Свободен

Глава 21

— Тёмочка, доброе утро! — радостно восклицает Елизавета Марковна, увидев Мистера Атлетическое Совершенство в вестибюле. — Как спалось?

— Отлично, — вешает он на грудь наушники, и ни один мускул не дёргается на его лице в ответ на то, что я не одна.

В майке, мокрой на груди треугольником, словно от только что из спортзала. С телефоном в чехле, пристёгнутым к рельефному бицепсу. В шортах, словно он в них родился, так они идеально сидят. И улыбкой, будто ничего в жизни не видел ослепительнее, чем невыспавшаяся ненакрашенная я, Лана Танкова, он делает шаг вперёд.

— Привет! — склоняет голову, глядя на меня.

— Привет! — неожиданно хочется мне упереться лбом в его мокрую грудь, потому что её притяжение вдруг оказывается сильнее земного, но я же не могу. Я нитакая.

Гордо прохожу в распахнутые настежь двери отеля, чувствуя, как бьётся о рёбра дерзкое и непослушное, неистово перекачивая кровь. И замираю перед маленькой мусороуборочной машинкой, орудующей на проезжей части.

Собственно, сама машинка просто стоит, а вот сидящая в ней немолодая китаянка ловко подхватывает палкой с щипцами на конце брошенный у бордюра окурок, так же ловко отправляет его за голову в открытый мусорный бак и переезжает к следующему.

— На Хайнане в последнее время озабочены на чистоте, — останавливается позади меня тот, кто не должен создавать вот эти видимые колебания воздуха, но создаёт. Целые магнитные бури. Неистовые акустические вибрации. — Везде на дорогах камеры, — продолжает он, не замечая, что вихревые потоки его джазового баритона утаскивают меня в чёрную дыру, где я больше не слышу ни звуков города, ни сигналов машин, ни шумных прохожих. Только соло хриплого саксофона, звучащего для меня балладой о разбитом девичьем сердце. — Каждому водителю, кинувшему из окна мусор, присылают штраф. Но поначалу и этого им показалось мало. К такому нарушителю ещё присылали телевидение и показывали в местных новостях. Поэтому теперь здесь такой порядок.

— Откуда ты всё это знаешь? — мысленно отхлестав себя по щекам, слегка оборачиваюсь я.

— Я здесь не первый раз, — пожимает он плечами.

— Каждую свою девушку сюда привозишь? — как за спасательный круг цепляюсь за своё ехидство.

— Ревнуешь? — улыбается он, и вздрагивает, потому что вздрагиваю я, когда он касается моей руки.

— Очень, — первой отмираю я, пока он так и стоит истуканом, и вряд ли понимает о чём я сейчас говорю.

— Тебя — единственную, — не сводя с меня глаз, ведёт он подушечками пальцев по запястью, а потом сжимает мою кисть в своей сильной и влажной ладони.

— Артём, — предупреждающе качаю я головой, но толку. Чёртовы мурашки выдают меня с потрохами. И выдают его с потрохами, словно переползая на его руку.

Мы спохватываемся, перебегаем дорогу к поджидающей нас на той стороне улицы Елизавете Марковне. Только он и не думает отпускать меня, вдруг останавливается и разворачивает к себе.

— Доверься мне, — трётся виском о мой висок, ничуть не стесняясь старушки. Едва касается, но меня качает от его знакомого, но такого нового запаха, как те деревца на крыше. — Доверься, Лан. Я не сделаю тебе больно. Не сделаю.

«Легко сказать, — стиснув зубы, поднимаю я на него глаза. — Только однажды я уже это слышала. Однажды уже думала: если что, я справлюсь. И зря так переоценила свои силы. Того, кто однажды сказал также, я не забыла до сих пор. Два года, и до сих пор меня преследуют фантомные боли. А сколько я буду забывать тебя? Всю оставшуюся жизнь?»

— Тёмочка, а ты с тренировки что ли? — рушит всю магию момента неугомонная Елизавета Марковна, но не заставляет его повернуться.

— Да. В гостинице отличный спортзал, — кивает он, гипнотизируя меня своим пристальным больным взглядом.

— Ты вообще спал? — всматриваюсь в его воспалённые глаза.

— Почти. Часа два. Но ты всегда на меня так действуешь — я не чувствую усталости.

— Всегда?! Я?!

— Всегда. Ты, — нежно кладёт он руку на мою спину, увлекая за собой и поясняет Елизавете Марковне: — Сейчас всё время прямо, потом через дорогу мимо статуи, а дальше между кафешек, я покажу.

И снова перехватывает за руку, скрещивая наши пальцы, пока я удивляюсь: не мерещится ли мне «Макдональдс».

Не мерещится. Да тут, оказывается, цивилизация. И почему я думала, что Хайнань — дикий аул, грязный и враждебно настроенный к русским?

Напротив. Круглой двухэтажной башенкой высится «Трактир «Москва». Приветливо зазывают к себе на обед объявлениями на чистом русском языке кафешки на любой вкус. Смущённо улыбается на мой удивлённый взгляд китаец, громко и забойно рекламирующий свежие вафли.

— Что он орёт? — оборачиваюсь я к Артёму.

— Что-то типа «налетай, не скупись, покупай живопись», — хмыкает он.

И всё это, конечно, интересно и увлекательно. Только всё затмевает собой…

Вот тут я на секунду задумываюсь: этот парень в мокрой майке, что держит меня за руку или всё же море?