Свобода

Свобода

Свобода

Солнечный луч скользнул по моему лицу, на мгновенье ослепив привыкшие к искусственному освещению глаза. Пахнет весной, свободой и пустотой. Первое – чертовски приятно, второе – непривычно, а третье... «Как в космосе», – думаю я и криво усмехаюсь. И дата прям что надо. Двенадцатое апреля. Я огляделась. Непривычно широко. Мокрая, ещё холодная после зимы, земля, украшенная первыми побегами мать-и-мачехи. По-весеннему высокое небо. Серая полоска старого, в заплатках, асфальта. Аллегорично. Как вся моя жизнь.

Двадцать пять. Мне столько и не было, когда я оказалась здесь. Хуже бывает только в романах Достоевского. Вся жизнь в жёлто-серых тонах. Внезапный приступ тошноты заставил меня двигаться вперёд, подальше от зоны. Зона. Слово то какое. Точное слово!

Остановка. До автобуса ещё полчаса. Есть время подумать. Кто-то мог бы посмеяться над этим. Будто бы за двадцать пять лет не было времени. А не было. Вместо времени - липкая вязкая субстанция, наполненная страхом и мыслями о выживании. Мысли о свободе приходят только поначалу. Потом об этом не думаешь. Потом боишься об этом думать.

Я сижу на пыльной скамейке, разглядывая следы многочисленных слоёв краски. Вот так и моя жизнь. Закрашивай – не закрашивай, все равно проступит прошлое. Облезлое, убогое. Счистить бы всё, да заново!

Вот женщина подошла. Села рядом. Вздохнула. Жалостливо смотрит. Значит, на свидание приходила.

— Доченька у меня тут, – всхлипнув, неожиданно произнесла она. По изборожденной морщинами щеке потекла одинокая слеза.

Доченька. Как давно не слышала я этого слова. В груди что-то сжалось, словно тугая пружина, готовая вот-вот развернуться и вытолкнуть наружу злость, обиду, жалость к самой себе.

— Доченька! Доченька! – зло кричу я на женщину. – Зэчка твоя доченька!

Меня трясёт, словно в припадке эпилепсии. Слёзы, непозволительная роскошь на зоне, текут по моему лицу. Женщина охает. Обнимает меня. Гладит по голове, что-то причитая:

— Всё наладится, доченька. Всё наладится.

***

В старом автобусе пахнет бензином, облупившейся дермантиновой обивкой и куревом. Ехать долго. Я успокаиваюсь. Открываю форточку. Подставляю лицо ветру. Запахи леса, талого снега и чего-то неуловимо сладкого постепенно вытесняют из сознания зону. Так пахнет в пору юности. Воспоминания. Не хочу вспоминать даже хорошее. Не могу. Не здесь. Гоню свои мысли прочь и улыбаюсь.

* **

Автовокзал встречает меня суетой, обилием людей, стоящих в очереди за билетом. Двое в серой форме. Полиция. Подходят. Нюх у них что ли!

— Ваши документы.

Молча достаю справку. Что-то сверяют по рации.

— Куда направляетесь?

— В деревню. В Ковали.

— К родственникам?

— Нет. Нет у меня никого. Сирота.

— Чем планируете заняться?

— На деревне всегда есть чем заняться. Хоть в доярки, хоть в клуб полы мыть.

— Про учёт вы в курсе. Сразу к участковому.

— А как же. Первым делом.

Забираю справку. Убираю во внутренний карман старомодной куртки. Ковали вы мои Ковали! Почему именно Ковали? Была девчонка у нас одна, из Ковалей. Много чего мне рассказывала. Про дом свой. Про мамку. Про отца-инвалида. Про сирень во дворе. Про речку Ковалиху. Про любовь свою приезжую. Про то, как попала на зону через эту любовь. Много чего. Хорошая девчонка. Красивая. Таких на зоне любят. Повесилась она. Не выдержала. А я выдержу. Какие мои годы ягодные!