Странник

Странник

Он пришел в селение в начале осени, когда еще только начинало холодить по ночам, а обмолоченное жито недавно засыпали в амбар.

Худой и немощный, в болтающейся на теле одежде, с наголовником выгоревшего и заношенного плаща накинутого так, что он закрывал все лицо до самой шеи.

Старший, вышедший навстречу пришлому, подивился, как тот вообще видит дорогу. Медленно,  с опаской он подошел ближе. Чужак, как и полагалось, не вошел в круг ограды – под защиту предков допускались лишь поселяне, да те, кого впустит Старший.

- С чем пришел?

Старший был еще в силе – весен сорок, не больше, осанистый и дородный, с густыми  рыжеватыми волосами, в которых было совсем мало седины. Сбоку от него стало еще двое здоровых мужиков – защитить, если пришлый затеет какое зло.

- Хочу попроситься зимовать у вас.  Я не бездельник, работу знаю – нахлебником не стану.

Старейшина нахмурился. Вид чужака ему не понравился – не принес бы какую болезнь, или проклятие на род. Но и отказать человеку просто так было не по совести – селение большое, места хватало, да и год был урожайный – не обеднели бы.

- Пустить не трудно. Да только вижу я тебя первый раз – вдруг ты какой заразой болен? Или тебя прокляли – помрешь – что я с тобой делать буду? Сам знаешь, проклятые после смерти не успокаиваются.

Чужак переступил с ноги на ногу.

- Я не болен и не проклят – поранен был. Сам думал – не выживу. Но, как видишь, костлявая меня решила оставить.

Казалось, разговор отнимает последние силы, руки все сильнее сжимали крепкую палку, даже суставы побелели.

Старший, наконец, решился. Белян не имел ведовской силы, но в людях разбирался, он нутром чувствовал подлость и злобу. Поэтому пришлому поверил сразу.

- Хорошо. Займешь избу знахарки. Она зимой ушла от нас к чурам, дом с тех пор пустой.

Знахаркина изба стояла на отшибе, но под защитой жилого круга. Крайняя с западной стороны. Маленькая и старая, избушка была еще вполне крепкая. На стропилах висели засушенные травы, а на полках виднелись горшки и чашки.

Старший прошелся про избе, обвел рукой:

- Ну вот, хозяйство какое, утварь почти вся есть, даже травы остались, живи. Есть пока приходи в мою избу, потом я тебе выделю запасов, но немного.

- Благодарю.

Пришлый бросил на лавку тощую котомку и сел рядом с ней.

Старший присел рядом и, немного помолчав, спросил:

- Чем жить станешь? До весны еще долго – дань после перелома зимы будет, в этом году тебя не будем считать, но в следующем – сам понимаешь.

- Охотиться буду, в здешних лесах пушнины можно много добыть, и мясом запастись. А повезет – так что и продам на торге. Я по дереву хорошо режу – селение ваше богато, да и город не так далеко - думаю смогу продать или выменять на что, вот немного поздоровею – пойду на охоту, дерево подыщу подходящее.

- По дереву резчик – хорошо это, у нас мастеров таких и нет, повезло тебе. И охотников у нас тоже мало – так, только на шубы, да для дани некоторые ходят. Только у богов надо будет благословение попросить.

Пришлый кивнул:

 – Попрошу, как пойду в лес.

Он уже хотел подняться, но, вспомнив вдруг, спросил:

- Меня Беляном зовут, а тебя как называть?

Пришлый вздохнул.

- Нет у меня сейчас имени, Белян. Старое – умерло, новое – не приросло еще. Так что как назовешь, так и будет, - он махнул рукой, - хоть горшком...

***

Пришлый поначалу пугал жителей, и Беляну не раз попеняли на неосторожность и доверчивость. Он выглядел по-прежнему страшно, одежда как и прежде болталась на худых согнутых плечах, а лицо скрывала тень от капюшона. Бабы обходили его стороной, держась за обереги от дурной силы или сглаза, а дети – наоборот, тайком подходили к самой избе, им любопытно было наблюдать за странным человеком.

Да пришлый и сам мало с кем заговаривал и только о деле, больше молчал. Он и вовсе селян сторонился и никогда долее необходимого на людях не оставался.

Ходили разговоры, что пришлый – каженник[1], потому и пришел из лесу и заморенный такой, что леший не оставит его теперь и на селение, спрятавшее от него человека, обрушится гнев лесного Хозяина.

К нему пристало назвище Странник, потому что и вид его, и речь, и само появление пришлого было не таковым, так привыкли сосновцы, странным.

За глаза  же и вовсе прозвали Блазнем[2].

Постепенно жители Сосновой привыкли к странному чужаку, так и не открывшему лица. Разговоры утихли после того как Странник, собираясь на охоту, вошел в святилище и долго о чем-то говорил с хранителем. Старший сначала хотел пойти с ним, но Странник попросил не делать этого и Белян послушался – боги сами рассудят, ни к чему излишняя подозрительность.

Боги приняли его благосклонно – дым негасимого очага окутал Странника с ног до головы и языки огня, казалось, обнимали его, лишь чуть не касаясь рук, протянутых к очагу – невиданное дело. Белян, наблюдавший издали, только диву давался – он никогда не видел такого, но знак был явно хороший – чистый огонь не станет так ласкать дурного человека. Когда дым рассеялся, казалось, Странник выпрямился, стал, не таким сгорбленным.

После, когда Странник ушел, хранитель святилища вышел к Беляну и сказал ему тихо, чтобы не слышали любопытные:

- Непрост ваш пришлый. И богам он знаком, значит сам не слаб силой, и в обрядах не только участвовал, но и совершал их. Видел, как ему огонь радовался – как побратиму. Да и лица его не видно совсем не из-за тени – он специально тому, кто смотрит глаза отводит, значит силу имеет и знающий. Чувствую я, крепко жизнь его переломала и непросто, не людскими руками.