Стопроцентные чары. Пас 2. Кроссовер масок

Глава 5. Истины исключительных слабаков

Есть первый день, и я застряла в нем

Среди цветов увядших зимним днем,

Средь льдов слезливых летним утром,

Весной и осенью покрытых перламутром.

Где я? Смешалось все в цветастом блеске

И в океане боли утонуло в громком всплеске,

Пока я гордо шла под каплями дождя,

Единственным путем саму себя ведя.

Кто я? Все просто было до сих пор,

И под ноги направлен равнодушный взор,

Стремление одно, усилия все те же,

Но счастье ощущаю с каждым разом реже…

Впервые четкая направленность в действиях проявилась у Аркаши уже в раннем возрасте. Стремление к идеальности. Это стремление стало целью, которая помогла бы исполнить ее единственное заветное желание…

В тот день в детском саду было особенно суетно. Дети в первый раз в своей короткой, но счастливой жизни пытались рисовать жирафа. Весьма ответственное мероприятие.

Маленькая Аркаша отстраненно разглядывала картинку животного с удивительно длинной шеей, выданной для примера, и тихонько негодовала от того, что воспитательница Варюша рекомендовала начинать рисовать жирафа с тела, а затем уже приделывать шею с головой и остальные конечности. Аркаше же хотелось изобразить сначала голову и шею.

– Ух ты, красотища какая!

Насупленная Аркаша обернулась. Воспитательница Варюша, нагнувшись над столом Борьки-соплежуйки, восхищенно рассматривала его рисунок. – Жираф как настоящий вышел! Умница. Теперь раскрась его, а вечером покажешь маме, чтобы гордилась. Она похвалит тебя за такую красоту. И любить тебя еще больше будет!

Аркаша навострила уши.

– Похвалит? – с расстановкой произнесла она.

Все еще улыбающаяся воспитательница Варюша повернулась к ней и кивнула.

– Конечно же, похвалит.

– Меня похвалит, – вмешался Борька-соплежуйка и гордо шмыгнул носом.

– Если нарисовать жирафа красиво, то за это тебя точно похвалят, – продолжала размышлять Аркаша. – А обнимут?

– Конечно. Это тоже своего рода похвала.

– И будут любить?

– Ну конечно.

– Точно?

– Конечно!

Аркаша, посерьезнев, кивнула и повернулась к своему все еще пустому листку. Ей необходимо было нарисовать красивого жирафа, чтобы потом показать рисунок тете Оле. И тогда тетя похвалила бы ее. И обняла. И полюбила бы.

Аркаша очень старалась и вечером, полная надежд, продемонстрировала жирафа тете Оле.

– Что за каля-маля? – буркнула Ольга Захарова, отпивая дешевое вино прямо из коробки.

– Жираф. – Аркаша предвкушала похвалу и объятие.

– С кем спарилась жирафиха, чтоб получился такой уродец? – поинтересовалась тетя Оля, нащупывая ногой тапок под кофейным столиком.

Девочка затруднилась с ответом, а потому просто снова указала на сам факт:

– Но это жираф.

Однако тетя Оля не спешила хвалить ее, и девочка никак не могла понять причину.

– Выкинь это убожество, а то оно ночью мне сниться будет.

Обещанной похвалы не последовало, и Аркаша, поразмыслив, пришла к выводу, что ее рисунок был ужасен. За ужасный рисунок тетя Оля не станет ее любить.

Девочка стала рисовать жирафа каждый день – снова и снова. Усердно копировала цвета его шерсти с картинки-примера, аккуратно выводила все контуры и показывала рисунки воспитательнице Варюше, чтобы оценить и ее реакцию. К удивлению Аркаши, та беспрестанно восхищалась талантом девочки, а вот тетю Олю жираф отчего-то по-прежнему не впечатлял.

«Должно быть лучше. Все должно быть лучше», – думала Аркаша, постепенно проецируя эту мысль на каждое свое действие. Ведь то, что не идеально, не может понравиться тете Оле. И она не полюбит свою бездарную племянницу…

Однажды холодным осенним вечером, когда пришедшая в детский сад за своей подопечной Ольга Захарова, сдерживая раздражение, наблюдала за тем, как, стоя у шкафчика, торопливо одевалась Аркаша, ее окликнула воспитательница Варюша.

– Не уделите мне пару минут?

Ольга Захарова мрачно взглянула на улыбающуюся женщину.