Святая Русь. Iii. Пожаром пылала Россия

Святая Русь. III. Пожаром пылала Россия

Святая  Русь

книга   третья

Пожаром  пылала  Россия

Глава   первая

            Несмотря на то, что восстание против Лжедмитрия было возбуждено во имя веры православной, во имя земли русской, гибнувших от друзей последнего - еретиков и ляхов, в народе отложится в сознания, что дело совершено, по крайней мере, нечистым образом.

            При гибели Годуновых народ был спокоен. Он был уверен, что новый царь есть истинный сын Ивана IV, и в истреблении Борисова семейства видел казнь, совершенную законным царем над своими изменниками, но теперь не было этой всеобщей уверенности.

            Вот почему 17-го мая 1606-го года в Москве не было ознаменовано тем душевным ликованием, какое обыкновенно бывает по совершении общего дела. Некоторые радовались гибели друга еретиков, но не смогли для принесения благодарности Богу созвать в храмы толпы людей, хмельных от вина и крови. Недолго раздавались по улицам клики заговорщиков, недолго слышалось хвастовство их легкой победой: этим кликам не было отзыва рассказам о кровавых подвигах и не было сочувствия. Москва скоро успокоилась, ночью царствовала глубокая тишина: смущенное оробевшее общество притаилось с тяжелой думой о прошедшем и будущем.

            Бояре составили заговор против Лжедмитрия, не думая о том, как поступить, когда один из них сделается царем. Виднее всех бояр московских по уму, энергии, знатности рода, по умению сохранять родовые предания, быть им верным было два князя – Василий Шуйский и Василий Голицын: они-то и были головами заговора, они-то и должны были думать о том, как бы прежде других воспользоваться его успехом. Оба князя имели сильные стороны, но мог ли Голицын успешно бороться с Шуйским? Род Шуйских давно уже гораздо больше выдавался вперед, чем Голицыных, ибо о Патрикеевых уже забыли, сам Шуйский гораздо больше выдавался вперед, чем Голицын, особенно в последнее время. Трудно было найти лицо, в котором бы до такой степени олицетворялись свойства русского быта, пропитанного азиатским застоем. В нем отсутствовали предприимчивость, боязнь всякого нового шага, но в то же время имели место терпение и изумление иноземцев. Он гнул шею перед силою, покорно служил власти, пока она была могуча для него, прятался от всякой возможности стоять с нею вразрез, но изменял ей, когда видел, что она слабела, и вместе с другими топтал то, перед чем прежде преклонялся. Он бодро стоял перед бедою, когда не было исхода, но не умел заранее избегать и предотвращать беды. Он был не способен давать почин, избирать пути, вести других за собою. Ряд поступков его, запечатленных коварством и хитростью, показывают вместе с тем тяжеловатость и тупость ума. Василий был суеверен, но не боялся лгать именем Бога и употреблять святое для своих целей.

            Мелочный, скупой до скряжничества, завистливый и подозрительный, постоянно лживый и постоянно делавший промахи, он менее чем кто-либо способен был приобретать любовь подвластных, находясь в стане государя. Его хватило только на составление заговора, до крайности грязного, но вместе с тем вовсе не искусного заговора, который можно было разрушить при малейшей предосторожности с противной стороны. Знатность рода помогала Василию Шуйскому овладеть престолом, что давало другим боярам надежду править государством от его имени.

            Шуйский первый поднялся против самозванца, был страдальцем за правду для тех, которые были убеждены в самозванстве бывшего царя. Он был на первом месте в заговоре, в его доме собирались заговорщики, его речам, его увещаниям внимали, за ним шли в Кремль губить злого еретика. Для людей, совершивших дело убийства Лжедмитрия, кто мог быть лучшим царем, как не вождь их в этом деле? Но это было дело чисто московское, и далеко не все москвичи его одобряли, а что скажут северные люди,   

5

выборные из городов по всей России?

            Годунов при избрании своем имел все причины требовать созвания выборных со всех городов Российского царства. Он долгое время был хорошим правителем, и это знала вся земля, дурное о Годунове было преимущественно известно в Москве; хорошее – в областях. Притом за Годунова был патриарх, долженствовавший иметь самое сильное влияние на выборах.  В другом положении находился Шуйский. Его хорошо знали только в Москве, но мало знали в областях, так что для советных людей, присланных из Галича, или Вологды, Шуйский был известен не более чем Голицын и Воротынский. И потому советные люди могли легко подчиниться влиянию людей, не хотевших Шуйского, людей, не одобрявших его последнего самого видного поступка. Шуйскому невозможно было дожидаться выборных из городов.

            Кандидат в цари, Василий Шуйский, льстивый царедворец Иванов, сперва явный неприятель, а после бессовестный угодник и все еще тайный злопыхатель Борисов, достигнув венца успехом коварства, мог быть только вторым Годуновым, лицемером, а не героем добродетели.

            Борис, воцаряясь, имел выгоду: Россия уже давно и счастливо ему повиновалась, еще не зная примеров в крамольстве, но Василий имел другую выгоду, не был святоубийцею, обагренным кровью ненавистных царедворцев, и заслужив удивление россиян делом блестящим - низложением самозванца.

* * *

Незадолго до переворота люди с Украины прислали к патриарху некоего львовского мещанина с грамотами. Гонец уведомлял патриарха, что царь является тайным католиком. После гибели Лжедмитрия грамоты попали в руки бояр и были использованы думой для низложения патриарха.

            В первую ночь после убийства Лжедмитрия бояре, затворившись в Кремле, совещались всю ночь. Наутро они объявили о низложении главы церкви патриарха Ипатия. Боярская дума хорошо знала о вероотступничестве, как Лжедмитрия, так и главы церкви. Но отвечать за все пришлось одному Ипатию. На него бояре переложили всю вину коронации Лжедмитрия и Марины Мнишек. Грека с позором свели с патриаршего двора и заточили в Чудов монастырь.