Срок годности

1

Изабел сидела в полной темноте на полу посреди комнаты и гладила свой абсолютно плоский живот. Весь последний месяц вместо неё на поверхности оставалась лишь оболочка, скрывающая за собой непроглядную темень и пустоту. Весь дом будто парализовало от тишины. Девушка, кажется, даже не пошевелилась за те несколько часов после того, как Дейв закрыл за собой дверь, сказав, что хочет проветриться. 

Этот месяц дался ему даже сложнее, чем Бел. Она закрылась в себе, упиваясь своим горем, совсем позабыв, что горе у них одно на двоих, ведь это был не только её ребёнок, Дейв тоже его потерял. Но девушка просто не могла думать еще и о чужой боли, когда своя невыносимо изощренно пожирала её изнутри, не оставляя ни малейшей возможности прийти в себя. Было тяжело видеть эти родные глаза, полные страдания и жалости. Жалости к Изабел. Такое красивое лицо, которое больше не озаряла улыбка. Невыносимо было, когда он прижимал её к себе, нашептывая какие-то утешения, сдерживая собственные слезы ради них двоих. Еще невыносимей стало, когда сначала иссякли утешения, а затем и объятия.
Изабел продолжала смотреть на всё невидящим, пустым взглядом, взглядом, который ранил Дейва, она понимала это. Ей будто хотелось причинить себе еще больше боли. То ли для того, чтобы наказать себя, то ли для того, чтобы заглушить новой болью ту, что не оставляла в ней ничего живого.

Слёзы текли по щекам, оставляя обжигающие дорожки на безжизненном лице. Бел не чувствовала их. Яркий свет пробивался в окно комнаты и падал прямо на её лицо. Она не заметила, как уснула на полу посреди комнаты, совершенно выбившись из сил.

Утром девушка проснулась всё там же, где и застал её вчера сон. Она была заботливо укрыта пледом, видимо, пока спала, приходил Дейв, Бел совсем не слышала его присутствия. В доме стояла та же пугающая тишина, но, казалось, что-то изменилось за то время, пока девушка спала. Огляделась, пытаясь объяснить самой себе так внезапно появившуюся тревогу, но глаза не находили её причины. Поднялась, пошла в спальню проверить, спит ли Дейв, но, открыв дверь, увидела, что постель заправлена. Уже ушел на работу? Единственный вопрос в голове: сколько же времени проспала? Быстрый взгляд на часы, стоящие на тумбочке возле кровати, и Изабел поняла, что было только лишь семь утра. Но куда же тогда ушел Дейв так рано? Тишина, которая просто разрывала квартиру, не оставляла сомнений, что никого, кроме девушки, дома не было. Она пошла в прихожую, уже понимая, что не обнаружит там ни обуви, ни пальто Дейва, но всё равно сердце будто оборвалось, когда эта догадка оправдалась. Всё вокруг казалось нежилым, когда не висела его одежда, когда у зеркала не лежал брошенный шарф, что Бел подарила ему на прошлое Рождество, который ему так понравился, что он сказал, что никогда не будет снимать его. Она вспомнила, как посреди лета, после ссоры, он приехал к ней на работу и ждал под палящим солнцем почти час замотанный в этот шарф, пока она освободится, а девушка тогда посматривала в окно из конференц-зала и пыталась сдержать смех. Уже хотела улыбнуться своему воспоминанию, но вдруг мгновенно похолодела от страха, заметив, что к зеркалу прикреплена записка. Дрожащими пальцами сорвала ее, боясь прочесть то, что могло её там ждать...

Я старался... Действительно старался... Прости...

Тело трясло уже крупной дрожью. Снова и снова перечитывала эти слова, пытаясь до конца понять их смысл, но казалось, что в тот момент разучилась читать. На негнущихся ногах вернулась в спальню и открыла шкаф. Пыталась прикрыть рукой рот, но и без того ни звука не смогла произнести, скованная ужасом. Отшатнулась от абсолютно пустых полок, на которых еще совсем недавно немного кособокими стопками была сложена одежда Дейва. Без сил осела на пол, сжимая в руках злосчастную записку и пытаясь осознать всё происходящее. Ещё вчера Бел казалось, что хуже ничего не может произойти, но выключенный телефон Дейва не оставлял никаких надежд.

Слёзы текли с новой силой, на которую, как казалось, уже была не способна. Время остановилось в этот миг. Дни сменялись другими, недели за неделями подходили к концу, не оставляя после себя ничего, кроме слез и телефона, сжатого в руках, что упорно молчал. Не было уже боли, не было никаких чувств. Изабел была полностью опустошена, только горячие дорожки на щеках говорили о том, что она еще жива.

Но в день, когда закончились слезы, она решила, что обязана начать новую жизнь. Всё с самого начала.