Справедливость

Справедливость

Он сошёл со своего рейса в аэропорту Ла-Гуардия в Нью-Йорке, хотя бы потому, что у него не было другого выхода. За пределами строгих правил приёма и отправки воздушных судов царило лихое завершение двадцатого века, и этому человеку, сошедшему с рейса, было нечего терять и практически нечего хотеть, как и многим сейчас. Бывшие враги постепенно становились если не друзьями, то временными приятелями, очередной виток сексуальной революции сводил с ума модниц и неформалов, а судьба, нервно хихикая, жонглировала своими веретёнами в свете неоновых огней и стробоскопов.

Служитель аэропорта долго пытался правильно произнести имя, начертанное в паспорте бездушным механизмом, но в конце концов сдался и призвал на помощь коллегу, владевшего чуждым американскому языку наречием.

— Айван Пламеньев, — произнёс коллега с непередаваемым гортанным произношением. — Цельи прибитийа?

— Вопросы личного свойства и торговые дела, — терпеливо ответил Пламенев с хорошим британским прононсом, чем окончательно вверг в растерянность своего визави.

— Вы хорошо владеете английским, — межнациональный вахтёр очень старался, чтобы эта фраза прозвучал достаточно вопросительно, чтобы на неё последовал ответ.

Иван вежливо оскалился, нервно размышляя, упоминать про обучение в Британии или хватит осторожного вранья. В конце концов врождённая интеллигентность победила, родив сплав истины и выдумки:

— Мой отец был учителем английского. Старая русская школа во многом недооценена, особенно за рубежом.

«Виноватая полуулыбка. Главное — не переиграть. Ещё не хватало лишиться визы на пороге».

Цербер на государственной службе внезапно заулыбался в ответ.

— О, да, мой папа тоже учился русскому при Советском Союзе. Он был дипломатическим переводчиком и научил меня. Итак, личные дела и бизнес?

— Всё верно.

«Да пусть он хоть политической проституткой был, твой папа… Х-хорёк белобрысый. Сделай мне печать в паспорте, и я пойду, а?»

Будто отвечая не самым вежливым мыслям, клацнула печать, отмечая въезд господина «Айвана Пламеньева» на территорию Америки, а конкретнее — в Большое Яблоко.

— Добро пожаловать в Соединённые Штаты, — желтозубо улыбаясь, произнёс служитель, возвращая Пламеневу документ.

— Искренне благодарю.

В принципе, паспорт можно было выбрасывать. Иван не стал этого делать только потому, что подобный дешёвый жест под прицелом видеокамер аэропорта мог привлечь ненужное внимание. Возвращаться на родину он не собирался. Тем более что само понятие «родина» для него, человека без прошлого и фактически без будущего, уже не существовало. Никакого космополитизма, а тем более предательства за этим фактом не могло наблюдаться даже в самый мощный микроскоп. Просто иногда бывает так, что ты выходишь из дома, а по возвращении не находишь его прежним. И себя тоже не находишь. И никого не находишь.

«А остаётся в таком случае только искать что-то новое, при этом опираясь на старое. Неплохая мысль. Надо бы записать…»

Говоря образно, Иван Никифорович Пламенев на сорок втором году жизни оказался отрезанным ломтём хлеба, не особо понимающим, с каким слоем масла и прочих субстанций он может снестись в ближайшем будущем. Но даже для таких людей, поставленных в подобные условия, всегда существует мысль, цель или идея, к которой они стремятся. Бывает так, что целью и мыслью становится перманентное опьянение. Случается, что разум подобного лишенца захватывает некое изобретение. Иногда на первом месте оказываются деньги и стремление подчинить всё своей воле.

Так или иначе, цель Ивана Никифоровича привела его в Новый Свет, из которого он более не собирался двигаться никуда. В любом случае. Тернистый путь, ради реализации которого пришлось подключить все свои возможности, прежние связи и заслуги и прочие финансово-блатные отношения, отнял столько сил, что цель постепенно стала последней в самом буквальном смысле слова.

«Здесь всё это кончится. Так или иначе».

Револьвер сорок пятого калибра с единственным патроном, купленный в ближайшем от Ла-Гуардия ломбарде, в целом подтверждал сию сентенцию. Тем не менее, для дальнейшего продвижения вперёд требовалось сделать ещё кое-что.

Таксофонная будка, в которой, судя по виду, проводил любовные игрища целый прайд львов, подкупала одним: рядом не было ни одной видеокамеры, даже скрытой. Местами обмотанный алюминиевой проволокой провод выглядел так, будто его жевали. Трубка держалась на честном слове. Иван усмехнулся, опустил в прорезь несколько монет и набрал номер с кодом Техаса.

— Слушаю, — отозвался в динамике отрывистый голос с ярко выраженным южным акцентом.

— Ошибка ноль пятьдесят три, Сэм, — произнёс Пламенев фразу, смысл которой мог понять только он и его собеседник. В трубке ошеломлённо замолчали. Затем раздался лёгкий шорох и щелчок, знаменующие, что на том конце провода включили защиту от прослушки и запись разговора. Иван Никифорович с пониманием кивнул про себя, соглашаясь, что старые привычки не избыть. Впрочем, ничего другого от заклятого друга он и не ожидал.

— Забавная история, Огонёк, — медленно сказал голос из динамика, и теперь его гласные звучали глубоко и протяжно, как у любого иного урождённого британца. — Я только вчера вспоминал о тебе.

— Рад слышать, что ты про меня не забыл, Чернокнижник, — усмехнулся Пламенев, подтверждая упомянутым прозвищем, что это действительно он, а не кто-то, выбивший информацию из старого разведчика.

— Тебя забудешь, — усмехнулся в ответ Сэм. Короткое звяканье металла и глубокий вдох свидетельствовали: англичанин всё так же предпочитал курить во время непростых телефонных переговоров. — Полагаю, ты звонишь не просто так?