Странные сны

Странные сны

Ана проснулась от яркого света, залившего ее небольшую комнату до последнего уголка. Часы показывали без десяти семь, но было светло, как днем. Сладко потягиваясь и зевая, девушка чуть было не прельстилась мыслью понежиться в постели еще часок-другой, но тут проснулась почти забытая ею мысль, — да не просто мысль, а, скорее, мечта. Мечта о сказочном снеге. Так вот почему так светло!

Пулей вылетев из-под двойного верблюжьего одеяла с простенькими узорами, Ана подскочила к окну, одернула светло-желтые шторы и распахнула настежь ставни. Вот так повезло! Исчезли лужи, вывески магазинов, автомобили, даже деревья целиком оделись в белое. Выпал снег, да еще какой! Наспех обувшись в старенькие тапочки, Ана прямо в цветастой пижаме выбежала на улицу и сразу же по колени увязла в сугробе, который возвышался на месте роскошного куста барбариса, посаженного тетей Шурой слишком близко к подъезду. Сейчас девушка не задумывалась, откуда она знает такие подробности о месте, совершенно для нее незнакомом. Она просто продолжала стоять по колена в снегу и, нагнувшись, обеими руками выводила на нем узоры с верблюжьего одеяла. Эти узоры она также видела впервые, но была совершенно уверена в том, что рисует их правильно. Ах, какой чудный воздух! Сейчас бы чашку горячего какао!

Вспомнив вкус напитка с непривычным для слуха названием, Ана решительно выпрямилась, стряхнула с рук снег и повернулась к входной двери. Потянув на себя тяжелую, обитую железом дверь, она чуть не была сбита с ног выбегающим из подъезда мужчиной лет пятидесяти, несущим в руке пухлый чемоданчик коричневой кожи. Мужчина был лысоват и слишком полон для своего небольшого роста, о чем свидетельствовало его шумное дыхание, тотчас превратившее чистый зимний воздух вокруг его лица в непроглядный туман. Едва увернувшись от Егора Фомича (она знала его имя!), девушка, все еще держась за ручку двери, потеряла равновесие и плюхнулась в сугроб возде другого барбарисового куста. Первый, уже немного нарушенный Аной сугроб, был тотчас занят Егором Фомичем, который, судя по громкому «Ай-яй-яй!», добрался аж до колючих веток. Барахтаясь в пушистом снегу, Ана все же сумела подняться на ноги, хотя и не без некоторых усилий. Затем она помогла встать товарищу по несчастью. Хотя о каком несчастье могла идти речь! Она бы целый день валялась в этой мягкой небесной вате, тихонько поскрипывающей, будто пытающейся ненавязчиво привлечь к себе внимание. И все-таки Ана знала, что через считанные минуты с большой метлой из голых вербовых веток и жестяной лопатой появится дворничиха тетя Шура и начнет убирать крыльцо, сворачивая эту кратковременную перину и откатывая ее прочь от бетонных тропинок… нет, дорожек… ах, да, — тротуаров.

Ана встревожилась. Неужели конец? Она так давно ждала сон о снеге, в который можно провалиться по колени, и вот сон уже кончается? Она не успела даже хорошенько разглядеть этот сон, не погуляла по нему, не насладилась видами, запахами, звуками, прикосновением к дивным предметам и вкусом необычных яств и напитков… Ана постаралась замереть, не двигаться, расслабить все тело, помочь ему вернуться в этот сон, остаться в этом сне еще на минутку… еще на часок-другой… Но сон ускользал. Он таял, словно воск, поднесенный слишком близко к пламени свечи, как туман в долине над рекой тает от утренних лучей проснувшегося солнца, выглянувшего из-за суровых гор. Сначала начал исчезать Егор Фомич, затем сугроб с помятым барбарисовым кустом, затем весь подъезд, весь пятиэтажный дом, в котором кроме Аны жили десятки людей, которых она знала по именам, хотя никогда с ними не встречалась… Последней растаяла ручка от растворившейся тяжелой двери. Ана сосредоточенно старалась удержать эту ручку от исчезновения всеми возможными усилиями воли, даже пытаясь сжать ее обеими руками. Девушке казалось, что за нее можно удержаться в этом сне. Ручка все равно растаяла, высохла и влага от снега на ладонях. Сон, ставший на мгновение туманом, развеялся без следа.

Потрескивал костер. Ана приподнялась на локте, протерла кулачком глаза. Зажмурилась на несколько секунд. Вот она сейчас откроет глаза и снова будет стоять на заснеженном крыльце, поддерживая за плечи неуклюжего соседа из двенадцатой квартиры. Затем она предложит Егору Фомичу заклеить его разодранный колючками указательный палец пластырем, и он согласится. Они отряхнут снег друг с дружки и зайдут в квартиру номер два, где живет Ана. Егор Фомич останется стоять у двери, а она, забежав на кухню, станет рыться в шкафчиках и наткнется на пакетики с растворимым какао. Ана предложит Егору Фомичу чашечку шоколадного напитка, и он согласится, не может не согласиться! Они сядут за маленький круглый столик на кухне и примутся обсуждать погоду, периодически отхлебывая из чашек и без устали расхваливая снегопад, так удачно разразившийся прошлой ночью. Затем Егор Фомич заторопится, вспомнив о работе, и Ана на прощание заклеит ему царапину кремового цвета пластырем. Пластырь весь в дырочках, как щеки тети Шуры, — кажется, она в молодости болела оспой…

Ана не знала, откуда у нее столько сведений о мирах, существующих в призрачном измерении ее сонного воображения. Она знала одно — ей не хотелось, чтобы эти миры исчезали. Именно поэтому девушка вот уже несколько минут медлила открывать глаза. Она боялась, что привычная реальность мгновенно рассеет до боли родные обрывки, остатки сна. Но нельзя ведь жить в страхе!

Миг, — и глаза открыты. Реальность не подвела, — все так же потрескивает небольшой костер, легкий ветерок доносит откуда-то пряный запах тины, примешивая его к звонкому хвойному лесному воздуху. Блики от костра выхватывают из темноты стволы вековых сосен, покрытые слоеной ароматной корой с подтеками янтарной смолы, которую можно долго жевать, коротая затянувшиеся вечера. По ту сторону костра повернулся на другой бок Эллорион, он любит спать, завернувшись в одеяло с головой. Возле него на земле виден лук и колчан с белыми стрелами. Другого его оружия не видно, — Эллорион всегда спит с кинжалом на поясе. В головах у юноши две походных сумки, почти пустые — запасы на исходе. Все так, как и должно быть. Все так, как было вчера и третьего дня. Скучно.