Строптивая для мажора

Пролог

- Ты просто не можешь забрать меня из школы за месяц до окончания десятого класса! – произношу на взводе, чувствуя как голос предательски звенит.

Вообще-то я с мамой обычно не спорю. Не привыкла. Она у меня железная женщина.

И все мои попытки бунта до сегодняшнего дня оставались просто попытками. Но в этот раз как-то не хочется сдаваться, поэтому мы кружимся друг за другом по комнате. Пытаюсь выхватить свой свитер, но он вскоре приземляется в чемодан.

- Ты не можешь поступить со мной так! – выдыхаю, когда мы останавливаемся друг напротив друга.

Она упирает руки в бока, пару мгновений смотрит грозно, а потом друг сдается.

- Ты же знаешь для чего это все, Анна.

Я отвожу глаза и убираю за ухо локон.

Конечно же знаю. Лучше было бы сформулировать эту фразу так: «из-за кого». Мой отец набрал долгов и смылся в неизвестном направлении, в противном случае ему грозила бы тюрьма. Мама верит, что его подставили. Я тоже хочу верить в это.

Закусываю губу, потому что на глаза наворачиваются непрошенные слезы. Шмыгаю носом и прижимаю руку к губам.

Но разве все должно заканчиваться так?

Из-за того, что папа не сумел договориться с банком или бог его знает кем еще, моя жизнь теперь рушится: старую квартиру мы с мамой вынуждены продать, и чтобы не остаться ни с чем, я должна ехать в новый город. Все, что я знаю, чем дорожу: улица, дом, подруги, которых знаю еще по песочнице остаются здесь.

Я отворачиваюсь к окну, чтобы не выдать этой минутной слабости. Смотрю на то как ветер колышет занавески и стараюсь не зарыдать. Там, за стеклом мой двор, знакомый с детства. Что ж, очень может быть сегодня я вижу его в последний раз.

- Собери вещи, Аня, я ведь не знаю, что именно ты хочешь забрать, - строго говорит мама, но я уже слышу, что в ее менторском тоне проскакивают нежные нотки, она как будто извиняется.

Я смотрю сквозь приоткрытую дверь с собственную спальню, на кровать застеленную моим любимым синим пледом, рисунки, приколотые к стене – все это не заберешь с собой.

- Если тебе приятно работать на олигарха, то я к нему и близко не подойду!

Шагаю в комнату и с размаха захлопываю за собой дверь.

Приходится признать: сегодня между моим прошлым и будущим прочерчена жирная черта. Эта комната уже принадлежит какой-то другой девушке, а может и не девушке. Вчера я видела как мама принесла домой договор купли-продажи и долго-долго сидела с ним на кухне, глядя на бумагу слепыми глазами.

Мне кажется, она даже не плакала.

А я так и не смогла приблизиться к ней.

Хватаюсь за дорогие сердцу постеры, прилепленные к обоям и одним четким движением срываю бумагу, рву в клочья, бросаю на пол. Я почему-то до последнего верила в то, что что-то образуется: банк пересчитает займ, а папа вернется. Ведь жизнь нормальных людей не должна в одночасье рушиться. Но я столкнулась с обратным и теперь могу позволить себе маленький бунт.

Слезы застилают глаза, но я не хочу останавливаться.

Утром мы обе уже выходим из здания вокзала.

- Я не буду жить в этом доме, - бурчу себе под нос, когда мама в сотый наверное уже раз сверяется с часами.

Она нервничает и ее дурное настроение передается нам обоим.

По правде, все могло бы быть еще хуже, если бы не внезапно подвернувшийся олигарх. Моя мама – известный в узких музыкальных кругах педагог. Женщина, обладающая репутация человека, умеющего выращивать самородков.

У олигарха из соседней области есть дочь, которая мечтает о карьере на эстраде.

Я не знаю, как этот человек услышал о том, что у нас проблемы с домом и приличные долги, из-за которых мама и так вынуждена была бы оставить свою студию. Она считает, что нам повезло, а я чувствую себя так, будто весь мир от нас отвернулся.

Мы будем жить в маленьком домике для прислуги и моя мать будет кем-то вроде горничной в огромном доме этого хозяина жизни. Я слышала, что Вильцев мерзкий тип.

- А ты и не будешь, - вдруг произносит мама.

Поднимаю голову.

В это время как назло начинает вдруг накрапывать дождь. Мама закрывает нас обеих зонтом и смотрит на меня строго.

- Он обещал оплатить тебе языковые курсы.

- Что? – вырывается у меня.

Тут перед нами тормозит черный автомобиль с тонированными стеклами, едва-едва не обдав волной грязной воды.

Наружу выходит водитель, чуть приподняв фуражку кивает нам, и направляется к чемоданам. Увидев его, мама с облегчением вздыхает.

- Это часть моего гонорара, Анна, - мама передает водителю тяжелую клетчатую сумку с нашей одеждой и мне вдруг становится стыдно за нас – такими сумками челноки в девяностых пользовались.

Наверное эта вещь пылилась на антресолях с тех пор и вот, сугубо потому что мы совсем обнищали, пришлось взять ее с собой. Мы правда выглядим как две попрошайки.

- Я считаю, что тебе не помешает подготовка к поступлению, - говорит мать, распахивая пассажирскую дверь машины, когда с погрузкой вещей уже закончено.

Я мельком отмечаю жест водителя – кажется, это он собирался открыть нам дверь. Но уже поздно. «Мы ведем себя как плебеи» - читается в том, как он мимоходом пожимает плечами.

Черт!

Плюхаюсь на сиденье и смотрю четко вперед.

У меня были совсем другие планы на это лето. Сжимаю в руках сотовый телефон, активирую экран и понимаю, что у меня рука все еще не поднимается набрать прощальное сообщение подругам, Кате и Свете. Они конечно знали, что я попала, но как и я думали, что пуля просвестит мимо.

- Но ты же обещала, - бурчу, когда мы трогаемся.

Мы с Катей и ее родителями еще весной договорились о том, что все вместе поедем в Анапу.

- Я обещала только думать о твоем будущем, - в глазах мамы блестит сталь.

Резким как будто воинственным жестом она пристегивается и отворачивается к окну.

- Спасибо, мама, - цежу сквозь зубы. - Вместо Анапы меня ждет языковая школа.

Она резко хватает меня за руку и сжимает запястье так, что приходится обернуться.