– И что это должно означать, о недостойнейший из сыновей предвечного отца? – гневно вопросил серафим-куратор Седьмого ангельского сонма (для официальных документов – С-007, для друзей – Сесе). Младший ангел-утешитель оного сонма, фигурировавший в отчётах как двенадцать-бис (ибо носить число тринадцать ангелу было невместно), но больше известный как Биска, довольно уверенно сделал вид, что не понимает, о чём речь. Что-что, а делать вид он умел. Утешать, впрочем, тоже – во всяком случае, к его профессиональным качествам претензий до сих пор не возникало. А вот в остальном...
– Не притворяйся агнцем невинным! – взорвался куратор, позабыв в запале, что ангелы невинны по определению. – Посмотри на себя – что это за вид такой?!
Биска послушно посмотрел, тем более что ангелам для этого не требуется зеркала или иных подручных средств. Собственный вид – платиновая, «перьями» выстриженная чёлка, полурасстёгнутая приталенная рубашка и узкие, элегантно потрёпанные джинсы – его полностью устроил.
– Шеф, а что не так? – недоумённо поинтересовался он. – По-моему, ничего так себе вид. Соответствующий.
– О, высокое небо! – воздел к оному руки и крылья С-007. – Право же, в одном ты прав, ибо вид твой, несомненно, соответствует лексикону. Но увы тебе – и тот, и другой, более не соответствуют ничему!
Биска поморщился – чуть-чуть, деликатно, как и положено подчинённому, понимающему, что начальник порет чушь, но соблюдающему субординацию:
– Шеф, простите, но вы отстали от жизни как минимум лет на триста. Я понимаю, что в вашем возрасте триста лет – не срок, но люди, знаете ли, существа короткоживущие, у них всё очень быстро меняется. У себя тут мы можем устанавливать свои правила, да и то… по моим наблюдениям, классический рай соблазняет уже разве что старых дев, но и они высказываются в том духе, что там не хватает котиков. А от молодёжи только и слышишь «на фига мне этот дом престарелых» и «в аду хоть весело». Почему, вы думаете, мы последние века всё больше теряем позиции? Потому что используем заведомо проигрышную тактику.
– Не стоило тебе, о недостойный нарушитель приличий, поминать о тактике и проигрышах, – перебил подчинённого куратор, – ибо видели тебя намедни в компании одного из конку… тьфу, врагов всего сущего, за игрою азартной, картами именуемой, что людям дьявольским наущением внушена, дабы толкать на путь порока и преступлений, а для нас, небожителей, и вовсе непристойна!
– Да вы, шеф, совсем историей не интересуетесь, – уже более откровенно пожал крыльями ангелок. – Дьявольское наущение – это кости. А на счёт карт Килону как раз один из наших подсказал, он мне сам рассказывал.
– Килон? – с невольным интересом уточнил Сесе.
– Да нет, Тривос... ну, в смысле ангел-хранитель-888. И для дела, кстати, подсказал – чтобы бедняков от мыслей о еде отвлечь. Хотя в чём-то вы правы, конечно – люди потом эту игрушку для всякого пользовать начали, тут уж Первый сонм лопухнулся, не проследили. Ну да люди есть люди, они и тараканов к азартным играм привлечь сумели, не то, что карты.
Сесе слегка смутился: в дела смежных ведомств он не лез принципиально, поэтому кое в каких вопросах и правда разбирался хуже подчинённых.
– Как бы там ни было, – тоном ниже продолжил он, – но поведение твоё осуждения достойно! Ибо привёл ты, гнева моего и Божьего не страшась, слугу врага предвечного прямо в облачные кущи и предавался с ним игре азартной, да ещё на раздевание! Совести у тебя нет!
В последнем серафим был несправедлив: совести у Биски действительно не было, но абсолютно не по его вине. Априори безгрешным ангелам она не полагалась по штату – за ненадобностью. Умения обижаться, впрочем, им тоже не выдали, поэтому ответил младший утешитель вполне мирно:
– А мы на раздевание только сперва играли. Я, между прочим, специально проигрывал!
– Зачем?! – Сесе так изумился, что даже забыл возмутиться.
– Ну-у-у… – изобразил смущение Биска, – они ведь, сами знаете, это… похотливы в общем. Ну и когда я последнее проиграл… в общем, он потом больше не в карты смотрел, а сами-поняли-куда. А я у него, между прочим, пять заблудших душ выиграл!
– Достойно ли ангелу небесному подобное коварство проявлять, что воистину стороне иной более пристало? – с сомнением пробормотал куратор, почесав затылок кончиком верхнего левого крыла.
– Шеф, окститесь, какое коварство? Я его что, заставлял играть? Да я даже и не уговаривал! Это он сам и предложил – видать, посчитал, что коли ангел, так в «бесовских игрищах» полный лох, и он легко сим воспользуется. Гордыня это, что смертный грех есть, не так ли?
Спорить с такой логикой было довольно сложно – ну как тут поспоришь, если подчинённый ссылается на основополагающие заповеди? Да и слова его звучали вполне в духе генеральной установки: греховность противоположной стороны была столь же фундаментальным понятием, как и безгрешность ангелов. Поэтому серафим-куратор почёл за лучшее свернуть спор и вернуться к прежней теме:
– Оставим пока разговор о поведении твоём, кое ещё осмыслено и разобрано будет, и вернёмся покуда к виду твоему, ангельское звание порочащему. Неужто и впрямь полагаешь ты, что смертным такого вида небожитель ближе и понятнее, нежели образ, веками проверенный и привычный?
– Да что вы, шеф, как с седьмого неба свалились! – фыркнул окончательно обнаглевший ангелок. – Ваш «проверенный» уже всем надоел до икоты. Это ведь прежде жизнь была неспешная да неменяющаяся, да и то уж который век те, что пообразованнее, о «новых образах» поговаривали. А теперь с этим их телевизором да Интернетом только и остаётся, что за модой гнаться.