Страшидла

Страшидла

Они говорили мне, что я идеальна. Много лет понадобилось, чтобы наконец приняли решение о создании нового человека. Иммунитет ко всем видам болезней (кроме насморка, уточняли посмеиваясь), пропорциональное телосложение, черты лица, волосы. Отец заплатил большие деньги, чтобы именно я стала той самой перворождённой девочкой с изменённой улучшенной ДНК. Он, кажется не совсем понимал, сколько внимания будет к его ребенку. Подопытная мышка, жизнь которой обещала стать началом новой эры, эры идеальных людей.  

Первое время он получал удовольствие, что его девочка так важна для науки. Мама же страдала всегда, она всего этого не хотела, но не смела перечить мужу.  
- Ты что не понимаешь? Она будет не просто красавицей, она никогда не заболеет! Да любая мать на свете отдаст почку ради такой возможности! – отец ходил по гостиной, убеждая любимую женщину пойти на процедуру. Она и не противоречила ему, просто слегка побледнела, когда он сделал ей такое предложение. А отец легко считывал все ее эмоции. 

Назвали меня Евой, нелепая отсылка к библии, и вот я первая женщина на земле, которая была слишком хороша для этого мира. О моем рождении написали все таблоиды, мое фото увидели миллиарды. Голенькая малышка на руках женщины, которая смотрит в объектив камеры с нескрываемой печалью. Столь интимный момент у нее украли, как украдут всю ее жизнь, ведь ее девочка не принадлежит ей, она принадлежит этому миру, возлагавшему большие надежды на спасение человечества. 

За каждым моим шагом следили. Я помнила, как выходя с мамой на прогулку, за нами шли фоторепортеры. Я поворачивалась, чтобы проследить взглядом за стальной стрекозой и упиралась в плоские экраны. Лица репортеров были невозмутимы, они серые тени за моей спиной, следят за всем, что я делаю. Чтобы уже назавтра написать о том, что идеальный ребенок обожает рассматривать букашек, ест песок, а мать с ужасом просит дочку этого не делать. Будто Ева может заболеть, ха-ха! «Ваши дети заболели сезонным гриппом? А Ева Вольски по-прежнему здорова и прекрасна, ей ничто не угрожает. Прорыв в науке, то, чего вы так боялись много лет, стало вашим же спасением»!  
 Мама нервничала от такого плотного внимания, стала курить, прячась от отца, но ему быстро доложили. Ведь что за шутка, идеальная девочка и порочная мать. Они тогда поругались. Я слышала его крики даже через дверь своей комнаты и сжималась от того, как силен был его голос, грохочущий на весь наш дом. Мама плакала, умоляя отца уехать, скрыться, так невозможно было жить под взглядами всех этих людей. 

- Какие люди? Парочка журналистов?  - он бранился и язвительно посмеивался ей в лицо. 
- Ты почитай, что пишут в сети. Что наша Ева – дитя дьявола, что все люди, как люди, а она… она – мама захлебывалась в плаче, скулила, словно сбитая машиной собака, но отец был непреклонен. Одним из пунктов договора - была открытая жизнь его дочери, все для науки, на благо будущего и посещение врача раз в месяц. Чтобы убеждаться – ребенок действительно имеет стойкий иммунитет и развивается согласно нормам. И посмотрите, как же она хороша! Не похожа на мать с ее коротким и слегка широковатым носом, ни на отца, с его тяжелым подбородком и торчащими ушами. «Идеальная», - вздыхали медсестрички, завистливо провожая взглядом. 

Правда, отец все-таки усилил охрану дома, ко мне приставили телохранителей. Несколько раз фанатики атаковали нас на прогулке, выкрикивая обидные слова, а одна женщина, с диким взглядом (ее глазницы будто вываливались, как желе) пыталась облить меня помоями. С тех пор мы гуляли не только с праздной толпой зевак и журналистов, но и двумя бугаями, один шел впереди, другой за нами. 

Ночью мама приходила ко мне, обнимала меня, я утыкалась носом в ее грудь и плакала вместе с ней. Я не понимала, что значит быть идеальной, мне казалось я такая же, как другие дети, которые, правда, не хотели со мной общаться. Только близнецы, дети папиного друга, противные мальчишки, делали вид, что играют со мной, но на самом деле, когда мы оставались наедине, называли меня лабораторной крысой. Я жаловалась отцу, что Пол и Антон меня обижают, но он не верил, ведь близнецы начинали жалобно визжать, топать ногами и требовать справедливости. Его друг верил своим отпрыскам, а папе важнее было сохранить дружбу с другом, бизнеспартнером. 

В элитной школе, куда меня отправил учиться отец, дети тоже знали, кто я такая. Первое время меня не трогали, лишь шептались за спиной. Я привыкла к презрительным взглядам, пряталась во время перерывов, играя с единственным своим близким другом – куклой Страшидлой. Только телохранители знали, где я, хотя пару раз пыталась сбежать и от них, но все-таки бугаи были профессионалы.  
Куклу мне подарила мама, купив втайне от отца у какой-то бабушки на улице. Она сказала, отдавая маме игрушку, что куклу зовут Страшидла. Мама смутилась, промямлила, что имя нелепое. А старушка, глядя на нее своими теплыми карими глазами тихо, но отчего-то все равно очень громко, произнесла: «Имя хорошее, так понятнее, насколько она красива».

Мама предложила мне назвать куклу иначе, однако я называла Страшидлой, понимая, что имя это действительно подходит ей, не потому что она страшненькая и куцая, а потому что другая… Кукла была тряпичная, глаза –пуговицы, рот – красной ниткой растянутой тонкой улыбки, синее платьице из льна, мягкое тельце. «Внутри вата», - объяснила мне мама. Я ее обожала. Папа дарил мне множество игрушек, кукол, домики для них и прочий детский хлам. Мне всегда было скучно среди этого красочного великолепия, не знаю почему так вышло, папа иногда хмурился, что я так равнодушна к вещам. Бормотал про себя: «Странно, ребенок ведь, не может же быть такая побочка», - короткий смешок. А Страшидла стала для меня моим сокровищем. Я спала с ней, ела с ней, если отца не было рядом, ходила на прогулку, пряча ее в рюкзак на спине, таскала в школу. На переменке мы уединялись под лестницей, что была в дальнем коридоре на первом этаже возле туалетов (запасная лестница, которой никто не пользовался), и говорили обо всем, что происходит. Конечно, говорила я, а куколка моя меня слушала и молча утешала. 
- Ты вырастешь, и мы уедем. Туда, где нет интернета и никто о тебе не знает, - шептала она мне на ухо, и я мечтала поскорее повзрослеть. 
* 
- Дай мне ее кусочек! – орала толстая девочка из моего класса, которую многие за глаза называли Пончик. Толстая, круглолицая, мелкие глазки, словно кто-то тыкнул карандашом в розовое блюдце, сальные волосы и вечно слюнявый рот. 
Они загнали меня в угол в раздевалке. Телохранителей туда не пускали, учительница вышла на минутку, и девочки решили накинуться на меня. Я слышала, кто-то решил, что я бессмертная, мое тело обладает магией и, если откусить плоть, тоже станешь бессмертным. Подумать о том, какая это чушь, не успела. Они окружили меня, Пончик втиснулась между двумя девочками, и кричала. Все другие девочки были робкие, одинаковые, кроме нее, толстой и громкой, готовой, мне казалось, действительно открыть свой тонкий рот и вонзить зубы в мою плоть. Я прижимала рюкзак к груди, жалась к стенке, отчего крючок впился в лопатки.