метра. — Вы…

Артем вопросительно поднял бровь.

— С кем имею честь?..

Девчонка фыркнула. У Артема возникло желание выяснить, ни прямиком ли с уроков она примчалась сюда: до того детским ему показалось ее поведение.

— Из-за вас мой отец в тюрьме, — проговорила она сквозь зубы; ее взгляд полыхнул от ярости.

— А… — Артем чуть склонил голову, теперь рассматривая девчонку перед с собой с некоторым интересом. — Что тебе нужно?