Студенты по обмену, или Обмен студентами

Студенты по обмену, или Обмен студентами

Во французской стороне, на чужой планете

Предстоит учиться мне в университете.

До чего тоскую я — не сказать словами.

Плачьте, милые друзья, горькими слезами.

На прощание пожмём мы друг другу руки

И покинет отчий дом мученик науки.

Лев Гинзбург

«Школьные годы чудесные, с дружбою, с книгою, с песнею, как они быстро летят...» летят, летят и прилетают в годы студенческие. Кто из будущих студентов не мечтал о жизни в студенческом общежитии? Развесёлые проделки, шумные вечеринки, дружеские посиделки и хроническое недоедание... Впрочем, последнее совсем уж из давних времен и вряд ли кого-то привлекает. Но всё остальное! Неужели, не соблазнительно? Ладно, пусть не все, но многих такая жизнь привлекала, ведь к ней прилагалась свобода. Полная свобода, никакого контроля! Но по отцовскому велению, материнскому хотению эти мечты рушились в мгновение ока: никаких общежитий, только родственники/друзья/знакомые (нужное подчеркнуть), они за тобой присмотрят, ты же ещё маленький. И адрес временного места проживания. Грустно, но…

Итак, в волшебном лесном царстве и обычном человеческом государстве начинался новый учебный год. Думаете, это совпадение? Зря. Спросите сами у себя, откуда взялась дата «Первое сентября»? Не знаете? Спросите у всеведущего интернета, он вам не одну версию выдаст, и все неправильные. А правильная та, что пришла она от Василисы Микулишны Премудрой, именно в этот день её осенила мысль открыть первое учебное заведение для волшебной молодёжи, а уж оттуда, по неведомым дорожкам, просочилась в мир человеческий, да так и осталась. На этом заканчиваем короткий экскурс в мечты и историю и отправляемся в реальность и наши дни.

***

В Жёлтом Болоте было тихо, как и положено в любом порядочном болоте утром ранним. Толстая жаба из династии будильников отсчитывала последние секунды до времени, установленного Хозяином вод. Глубокий вдох и оглушительное «Ква-а-а» не позволило будущему Тимофею Поликарповичу, а пока просто Тимоше, уже почти студенту Первого Лесного института, продолжить нежиться в уютной постельке, и стряхнуло не только остатки сна, но и его самого со старой коряги. Лягушата, прихваченные матерью с собой на работу по классической причине «не с кем оставить», беспрецедентно-дружным хором, не водилось за ними такого прежде, выразили восхищение профессионализмом будильника. Тимоша восхищение не оценил, принял за смех и отнёс на свой счёт (если честно, правильно принял и отнёс). Через минуту от тишины на Жёлтом болоте остались лишь воспоминания: Тимоша ссорился с лягушатами и швырял в них что под руку попадётся. Попадалась одежда, на кочках аккуратно сложенная мамой Тимошиной ещё с вечера. Лягушата юркие от одежды уворачивались, почти студент целился тщательней, все были взаимно довольны и веселились с полной отдачей. Пока Хозяин вод не нагрянул.

Старший водяной, Поликарп Тимофеевич, беспорядка в своём хозяйстве не терпел и терпеть не собирался ни от икринок вчерашних, ни от сыночка собственного безалаберного. Одним взглядом грозным и двумя рыками сердитыми лягушачья и прочая молодёжь была призвана к соблюдению дисциплины внутриболотной, частично по кувшинкам разогнана, частично – одета, обута и предстать перед строгим батюшкой для получения напутствия дорожного готова.

– Род наш испокон веков тянется, – издалека начал Поликарп Тимофеевич. – Сколько поколений болото это видывало…

– Три! – доложил Тимоша немедленно. – Если это болото, то три: деда, тебя и меня.

– Вот! – поучительно воздел вверх палец зелёный папа-водяной. – Цельных три уже! И все достойные. А ты самым достойным станешь, стало быть, потому как не кикиморами обучен будешь, а профессорами! А их другие профессора учили, поговаривают, не только наши, ещё и заморские, с Буяну выписанные, а тех… Да леший с ними! – от обилия науки Поликарп Тимофеевич быстро устал и перешёл к основной части отцовского слова: – Эх, помню, в наше время, когда Васька-то только первеньких к себе набирала, ух, как… – тут водяной сообразил, что история его студенческих похождений не пойдёт на пользу воспитанию, ностальгически вздохнул и вернулся к отцовским обязанностям: – Учись, сына, мудрость, стало быть, получай! С честью да славой. А Яга Ягинишна за тобой приглядит, стало быть, чтобы честь эту нашу семейную не посрамил да не уронил куда не след. Знаю я тебя! – и на всякий случай помахал перед носом сыновьим кулаком внушительным. – Ну, чего стоишь? Вперёд, к наукам, заждались, поди.

– А матушка? – с матерью младший водяной вчера весь вечер прощался, но всё равно.

– Не матушкай мне тут! Только хлюпа бабьего ещё не хватало. Большенький уже, стало быть, нечего. Иди Тимка, пока она и впрямь с Синих озёр не прискакала, до ночи не расстанетесь же ж. Ступай, сказал!

И Тимоша, вдохновлённый и воодушевлённый благословением родительским, бодро зашлёпал по болоту к тропинке лесной, а по ней – вперёд, за знаниями новыми.

– На старой развилке указатель стоит, Ягинишна давеча для тебя поставила, не ошибёшься, – догнало его ещё одно напутствие отцовское.

***

Настырный солнечный луч хищно светил Иннокентию Потеряеву прямо в глаза, куда бы парень ни повернулся. В конце концов, злой и невыспавшийся Кеша вскочил и резко сел на кровати за два часа до будильника. Привычным движением опустил руку на прикроватную тумбочку в поисках очков, но нащупал лишь пустоту. Сощурив близорукие глаза до щёлочек, Иннокентий наклонился к тумбочке, недоумевая, куда они подевались. На полу и под кроватью их не оказалось.