Станция невозвращения

Глава 1

   Темные туннели Метро.
    Их боялись все, по-другому было нельзя. Точнее, боялись не самих туннелей, а извечную тьму, которая их заливала. Здесь, на глубине в несколько десятков метров, темнота была полноправным хозяином. Сначала люди не замечали этого, ежедневно спускаясь в метро и погружаясь в неизменную людскую толчею часа пик живущего в бешенном темпе мегаполиса. Тогда, до ядерного Апокалипсиса, все казалось простым и привычным. А зачем задумываться над простыми вещами? Вполне хватает собственных забот. В них и проходила вся жизнь под привычное басовитое гудение метропоезда, яркий белый свет, заливавший платформы, и специфический, никогда неисчезающий запах – смесь разогретого машинного масла и старого железа. И не было никакой тьмы. Точнее, она клубилась по углам, за выступами бетонных тюбингов, там, куда не доставал яркий свет платформ, и будто ждала своего часа.

Тьма умела ждать.

И этот час наступил, когда огненная волна ядерного урагана ударила расширяющейся окружностью, сметая бетонные коробки и зданий и ставя жирную точку на том, что называлось жизнью во всех смыслах этого слова.

Все, кто остался жив после этого кошмара и сумели сохранить искру разума, теперь обязательно ставили предлог «до» или «после».

«До» означало жизнь со всеми ее чаяниями, надеждами и планами; «после» - медленное угасание глубоко под землей в темных туннелях Метро.

А вот тьма ожила – наступило ее время. Теперь она казалась не просто темнотой, а какой-то плотной, почти физически ощутимой субстанцией. Словно бы мир вокруг залили непроницаемой черной тушью. И еще темнота обрела голос. Раньше говорили, что темнота и тишина – родные сестры. Но пришло время, и одна из них исчезла. Теперь темнота звучала. Здесь, в длинных, скованных мраком перегонах, никогда не было абсолютно тихо. Шелест туннельного сквозняка, писк расплодившихся без меры крыс, шорох осыпавшегося мелким крошевом бетона – все это наполняло пространство каменной паутины, именуемой метро. Но не только это. Еще был зов тоннелей. Его еще называли голосом метро. Люди боялись говорить о нем открыто, это считалось дурной приметой. И лишь замутив разум дозой некачественного алкоголя местного производства осмеливались рассказать пару-другую баек о тех, кто ушел во тьму, повинуясь зову…

Тьма жила. И брала неизменную дань в виде человеческих жизней.

Это признавали все ныне живущие в метро, но никто не осмеливался произнести вслух, словно этим самым расписался бы в собственном бессилии перед ней, неосознанно отдавая власть над всем сущем тому, что клубилось в длинных перегонах туннелей.

Вот и сейчас она была совсем рядом –  в тридцати шагах, где луч не слишком мощного прожектора уже терял силу, превращаясь из мощного, рубящего темноту светового клинка, в размытый столб света.

Павел Шорохов смотрел в темный зев туннеля, не отпуская вытертой, рифленой рукояти ручного пулемета. Холодная сталь оружия успокаивала и придавала сил, светящаяся точка ночного прицела – уверенности в том, что он сможет остановить любое кошмарное порождение туннелей.

Но на этот раз дежурство на блокпосту выдалось спокойное – лишь пару раз в темноте раздавались шаги, охрана хваталась за оружие, но это оказывались торговцы, следующие транзитом в Полис. Вот и сейчас, бросив еще один взгляд в темное жерло тоннеля, Павел повернулся к горевшему в паре шагов костерку. Небольшое пламя достаточно разгоняло сумрак и делало огороженный бруствером из мешков с песком участок поста относительно уютным. У костра, сидя на все тех же мешках, двое охранников увлеченно резались в карты.

Павел плюхнулся рядом, привалившись к стене.
- Ну что, Егор, еще не весь боекомплект просадил?- усмехнувшись, спросил он у взъерошенного парня в затертом военном бушлате, камуфлированные разводы которого давно вылиняли, отчего одежда приобрела неопределенный цвет.
Тот кисло улыбнулся, не отрывая глаз от карт.
- Сегодня непруха какая то, - буркнул он.
- А у меня пруха! – расплылся в улыбке другой – невысокий полноватый парень с наголо обритой головой. Он демонстративно шевельнул лежавшую тут же шапку, в которой звякнула дюжина патронов. – В игре же как? То ты, то тебя.
- Угу, - кивнул Егор.- Вот сменимся, я тебя сделаю, философ ты наш. А то тут даже масть толком не видно!
- Как же! Неча на зеркало пенять, коли рожа в саже….
- На свою посмотри, яйцеголовый….

Павел улыбнулся их перебранке – эти двое были его давними друзьями и не упускали случая подначить друг друга. Сам он был равнодушен к картам и к азартным играм вообще. Играл разве что в шахматы, но найти партнера по столь интеллектуальной игре в метро было проблемой.

Набулькав из канистры воды в закопченный помятый чайник, он повесил его на огонь. Дождавшись, когда чайник выдал белесую струю пара, Павел бросил в железную кружку пару щепоток заварки, залил кипятком и накрыл собственной шапкой, чтоб настоялся.

Всякий раз, заваривая чай, он усмехался про себя – насколько все относительно в этом мире! Тогда, еще до Апокалипсиса, то, что они сейчас называют чаем, не стал бы пить ни один из самых захудалых бомжей. А теперь рады и этому. Сушеные грибы с какими-то специями – предел всех мечтаний.

Он покачал головой, усаживаясь опять на мешок с песком. Кружка с чаем приятно грела руки. ВДНХ, некогда самая обыкновенная станция метро, теперь снабжала этим напитком всю подземку. Благодаря грибным плантациям быстро поднялась до уровня развитой, зажиточной – по местным меркам – станции. Павел никогда не был там, но, судя по рассказам торговцев, под плантации там отдано все возможное пространство – все подсобные помещения и даже часть туннелей. В этом был смысл: выгодный товар, пользующийся спросом везде. Даже могущественная Ганза, не смотря на множество разбросанных по кольцу станций с разными условиями, так и не смогла организовать производство такого чая, как делали на ВДНХ. А тамошние умельцы свое дело знали и хорошо хранили секреты. Но опять от тех же торговцев Павел слышал, что на рынках Газы еще можно купить настоящий чай – тот самый, еще из доапокалиптических времен. Но цена его было просто бешенной, и доходила до тридцати патронов за двухграммовых пакетик. А стограммовая пачка чая стоила ненамного меньше автомата Калашникова. Шорохов понимал, что достать сей бесценный продукт могли только сталкеры, непонятно как разыскивая уцелевшие по прошествии двух десятилетий армейские склады, нетронутые радиацией и грунтовыми водами. Торговый люд говорил еще, что от таких складов проку мало – все консервированные продукты давно пришли в негодность, и лишь чай, соль, сахар и еще немногое другое смогло избежать губительного воздействия времени. И еще кофе.
Павел откинулся на холодную бетонную стену и мечтательно закрыл глаза.