Среда

Среда

  17 апреля, 2009 год.
 
    Все вокруг меня стало серым, я не различаю ни одного оттенка. Лежа на кровати, наблюдаю, как танцуют пылинки в свете, едва проникающем в щель между плотными шторами. Я почти не дышу. Все то, за что я любила жизнь, ради чего вставала по утрам, то единственное, что дарило мне покой, - все это отобрал несчастный случай. Я думаю о том, как это легко – быть мертвым. Быть  т о б о й. Тебя не преследует боль, которая мучает живых после твоей гибели. Фейерверк самых отвратительных эмоций не раздирает твое сердце, и самое главное, ты не задаешься постоянным вопросом: «Мог ли я что-нибудь сделать, чтобы спасти тебя?».
     Слышу звонок в дверь, и как мама с кем-то разговаривает.  По ее вежливому отказу, я понимаю, что пришли ко мне, но я строго настрого запретила ей впускать кого-либо, и теперь ей приходиться выставлять всех моих друзей вон. Я не хочу никого видеть. Я не хочу слушать, как им жаль, и как они сочувствуют мне, потому что ни одному из них не понять меня.
     Сегодня 17-го апреля, состоятся похороны на городском кладбище, организованные в честь Райяна Коннора Фаррелла, любимого сына, брата и возлюбленного. По этому поводу все члены моей семьи облачились в черное, и я даже слышу, как отец в гостиной репетирует речь, которую ему доверили произнести.
     Встаю с кровати и подхожу к зеркалу. Отражение в нем меня мало волнует, но я хочу убедиться, что платье достаточно мрачное и уродливое. Это было моим главным условием – никакого «изысканного фасона» на мне не будет в этот день. Я хочу, чтобы снаружи я соответствовала тому, что у меня внутри. Я долго рассматриваю себя, отмечаю покрасневшие и опухшие от слез глаза, растрепавшуюся прическу. Я довольна тем, что я выгляжу ужасно. Я наслаждаюсь этим.
– Триш? – Мама осторожно заглядывает в комнату. – Мы выходим.
     Я недоуменно продолжаю таращиться на себя в зеркало, пытаясь сопоставить ее слова с интонацией. Слишком сухо она сказала это, и либо она настолько переживает, либо воспринимает это как очередной деловой визит.
– Я готова.
– Ты пойдешь так?
– Да.
     И, чтобы мама не успела ничего возразить, я быстро выхожу из комнаты.
     На кладбище много людей, в основном, коллеги по работе и родственники Райяна. Они стоят по обе стороны от могильной плиты и огромной зияющей ямы. Священник монотонно произносит прощальные слова. Я чувствую, как рассудок медленно покидает меня, в глазах темнеет. Я хватаюсь за мамину руку, чтобы не упасть. 
– Ты в порядке? – Она взволнованно смотрит на меня, и я замечаю слезы на ее щеках.
     Я ничего не отвечаю. Мой взгляд приковывает гроб, который несут на своих спинах мужчины, среди которых мой отец и отец Райяна.
– Нет, – шепчу я. – Нет, пожалуйста, не надо. Мама. Мамочка. Верни его. Верни его мне, мама!
     Больше я уже не пыталась сдерживать себя. Мама куда-то тащит меня через толпу, а я еле передвигаю ногами и совершенно ничего не соображаю. Я рыдаю во весь голос и зову Райяна, умоляю его не оставлять меня. Я успеваю заметить только машину скорой помощи. Дальше у меня в глазах все сливается в одно пятно, и я теряю сознание.
     Тем же вечером меня выпустили из больницы, прописав антидепрессанты. Родители весь вечер хлопотали надо мной, а я не знала, куда деть себя от этого внимания. Мне хотелось спрятаться в какой-нибудь норе, раствориться в воздухе, просто исчезнуть.
– Мам.
– Что, моя дорогая?
– Можно я пройдусь? Хочу подышать воздухом.
– Но уже темно…
– Я не долго, пожалуйста.
     Мама встревоженно смотрит на отца, а тот едва заметно кивает.
– Только оденься теплее, вечером прохладно.
– Хорошо.
     Я тут же бегу к себе в комнату, натягиваю первые попавшиеся штаны, свитер под горло, чтобы мама не задержала меня на выходе и пулей покидаю дом. Словно на автомате я иду утренней дорогой, приближаясь к воротам городского кладбища. Мне все равно, кто увидит, как я перелажу через забор. Я даже не пытаюсь делать это тихо. Разгоняя мрак телефонной подсветкой,  я нахожу нужное надгробие и отчаянно борюсь с подступившими слезами.
– Привет.
     Это и все, что я смогла выдавить из себя. Лбом упираюсь в могильный камень, на котором изображено фото улыбающегося  т е б я. Снова появляется туман в голове, снова я теряю контроль над собой, и слезы градом льются на могильную землю. Я целую твое лицо, целую надгробие, целую землю, которая двух футовым пластом лежит на твоей груди.
– Как мне жить дальше без тебя? – сквозь пелену слез я смотрю в холодные гранитовые глаза. – Вернись, слышишь? Я прошу тебя, вернись ко мне. Не оставляй меня. Я исправлю тот день, я не отпущу тебя на тот матч одного. Я буду самой лучшей, между нами не будет той ужасной ссоры, ты только вернись ко мне. Умоляю, дай мне шанс. Слышишь?
     Я уже ничего не соображаю. Сырая земля забивается под ногти, когда я яростно раскапываю могилу. Я зову Господа, чтобы он обратил свой взор на меня и вернул мне самое дорогое, что у меня было. Чтобы дал мне шанс обнять хотя бы в последний раз мой смысл жизни.
     Я не помню, как засыпаю на кладбище.

                ***
   
     Сквозь сон я слышу громкий рев автомобильной сигнализации и тут же просыпаюсь.
– Подъем, Троя!
     Я оборачиваюсь на голос и вижу свою подругу Кару. В голове быстро пронеслась мысль, что я ненавижу, когда меня называют этим прозвищем. Затем я медленно начинаю понимать, что я нахожусь в нашем кафе, а напротив меня сидят друзья и недоуменно наблюдают за мной. Я оглядываюсь по сторонам, пытаясь вспомнить, что произошло со мной за последние двадцать четыре часа. Но в голове пусто, хоть шаром покати.
– Что я здесь делаю? – Ничего умнее, кроме этого вопроса, я не придумала.
– В смысле? – Кара приподнимает бровь.
– Я не понимаю, что я делаю здесь. Я же была…
     Я не договариваю, потому что от шока у меня онемел язык. На стене за барной стойкой я замечаю календарь, на котором красный квадрат утверждает, что сегодня 15 апреля 2009 года. «У меня бред. Я схожу с ума». Я перевожу взгляд на телевизор и вижу, что идет очередной выпуск «Разрушителей легенд». Но этого просто не может быть.
– «Разрушителей легенд» показывают только по средам, разве нет? – дрожащим голосом спрашиваю я, не отрываясь от телевизора.
– Да, – отвечает Дилан. – Сейчас идет повтор утренней серии.
– Но это невозможно.
– В каком смысле? – Кара переглянулась с остальными.
– Сегодня должна быть суббота, 18-е число.
     Я смотрю на своих друзей и чувствую, как во мне нарастает злоба за отвратительный розыгрыш. Как они смеют делать так больно?
– Сегодня среда, Триш. Сегодня играет наша команда.
– Хватит! – не выдерживаю я. – Прекратите! Зачем вы так поступаете со мной?
     Я делаю глубокие вдохи, чтобы успокоиться. На меня смотрят все посетители, мои друзья сидят с такими лицами, будто видят перед собой сумасшедшую. «Это бред. У меня посттравматический синдром».
– Ты хорошо себя чувствуешь? – Кара тянет ко мне руку, чтобы потрогать лоб, но я отмахиваюсь от нее.
– Мне нужно уйти.
     Я встаю, чтобы исполнить свои намерения, но Кара хватает меня за рукав.
– Ты же обещала Райяну, что дождешься его, чтобы вместе поехать на матч.
– Что все это значит?! – кричу я, едва сдерживая слезы.
     И тут внутри у меня что-то оборвалось. В окно я вижу, как к кафе подъезжает до боли знакомый «форд». Он паркуется на стоянке, глушит двигатель. Я, задержав дыхание, жду, когда появится водитель.
     Это был он. Мой родной, мой замечательный Райян. Живой и улыбающийся. Я срываюсь с места и несусь ему на встречу. Налетаю на него и со всей силы прижимаю к себе.
– Хороший мой, родной мой, – я целую его, и слезы льются по моим щекам.
– Эй, ты чего? – я слышу по голосу, что он напуган. – Девочка моя, ты чего?
– Прости меня! Умоляю, прости. Я так люблю тебя, слышишь? Так люблю тебя.
     Я все крепче прижимаю его к себе, боясь, что он может вот-вот исчезнуть. Я не смогу пережить это во второй раз.
– Триш, ну чего ты, – он гладит меня по спине. – Успокойся, прошу тебя. Что случилось?
– Мне приснился кошмарный, жуткий сон! Как будто мы с тобой сильно поругались, и ты поехал на матч без меня. А затем эта чудовищная авария, которая забрала тебя у меня. Я была на твоих похоронах, понимаешь? Я все это видела, как тебя сейчас. Я даже помню, что на мне было надето в тот… день. Ты понимаешь?
– Успокойся, маленькая. Я здесь, и со мной все хорошо, – Райян нежно целует меня в лоб, крепче обнимает.
– Давай не поедем никуда? – я взволновано отстраняюсь от него и заглядываю в глаза, надеясь на то, что он воспримет мое беспокойство всерьез.
     Но Райян сдерживает улыбку, которая, очевидно, означает, что его мои слова ничуточку не убедили.
– Ты чего? Как это не поедем? Я три месяца ждал эту игру.
– Я прошу тебя, Райян. Давай останемся у меня? Все равно будет прямая трансляция, ты ничего не пропустишь!
– Триш, – он тяжело вздыхает. – Я поеду на матч и точка. Это глупо, пропускать игру из-за какого-то сна. Ты можешь быть либо со мной рядом, либо поехать домой. Тогда вечером, после игры, я приеду к тебе и останусь на ночь, идет? Это просто сон, родная.
     С этими словами, он выпускает меня из объятий и направляется в кафе. Я остаюсь стоять на месте и смотреть ему вслед. В это мгновение я понимаю, что происходит. Меня словно озаряет: все, что мне приснилось, на самом деле, уже было со мной в ту прошлую среду. Мы поругались, и Райян поехал один. Я вспоминаю, что он сказал мне те же слова: «Ты можешь быть либо со мной рядом, либо поехать домой». И в ту среду я уехала. Значит, эта среда – мой второй шанс. Исправить все и не отпустить его одного. Шанс остаться с ним рядом. Значит ли это, что я разделю его судьбу? Или же что-то пойдет не так, и мы оба проснемся завтра?
     Я чувствую тяжесть, как будто мне в душу затолкали каменоломню. Я смотрю на своих друзей, которые смеются, смотрю на Райяна, который обнимает их, а потом оборачивается проверить, шла ли я за ним. Заметив, что я все еще стою на парковке, он машет рукой. Я смотрю на него и понимаю, за что люблю его. За сеточку морщин вокруг глаз, которые появились от частых улыбок. Я люблю его за взгляд, которым он смотрит на меня, будто я – лучшее произведение искусства. Я люблю, как он говорит, двигается, поет, когда в хорошем настроении, и за складочку между бровей, когда он расстроен. Я люблю его мысли, жесты, фразы. Мне нравится, как он касается моей спины, когда раздевает меня, и как целует в шею. Я чувствую почти физическую потребность в его присутствии, в разговоре с ним. Я обожаю чувство, которое появляется у меня только тогда, когда он рядом. Я люблю его всецело, и не представляю другого на его месте.
     Но все может быть иначе. Я переживу его потерю, уеду в другой город и начну все заново. Родители помогут устроиться, купят квартиру. Я пойду на работу, чтобы были деньги, а в свободное время вспомню старое хобби. Начну заново делать праздничные открытки с собственными стихами. Потом, возможно, познакомлюсь с кем-то, когда буду пить очередную чашку  чая в кафе напротив своего дома. Он будет вежлив, галантен, внимателен. Станет дарить дорогие подарки, позовет замуж. Он будет мне нравиться, и я даже скажу ему «да». У нас появятся дети, я открою собственную маленькую типографию, где будут печатать открытки по моим эскизам. Мой муж будет возить меня заграницу несколько раз в год. И однажды вечером, когда мне будет слегка за сорок, я буду сидеть на веранде нашего загородного дома, пить уже не чай, но вино и смотреть на ежевечернюю гибель солнца. Память ударом в бок напомнит о моей большой любви. Я вспомню все…
     Я закрываю глаза и вдыхаю свежий вечерний воздух. Слушаю, как проносятся мимо машины, разговоры прохожих. Слышу, как шумит ветер в кроне деревьев, чувствую, как треплет мои волосы. Открываю глаза и встречаюсь взглядом с Райяном.
     Я улыбаюсь ему.