Старый замок

– О боги… – Татиша вздрогнула и прижала руку к иссушенным губам. Конь нервно прядал ушами, переминаясь с ноги на ногу, будто чувствуя незримую преграду.
– Ну что ты, Сумрак, – девушка похлопала животину по шее, огладила, успокаивая. – Что разнервничался? Конь фыркнул, но пошел дальше.
– Этрих не отставай, до ночи бы устроиться, – крикнула девушка брату, пока тот осматривался вокруг. До замка оставалось не так много, как и до сумерек.
– Татиша, ты ничего не перепутала? Вот этот старый замок? – полный скепсиса взгляд укоряюще застрял на женском профиле. Но сосредоточенно размышляя о чем-то своем, девушка не ответила. Только подбадривала коня, чтобы тот не останавливался. – Это же старые каменные развалины. Тут скорее всего уже все унесли, только камни не успели растащить и то, только потому что везти их отсюда много мороки. Татиша, ты меня слышишь?
Сердитый голос ворвался в сознание девушки, отрывая от тяжелых мыслей. Да, она и так прекрасно знает, не надо лишний раз напоминать ей о том, что от былого величия древнего рода тут осталось совсем немного. Каменные остовы зданий и башен, частично обрушенные, черными обрубками тянулись ввысь неба, чернели, пугая случайных путников. Да что там, таковых наверняка тут давно и не водится, только если звери какие плутают, да и они, вернее всего, стремятся к ночи убраться куда подальше.
– Уймись, Этрих, мы не для того мчались сюда через половину континента, чтобы повернуть назад у самой цели, – осадила девушка брата, в его глазах читался страх, будто даже неподдельный, непонятый. Наверное, от того и сердился.
– Что ты будешь делать! Тата, чертовка, не любо мне тут, дурное чую, может назад?
– Езжай, если так боязно, – фыркнула девушка, небрежно махнув рукой. – Этрих, я останусь, ты знаешь сам, не поверну.
Мужчина умолк, понукая лошадь не отставать, да только она все больше и больше взбрыкивала, ржала, противилась.
– Вот же упрямая скотина , – раздраженно шипел Этрих, но все было без толку.
Впереди уже виднелась насыпь, за ней когда-то жил своей жизнью вольный городок у стен замка. Выжженная земля – все, что осталось.
Татиша спешилась, глядя с вызовом на руины, манившие ее душу. Немного осталось, совсем немного. Намотав поводья на кулак, девушка сделала первый шаг, тело словно пронзило дрожью, в глазах на краткий миг расцвела безумная вспышка огненного цветка, распустившегося над соседним кварталом, яростное пламя, пожиравшее все, до чего только могло дотянуться принимало угощение: дома, сараи, скотина, люди… В лицо пахнуло жаром.
Татиша моргнула, наваждение исчезло, но казалось, запах гари все еще щекотал ноздри. Татиша обернулась, глядя на побледневшего спутника. Видать тоже не хорошо.
– Не хочешь – не иди, – бросила девушка брату и упрямо зашалага вперед. Странное ощущение терзающее ее ум, стало растекаться горьким сомнением. Правильно ли ворошить старое? Верно ли она поступает? Отойти от своего слова, нарушить? Разве так можно? Клятвы нельзя нарушать.
Сердитые слова, брошенные ей в спину, Татиша пропустила мимо ушей, они стали захлебываться в звоне и криках. Стоило моргнуть и сызнова открыть глаза, как перед глазами девушки развернулся бой, страшный, кровопролитный. Латники сражались без чувства жалости или сожаления, земля застонала от крови напитывавшей ее, не могла простить гибели своих неразумных детей. Сталь вспарывала плоть, крики ярости смешивались с предсмертными хрипами, болью, отчаянием, смрадом и огненной копотью, смешиваясь в страшную песню войны.
– Ты слышишь? Ты это слышишь, Этрих? – голос Татиши дрогнул, но звон прекратился, превратившись в хрустальную тишину, прозрачную и о того еще более плотную, тягучую. Сердце забилось быстрее, разгоняя липкий холодок страха.
– Эт..рих.. – прошептала девушка, перед ней высились развалины замковых врат. Ладонь коснулась холодного камня. Холодного? Татиша протянула руку и тронула теплую шершавую поверхность, удивленно пытаясь понять смысл. Прижалась к полуразрушенной стене пытаясь обнять, словно она живая, и истосковавшаяся по своей дочери мать. В уголках глаз защипало, но наваждение снова схлынуло. Девушка уперлась в ледяные черные глыбы. Черт! Хотя не стоит упоминать его всуе, не то что здесь и сейчас.
Дорога, затейливо разукрашенная ямами, рытвинами, вывороченными пластами земли, уводила к зияющему тьмой провалу над разрушенными ступенями. Створки величественных огромных дверей, когда-то радушно распахнутых для приема гостей, ныне сорваны с петель, выставляя на обозрение сиротливое нутро здания. В голове вспыхнула искра боли – белые всполохи, разрывающие грунт падали под ноги, били по соседним клумбам… мгновение… их уже нет, ни цветов… ни зелени… только выжженная земля и камень, спекшийся от сильного колдовства. Татиша опустилась на одно колено, тронула оплавившийся край одной из воронок. Больно… Земля все еще полнилась болью и скорбела. Или… Нет же… Нет… Она мертва… Только память все еще теплится, пытаясь цепляться за фантомы прошлого.
Татиша взглянула на руки выпачканные в серой саже. Когда она отпустила коня? Удивленно огляделась. Странно.
– Этрих? – спросила она звенящую тишину, всматривалась назад. Да, кажется, вон там, далеко, это он. Просто отстал. А сама Татиша, глупая, как могла упустить своего коня? Случайно. А Этрих, он не дал животине убежать. Точно, он не мог бросить сестру, не смотря на то, что трусит.
Ступени, потрепанные временем, ветрами, заклятиями… Пыль и камни противно заскрипели под подошвой. Тихий испуганный вздох, Татиша замерла, как будто удивилась, что может еще что-то слышать. Тишина оказалась такой переменчивой. Шаг, еще шаг, глаза старательно всматривались в темноту, пытаясь привыкнуть. Нет, кое-где проглядывается свет, высокий потолок таил в себе тайны фресок за копотью. Не мудрено, стены когда-то глодал голодный огонь.
Девушка вскинула голову, посмотрела наверх. Узкие стрельчатые окна красовались осколками битых витражей, цвета которых даже не угадывались. Словно хищные пасти они грозились не выпускать случайную жертву, додумавшуюся войти и потревожить покой старого замка. А он, в желании пробудиться от многолетнего сна, ждал, дышал пылью и пеплом, ожидал первого шага гостьи.
Татиша осмотрелась. Если древние карты не лгали, где-то недалеко должен был находиться тронный зал, где на каменном возвышении, испещренном древними рунами, должна была восседать королева. Юная и прекрасная, не сумевшая спасти свои земли, не сумевшая защитить свой народ и сражавшаяся до последней капли крови. Древние песни рассказывали о ее смелости и доблести, о предательстве и великом сражении. Кто-то приписывал слова любви и ревности, но все менестрели как один, клялись в том, что дева была чиста духом. И только тьма смогла погубить невинную душу. В голове полилась мелодия, будто один из певунов вот тут, всего в паре шагов от путницы, запел эту сказку, и воспоминания всплывали на поверхность, дав возможность взглянуть в прошлое.
Будоражащий душу тихий хруст прервал мысленные искания. Татиша взглянула под ноги, холодея сильнее, чем то возможно в недрах старого постылого каменного склепа, коим стал древний замок. Весь пол залы до самого трона усыпали кости: пустые остовы и черепа, перемешанные с пылью и мраморным крошевом от разбитых колонн. Девушка нервно сглотнула, в нос ударил затхлый запах смерти, хотя вся плоть давно сгнила и кроме пыли, да пустых костей, нечего и искать. Тревога забилась под кожей каждой жилкой, и сердце с новой силой встрепенулось, не позволяя страху возобладать над разумом. Она так давно ждала, так долго готовилась и с таким тщанием изучала руны, что просто не могла не дойти. Древние кости не могли ей навредить, магия давно уже выветрилась из старых стен, замок давно перестал жить, дышать ею, питаться эфирами. «Там, где нет жизни, и магии тоже нет», – повторила про себя Татиша.
Хруп… раздалось под ногами. Хруп. Татиша съежилась, но продолжила идти, не веря собственным ушам, ибо казалось, шагает никак не хрупкая девушка, а крупный закованный в броню латник, до того шум казался громким. Он множился и уносился ввысь, отталкиваясь от стен и потолка, и снова приумножался, пугая незваную гостью, а потом замирал, словно замок затаился и ждал, нового шага, дабы потешиться над страхом единственной живой души, заглянувшей в гости. Ждал… Он определенно чего-то ждал.
«Какие глупости», – подумала девушка, но напряжение не оставляло, не позволяя расслабить руки, давно сжавшиеся в кулаки. Не стоило накручиваться себя, обстановка и так выглядела слишком угнетающе.
– Просто не думать о том, что ступаешь по чужим костям. Просто идти», – повторяла Татиша неслышно, беззвучно, одними губами, силясь не зажмуриваться от шума. Чтобы дойти. Чтобы преодолеть собственное я. Чтобы не упасть…
…Она восседала на троне, как и пели в балладах. Возможно, прекрасная в своей прошлой жизни. О том не мог поведать череп с пустыми глазницами.
– Королева Талейла, – прошептала гостья и замерла, прислушиваясь, как сквозняк уносит слова дальше в темные коридоры. Боль пронзила сердце так ясно, что захотелось плакать, а язык отнялся. От неожиданности не получалось ничего, только хватать горячий воздух ртом, и молчать, разевая все шире и шире рот, забившись в исступлении, будто рыбина выброшенная на берег. Жалкая, умирающая… Чья-то добыча…
– Вот и все, Талейла, ты славно сражалась, – говорил кто-то совсем рядом, но лица его было не разглядеть.
Боль прекратилась, Татиша открыла глаза, оглядывая величественные стены, изукрашенные золотом, сандалом и мрамором. И будто не было той боли в груди. Совсем. Но было что-то другое.
– Талейла, я вызываю тебя на поединок, – грянул голос знакомый, до боли, до крика, до слез. Татиша не верила тому, что слышала, но глаза не обманывали? Или…
– Этрих? – то ли удивленно спросила, то ли выдохнула Татиша, вглядываясь в лицо брата. Догнал, теперь не даст ее разуму погрязнуть в пучины безумия. Сделать несколько шагов и он рядом. Только… Только его глаза уже не светились тревогой и беспокойством, они не полнились страхом. В руках его сиял вороненой сталью клинок.
– Сражайся или умри! У меня нет иного выхода, – с обреченной злостью выкрикнул он и направил острие к сердцу Татиши.
Внутри что-то бунтовало, что-то просило выхода, будто кто-то раздирал изнутри, просясь на волю. Татиша окинула взглядом залу, силясь найти ответ. Десятки внимательных глаз уставились на нее, в ожидании. Ее слово сейчас вершило судьбу.
Татиша сглотнула, чувствуя холод у сердца, теряясь в собственном осознании. «Этрих сражается лучше многих воинов», – говорил внутренний голос. Это было частью ее жизни. Брат учил владеть оружием без поблажек на возраст, не глядя на девичью красу и слабость.
– Дайте королеве оружие, – приказал Этрих. Татиша поймала рукоять сабли, сердце забилось, душа боролась с непониманием, с сумасшествием, накатывающем так близко, чтобы погрузить разум во тьму.
– Ты не сможешь победить меня, не в этот раз Этрих, – холодный голос, другой, раздался из уст Татиши. Разумные мысли в голове девушки, бились испуганными птицами, пока другая часть ее сознания готовилась к последней битве.
И сталь коснулась стали, рождая новую песню, песню боли и слез.
– Убей меня в честном бою, и я тебя более не потревожу, – укололи слова брата.
«Я не смогу убить брата», – тяжело пронеслось в голове.
«Не брат он тебе, – шипело в ответ, – не брат. Он убил всех, кто любил тебя. Он убил. Ты его цель, ты его награда, ты его спасение и покой».
Мир переворачивался с ног на голову, в горле застыло злое «нет», но сталь снова встретилась, выпуская сноп искр, время для размышлений иссякло. Поворот, рывок, взмах, удар – так учил Этрих. Защита, удар, снова сноп искр. Сабли звенели, вокруг гудели воины, и каждый принимал сторону не ее, владычицы и повелительницы, а предателя, отдавшего душу алхимику за злое колдовство. Татиша вдруг поняла это слишком отчетливо, отдаваясь новому порыву смешанной злости и отчаяния. Краски потеряли яркость, под ногами снова раздавался хруст костей. А перед ней стоял все тот же Этрих, среди разрушенных колон.
Печаль закравшаяся в сердце Татиши вместе с осознанием, растворялась в крови, разгонялась кровью по венам. Этрих сам учил ее, он знал каждый ее шаг. Он мог лишить ее жизни уже десяток раз, и не скрывал, что жаждал ее смерти. Они прожили вместе бок об бок долгих шестнадцать лет и каждый из этих дней она верила ему, как самой себе. А он стремился убить, в каждом взгляде, в каждом его движении читалась пляска смерти. Но сегодня Татиша была не одна. «Не сегодня твоя смерть», – ласково шепнул голос, иной, другой, но будто бы свой. Новый взмах саблей и гул солдат, ожидающих окончание поединка, взорвался с новой силой. Сердце билось в унисон с другим, чужеродным, но своим, рождая новый союз.
Через две секунды, звенькнула отброшенная сабля, под хриплый мужской вскрик, пальцы все еще сжимали эфес, но уже напрасно. Рука Татиши отпустила рукоять кинжала, нашедшего место между ребер Этриха.
«В самое сердце», – похвалила сама себя, другая Татиша. Глаза мужчины стали терять былую злость. А пред глазами проносились картины былого. Рассветы, закаты, встречи и расставания, любовь и ревность, терзания и предательство. И мертвый ребенок под сердцем королевы. Мертвый от зелья черного колдуна, пронесенного Этрихом в замок. Блеск золота померк, на старые кости из дрожащих женских рук упала сабля. Девушка устало осела на грязный пол рядом с окровавленным телом, сердце еще выпускало кровь, и старый замок впитывал ее словно жертвенное подношение, словно дань, которую живые давно задолжали ему.
– Этрих, что ты натворил…. – горячие слезы пустились мокрыми дорожками по щекам, упали на пол, смешиваясь с кровью.
«Заклятье свято… твоя расплата… заклятию древнему дань вернуть»…. – шелестело вокруг, одуряя, опьяняя и лишая последней крупицы разума. Замок получил свою жертву и оживал, чтобы принять новую королеву.