Существование Виктории

Существование Виктории

Меня зовут Виктория, и я кукла. Хотя я в этом и не уверена. Мне иногда кажется, что я сама не знаю, кто я. Но это совершенно не важно, ведь в данный момент я – кукла и зовут меня Виктория.

Мое описание вряд ли будет интересно, да оно и не нужно. Но если кому-то всё же станет интересно, то я – невысокая, но и не маленькая кукла, высотой сантиметров в тридцать, в красивом викторианском платье. Возможно, потому меня и назвали Викторией. Фарфоровые руки и лицо, аристократическая бледность. Меня вполне можно было бы назвать красивой. Но это было давно. Сейчас платье моё истрепалось и стало грязным. Прекрасные белокурые локоны растянулись и висят беспорядочными космами. А лицо, некогда такое прекрасное, что глаз не отвести, посерело и потемнело от времени. Местами оно начало осыпаться, а со стороны виска на левую щеку сбегает тонкая и глубокая трещина, от которой разбегаются паутинкой совсем маленькие и тонкие трещины. Глаза… Глаза, пожалуй, остались такими, какими они и были – голубые, стеклянные и безразличные. Время их почти не тронуло, только стекло слегка помутнело, отчего я перестала различать цвета, и мир стал совершенно бесцветным, серым. Но снаружи этого не заметно, и глаза мои выглядят точно так же, как и много лет назад. Кто-то, не помню кто, назвал их однажды красивыми. Хотя я не знаю, что может быть красивого в стеклянных глазах. Скорее страшно. Но не мне судить, ведь я не знаю, что значит страх. Как не знаю и значение слова «красота». И многое другое я тоже не знаю. Я не знаю ничего из того, что многим кажется самым простым, и чего они даже не замечают. Не знаю, что такое радость или грусть. Не знаю, что значит «любить», и как что-то может нравиться.

Кто-то заходит в дом, долго стучит ногами, отряхивая с обуви снег, разувается, снимает тяжелое пальто и шапку, и говорит, что на улице красиво. Снег огромными хлопьями так и валит, и что деревья стоят все белые, как в сказке. Я, вроде бы, киваю. Этот кто-то начинает сердиться, и говорит, чтобы я хоть в окно посмотрела. Начинает говорить что-то о том, что нужно выходить на улицу, и говорит что-то еще – я не знаю. Я перестаю различать слова, буквы, звуки. Что же этот человек мне сказал? С трудом вспоминаю. «Хоть бы в окно посмотрела». Да, посмотреть в окно. Моя хозяйка несет меня к окну и мы с ней долго стоим и смотрим. Снегопад действительно сильный. Значит, будет плохо ходить транспорт. А дети будут кататься на санках и лепить снеговиков. И будет что-то еще, но я уже не помню, что. Да, еще будет холодно. И будет красиво, пока будет снег. А когда он растает, то будет слякоть. А еще тогда будет не прекрасная, а «мерзопакостная» погода. Я не знаю, чем они отличаются, но так говорит тот, кто приходит ко мне.

Этот человек уходит, и перед уходом снова что-то говорит. Вообще, когда ко мне кто-то приходит, со мной постоянно пытаются разговаривать о чем-то. Или не со мной, я не всегда могу это понять. Но этот человек о чем-то говорит, а я не всегда понимаю его слова. Иногда я даже не понимаю те звуки, которые он издает. Но вот он уходит и говорит, когда вновь придет. Он всегда это говорит, хотя это и бессмысленно. Я знаю, что есть дни, часы, месяцы и недели. Но для меня это все ничего не значит. Ведь час иногда может длиться намного больше месяца. Иногда время совсем останавливается, и в такие моменты я не могу найти себе места. Но потом оно снова начинает идти, и снова замедляется и останавливается. Я даже пробовала смотреть на часы. Хозяйка с часами в руках сидела в кресле, а я сидела на ее коленях. Так мы с ней вместе сидели долго, или нам так казалось. Мы вдвоем следили за движением стрелок часов, и так и не разобрались. Мы смотрели на стрелку, но вдруг она оказывалась совсем в другом месте. А потом все стрелки и вовсе исчезали, и мы смотрели на пустой белый круг. Мы так и не смогли разобраться с течением времени. Я даже не знаю, зачем нам это было нужно. Но так хотела хозяйка. Или этого хотела я… Сейчас уже и не вспомнить. Я уже знаю, что лучше не разбираться и не копаться, только еще больше запутаешься.

Хозяйка у меня хорошая. Я её называю хозяйкой, хоть и не знаю, правильно ли это. Но что-то мне подсказывает, что так надо. Я знаю, что есть люди, а есть вещи. И вот вещи принадлежат людям, люди их хозяева. А я, вроде бы, принадлежу к категории вещей. Хотя это так сложно, и лучше не начинать снова в этом разбираться.

Так вот, хозяйка у меня хорошая и, наверное, красивая. Ей кто-то это говорил. А сама она никогда этого не говорила. Но она часто смотрит в зеркало. Я знаю это, потому что я всегда рядом с ней, в ее руках. И мы смотрим в зеркало друг на друга. Я постоянно забываю, как она выглядит, стоит лишь отойти от зеркала. Знаю только что глаза у нее такие же, как у меня, и волосы тоже светлые.

Раньше я видела, как она плакала. Но это было очень давно, и сейчас она всегда спокойна. И я тоже спокойна. Но моей хозяйке это, похоже, не нравится, потому что однажды, в один из тех редких моментов, когда в глазах ее появляется такое странное выражение, и пропадает стеклянный блеск, она с силой бросила меня в угол и кричала, что я – мёртвая и что у меня нет никаких эмоций. Я очень плохо помню тот момент, помню только, как она тогда закричала, упала на пол и схватилась за голову. В тот момент мне на миг показалось, будто это не она лежит там, взявшись за голову, а я. И тогда я, или всё же это была она, впервые разрыдалась. Это было такое странное чувство – внутри было что-то такое горячее, и хотелось кричать изо всех сил, и руки сами, без моего (или хозяйкиного, сложно понять) участия, сами сжимались в кулаки и с силой били пол. На звуки кто-то прибежал, поднял меня. Этот человек стал радоваться и что-то говорить. Он обращался к хозяйке, хотя на ее месте была я. Это все было так запутано, и я видела себя, лежащей в углу. Видела, что на левом виске появилась трещина. Или же это была не я? А тот человек всё суетился, куда-то меня вел. Я, или всё же это была моя хозяйка, продолжала рыдать, не могла идти и постоянно спотыкалась. Предметы вокруг то вырастали до невероятных размеров, то уменьшались. То, что казалось близким, оказывалось далеко, и наоборот, я постоянно натыкалась на вещи, которые казались совсем далекими. А больше я ничего не помню. Будто свет выключили. А когда его вновь включили, то хозяйка вновь сидела в кресле и держала меня в руках. Все встало на свои места, я снова была собой, а хозяйка – хозяйкой. Все было по-прежнему, только на моем виске появилась глубокая трещина. В тот день, вроде бы, шел дождь. Кто-то сказал, что погода на улице «мерзопакостная», и что в такую погоду только настроение портится. Но эти слова не значили совершенно ничего. Я не знаю, что такое «настроение», и как оно может испортиться. Я знаю только то, что я всегда «спокойная». Мне это часто говорят. Хотя какой еще может быть кукла. Только спокойной. Фарфоровой, безучастной и спокойной.